«Добрый день, уважаемые ученики Средней Школы Токио-3» - фраза, с которой, вот уже какой по счету год, начинается каждый мой день.

Кто я? Учитель. Зачем я это делаю? Потому что это мне нравится: есть в профессии педагога определенный. Так сказать, шарм. И так уже много-много лет я прихожу в одну и ту же школу, прохожу по знакомому холлу, заглядываю в учительскую, забираю план-расписание (который так или иначе, без колебаний, отправляется в шкаф, а, затем, по прошествии времени, в урну), отмеряю ровно такое же количество, как и в давно ушедшей молодости, шагов по коридору и, открыв дверь, оказываюсь в своем кабинете.

Да, парты, в этот момент времени еще пусты, а по зданию не гуляет ничего, окромя ветра да редких вздохов остальных учителей, но это поменяется буквально через (неторопливо смотрю на часы, эх возраст – все чаще приходится упираться носом в циферблат, чтобы разглядеть, который же час) полчаса.

Вот, заходит староста, здоровается, начинает готовиться к очередному обычному дню старосты своего класса. Сам я неторопливо встаю и, повернувшись к доске, пишу тему урока. Зачем? А чтобы ученики не спрашивали меня лишний раз (хотя, даже если я, повинуясь старческой забывчивости, запамятую, они все равно будут заниматься своими делами), да и просто из привычки, отточенной с годами работы. А класс, тем временем, заполняется все новыми и новыми людьми: вот заходит, так сказать, бунтарь всего класса Судзухара Тодзи. Да-да, вы сейчас скажете, что он носит спортивную форму, потому что у нас свободное отношение к этому вопросу. А почему бунтарь? А привычка, снова. Может же старик позволить себе маленькие допущения в оценке молодых людей. Да, он всего лишь простой парень, слегка вспыльчивый, можно сказать, но очень простой в общении и достаточно прямолинейный. Таким тяжело… Кажется его и старосту связывают какие-то отношения: уж часто они оказываются вместе и о чем-то спорят. Да, хорошие девочки всегда обращают внимание  на «плохих» парней.

А вот и еще один: вечно лохматый и веселый. Вечно немного не в этом мире. Айда Кенске. Видимо, его можно назвать человеком, который пытается быть на полвека позади в увлечениях, но на полвека вперед в плане потенциала. Как-то так. Забавно, что они с Судзухарой не разлей вода: постоянно вдвоем (интересно, как часто последний делает вид, что понимает и интересуется, скажем, программированием в ассемблере) один говорит, второй молчит или что-то делает. Прямо как в фильмах про полицейских.

Следом входят пилоты (да, мне известно о том, что эта троица – не совсем обычные дети, но я не вдаюсь в подробности: мне просто выдали распечатку, где сказано то-то и это-то), эта троица просто контраст на контрасте. Первой, как и обычно, влетела, именно влетела, Сорью Аска Лэнгли. Ее от остальных отличала как внешность, больше присущая метисам, так и характер. Она, в присущей ей манере, действовала на нервы второму участнику этого действа – Икари Синдзи. Снова высказывала ему за то, то нечего будет есть, так как он не озаботился сготовить. Каково же бить слишком инертным и мягкотелым.

И третья. О ней стоит упомянуть отдельно: уж слишком она отлична от других. Нет, дело даже не во внешности и неразговорчивости, ведь, за свою жизнь, я повидал немало разных людей. Все дело было в поведении Аянами Рей. Да. Она ни с кем и словом не обмолвилась, да, она, если было нужно, отвечала на вопросы, но… Но многие учителя, да и ученики. К слову, воспринимали ее как мебель. Да и я, за долгое время начал воспринимать ее как восход или закат: то что есть всегда. Так и она – есть всегда и всегда на своем месте, глядя в окно в попытке разглядеть там что-то ведомое только ей.

Молодость. Она полна шума, суеты, поисков себя и множества лишних (с точки зрения таких стариков как я) движений и действий, не меньшего количества ошибок. На то она и молодость, чтобы получать опыт, а нужен он будет или нет – решать уже самим получившим.

Начинается урок. Староста, в очередной раз воспроизводит типичный для каждой школы ритуал. Мне уже без особой разницы, право, будут ли они лишний раз вставать и кланяться. Да и зачем лишний раз дергаться? Эх, видимо, возраст берет свое.

Ученики расселись, кто-то достал ручки и тетрадки (они в них теперь рисуют или пишут несуразицу), кто-то уперся в классные компьютеры, а кто-то занялся своими делами. Судзухара, как и обычно, упер подбородок и прикрыл глаза, его товарищ, кажется, расчертил на бумаге очередную самодельную настольную игру, а Лэнгли продолжила тихо донимать Икари. Все, как и обычно.

Я же снова открыл учебник на то же странице, на какой и открываю его уже много лет. Почему? А потому что история – инструмент политиков и главы ее пишут не ученые, а члены государственных палат. Особенно, последние лет пятнадцать-семнадцать. Так что, я снова открыл книжку, положил ее на стол и начал рассказывать о конфликтах после Второго Удара. Все непотребства в учебнике, естественно, опустили, так что там было лишь изложение тех или иных фактов. Да, многого там не написано. Очень многого. А я все продолжаю рассказывать, временами вспоминая, как оно было тогда, пятнадцать лет назад и как было потом. Весь этот калейдоскоп беспокойства. Хотя, я уже тогда был стар, но дела это не меняло.

Вот, очередной ученик запускает бумажный самолетик в другого, вот, кто-то из постояльцев на задних партах выругался и так далее. Шум в классе стал на полтона громче. Староста попыталась успокоить их, но эффекта хватило ненадолго. А шум, тем временем, нарастал.

Кажется, староста вскочила со своего места и приказала всем успокоиться. Надо бы отвлечься.

Я отвлекаюсь от своих воспоминаний и темы урока и смотрю на класс. Все сидят и делают вид, что им интересно. Урок продолжается. И снова комната наполняется слабым шумом от типичной деятельности (то есть, страдания ерундой) учащихся. Кто-то попросту спит, так даже лучше: меньше шума.

А время идет. Урок близится к концу, ученики начинают радоваться тому, что эта. По их мнению, пытка историей, подходит к концу. Потом они уходят, а я и не замечаю толком.

Почему же я выбрал профессию педагога, когда сам был молод? Ведь работать школьным учителем – дело непростое: от составления и согласования программ обучения, до управления классом. Все это требует много времени, усилий и нервов. Молодость, можно сказать, пролетает незаметно в череде уроков, собраний, поездок на советы педагогов или конференции. В итоге, пылью покрывается учебник, стол и его хозяин.

Казалось бы, чего же тогда привлекательного в такой работе? Если нужно только тратить время и пытаться заставить школьников учиться, когда они сами хотят совсем другого. Постоянно получать нагоняй от начальства за то, что класс, дескать, не во всем успевает и иногда получать не всю плату целиком. Да, негатива, стресса и слез немало. Поначалу. А потом втягиваешься, вливаешься и попадаешь в поток, понимая, что можно просто делать то и то, не затрачивая времени на детали, ведь суть образования в самообразовании: кому нужно – сами узнают то, что нужно, а моя задача – дать им мотивацию, натолкнуть.

А когда года минут, а ты из молодого, активного и перспективного учителя превратишься в старика, то все станет еще проще.

А в итоге: все выбирают себе тот путь, который им нравится и идут по нему всеми силами. Я выбрал и я доволен результатом.