— Я был одним из первых вернувшихся, — сказал Аоба Сигеру. — Когда вернулся, там уже были люди, пара дюжин, может, но спокойным не был никто. Многие думали, что это был ад. Не могу их за это винить; когда они поняли правду, я не стал действовать им на нервы. Выживание, страх смерти… это заставит тебя жить. Даже в худших возможных случаях. До нас это дошло довольно быстро. Не говорю, что было тихо-мирно. Нет. Убийства, изнасилования, воровство, грабёж… всё было. Люди боялись. Они были в ужасе. Я их не винил.

            — Как вы выжили? — спросила его Мана.

            Аоба оглядел свой дом, словно в поисках ответа. Он был скудно обставлен: лишь необходимый минимум для того, чтобы не сойти с ума. Самой примечательной была старая гитара, закреплённая над окном, словно какой-то трофей. Мане это почему-то показалось грустным.

            — Мы выжили, потому что должны были, — ответил он ей. — Никто не хотел умереть снова. Это нас всех объединяло. Различия… они были, но спустя некоторое время уже не имели особого значения. Не поймите меня неправильно, было много людей, которых я хотел убить, но не убил. Порой видел солдат в форме… чёртовой чёрной броне… но я как-то сдерживался. Мы… я имею в виду выживших из NERV, мы держались вместе, помогали настолько, насколько люди позволяли нам. Как будто покаяние, думаю. Мы делали что могли.

            — Когда вы увидели пилотов?

            — Аска и Синдзи… Думаю, они были первыми вернувшимися. Не знаю почему. Это казалось правильным. Это имело смысл.

            Он умолчал, почему это имело смысл.

            — Иногда я их видел. Ходили у краёв лагерей или просто смотрели на что-то. Тогда… было на что посмотреть. В море… — Аоба поёжился. — Но они обычно были вместе. Аска и Синдзи. Не держались за руки или что-то ещё. Просто… рядом друг с другом.

            — Они были влюблены?

            — Нет… Я так не думаю… они будто привыкли друг к другу. Грустно было на них смотреть.

            — Они были любовниками? — спросила Мана.

            Аоба подумал над вопросом.

            — Сомневаюсь. Им же было лишь четырнадцать.

            Мана забыла об этом.

            — Но они оставались близко друг к другу, — продолжил Аоба, — даже когда начали возвращаться другие люди. Они оба были… потухшими. То есть, Синдзи никогда не был рубаха-парнем, но Аска… как будто её огонь погас.

            Он нахмурился.

            — Не буду делать вид, будто знаю, что произошло с ними во время Удара, — он специально использовал популярную терминологию, — но это явно было нечто нехорошее.

            Он вздохнул.

            — Они редко разговаривали, даже со мной или другим персоналом NERV. Держали всё в себе. Не знаю, говорили ли они друг с другом, или же молчали обо всём этом. Между ними многое было. Даже в таком юном возрасте, многое происходило, — Аоба опять вздохнул. — Они жили сами по себе, вдали от всех остальных. Никто никогда не пытался привести их к людям после того, как те поняли, кем они были. Не знаю. Мне следовало бы попытаться, приложить больше усилий, чтобы достучаться до них. Но я… не знаю. Сначала я их ненавидел. Словно это была их вина, — он покачал головой. — Эгоистичность в то время была распространённой болезнью. Полагаю, остается ей и сейчас.

            Мана кивнула, делая пометку.

            — Вы всё ещё их ненавидите, Аоба-сан?

            — Нет. Ненависть долго не продлилась. Думаю… я был зол, из-за этой ситуации. Я чувствовал, что они, Дети, облажались. Они должны были спасти человечество от такой судьбы и облажались. Я был зол. Я… я никогда не хотел умереть.

            Мана придержала язык за зубами, чувствуя, что он не закончил.

            — Однажды, не помню, когда… те дни сливались друг с другом… я гулял и наткнулся на Синдзи. Он нёс продукты в их с Аской дом в старой сгоревшей многоэтажке. Он шёл по разбитой дороге, толком не смотря куда, и споткнулся. Выглядело болезненно, но он просто поднялся и продолжил идти. Его руки сильно кровоточили, а он просто… шёл. Но потом у пакета порвалось дно и все продукты высыпались на дорогу. Он… он просто посмотрел на них, потом незаметно так начал плакать. Не… не разрыдался, а просто тихонько плакал. Он начал подбирать продукты, но ему было не в чем их нести. Поэтому он оставил большую часть. Он все ещё плакал, когда уходил.

            Аоба закрыл глаза.

            — Вот тогда я и напомнил себе, что он был лишь ребёнком. Вот так долго я это вспоминал. Я забыл это по ходу дела, когда он каждый день рисковал жизнью, сражаясь, — он усмехнулся. — Словно битва может заставить твой возраст исчезнуть. Словно она решит все проблемы молодости. Боже… он был всего лишь ребёнком…

            — То есть вы простили его?

            — Больше нечего было прощать. Не для меня. То есть, я не побежал к нему и попытался стать его другом. В то время такого не делали. Ни с кем. Но… в душе… я попытался увидеть мир с его точки зрения. Что-то, чего я раньше никогда не делал. Даже… тогда.

            — Вы ещё когда-нибудь контактировали с ним после того случая на дороге?

            — Время от времени Синдзи разговаривал со мной. Он спрашивал, вернулись ли майор Кацураги и Аянами Рей, — он покачал головой. — Они так и не вернулись. Мне приходилось говорить ему это каждый раз, и он просто смотрел на море и кивал себе под нос. Каждый раз он благодарил меня, извинялся за отнятое время и уходил. Это… это всегда заставляло меня себя ненавидеть, с каждым разом всё больше. Он будто знал, что они никогда не вернутся, но всё равно продолжал спрашивать. Продолжал надеяться. Нет, «надежда» — неправильное слово. Это было бесполезно, безнадёжно. Но он должен был спрашивать.

            Аоба выдохнул.

            — Помню, однажды я прогуливался по пляжу, наполовину в поисках новых выживших, наполовину пытаясь убежать от себя, когда нашёл могилу. Не настоящую, тела там не было, просто знак. Деревянный крест с цепочкой на нём. Я стоял там, долго смотрел на него. На самом деле не думал, кто это сделал, или почему… но цепочка показалась мне знакомой. Но, чтоб меня, сказать я не мог. В конце концов, я пошёл обратно в лагерь. Я не взял цепочку. На ней ещё был крест. Я понял, что кто бы её ни повесил, у него была на это хорошая причина. На следующий день Синдзи нашёл меня, опять спрашивал про майора и Рей. Мне вновь пришлось причинить ему боль. Вот тогда я и вспомнил. Я побежал обратно к могиле. Она всё ещё была там. Это была цепочка майора Кацураги. Она… должно быть, отдала её ему в… тот день.

            — Тот день? Вы имеете в виду Удар? — спросила Мана.

            Аоба отвёл взгляд и почесал руку. Он молчал.

            — Вы не собираетесь рассказать мне о том, что произошло тогда, я права? — спросила она.

            Аоба почти рассмеялся.

            — Нет, не собираюсь. Если я не рассказал никому до этого, то на что вы надеялись? Простите. Не хочу показаться грубым, но я должен этим детям больше, чем смогу когда-либо вернуть. Вот что я помнил прежде всего, когда вернулся. Что моя жизнь принадлежит им. И если я могу помочь им, в любом виде, я помогу. Простите, доктор Кирисима. Я знаю, что вы делаете свою работу, но тем же занимаюсь и я.

***

            У остальных выживших сотрудников NERV имелись похожие истории. Решившие поведать об Ударе рассказывали мрачную историю о беспорядочных убийствах безоружных людей военными, о ликвидации. Некоторые припоминали странные слова вроде «деструдо», или «анти-АТ-поле», или «Конечная Догма». Никто не мог объяснить подробней: все либо начинали рыдать, либо хватались за голову и кричали.

            Даже у вернувшихся военных истории различались. Они должны были сдержать Евангелионы и «обезопасить» пилотов. Все они приуменьшали резню в NERV, даже те, кто ненавидел организацию. Мана на них не давила.

            Никто не мог точно описать, что же произошло после уничтожения красной Евы, за исключением одного офицера, который божился, что видел как из пирамидального главного здания NERV поднимался дьявол.

            Остатки выживших «нервовцев», подобно Аобе, находились под домашним арестом. Запертых и охраняемых, их использовали только когда следователь вроде Маны решал, что пора опросить их вновь. Результаты всегда были одинаковыми. Она ненавидела вот так тревожить их, они и так уже прошли через многое, но она не могла отбросить факт того, что рассказы из первых рук давали преимущество над теми, кто полагался только на отчёты.

            Мана вновь бросила взгляд на список выживших, поставив отметку напротив Аобы Сигеру. Все остальные имена уже были отмечены и она перелистнула страницу. Она быстро вспомнила имена высокопоставленных людей NERV, мечтая поговорить с Фуюцки Козо, или с Хьюгой Макото, или Ибуки Майей. Имена Акаги Рицко и Кацураги Мисато также всплывали каждый раз. Все они пропали: либо мертвы, либо в глубинах сна, дарованного кровавым морем. Они, и ещё два имени, которые все вспоминали, но боялись произносить.

            Икари Гендо и Аянами Рей.

            Мана отбросила их. Эти двое ещё не вернулись, и, вероятно, не вернутся уже никогда. Такое впечатление у неё появилось после последних нескольких десятков интервью. Лучше не волновать себя ими. Кроме того, в списке остались лишь два имени. Лишь два, но они могли дать ей больше знаний, чем все остальные вместе взятые. Она прочла первое и решила, что сейчас было хорошее время, чтобы навестить её.

            Сорью Аску Лэнгли.

***

            Её дом был лучше, чем у Аобы. Вот какая первая мысль пришла в голову к Мане, когда она подъехала к жилищу Аски. Она спросила об этом охрану у ворот, но те лишь сказали, что так было необходимо.

            Дом был большой, даже нарочито большой, с простиравшимся вокруг проезда тщательно ухоженным садом. Архитектура и дизайн были типично военными: рациональными, без всякой креативности. И всё же портьеры и цветы, украшавшие окна, создавали ощущение дома, богатого и элегантного. Мана почувствовала, будто собирается брать интервью у звезды.

            Ещё двое агентов поприветствовали её у входной двери, сделав шаг вбок, освобождая ей дорогу. Мана снова показала свои документы, гадая, нужна ли здесь вся эта охрана.

            — Проходите, доктор Кирисима. Вы найдёте Сорью в гостиной, слева в главном коридоре. Наш человек всё время будет с вами, так что можете не бояться.

             — Стоит ли мне бояться? — спросила Мана с полуулыбкой.

            — Обычно да. Сорью не особенно любит женщин. Не то чтобы вы будете в какой-то настоящей опасности, но это важно помнить.

            Мана оглянулась.

            — Эмм, я могу спросить кое-что?

            — Конечно, доктор.

            — Почему все охранники здесь — женщины?

            Агент перемнулась с ноги на ногу.

            — Сорью слишком сдружилась с мужиками.

***

            — Добро пожаловать в мою скромную обитель, — сказала Аска с жестом своей здоровой руки. — Пожалуйста, садитесь, доктор. Вы, должно быть, устали после поездки.

            — Спасибо. Надеюсь, я не сильно отвлекла вас, Аска-сан?

            — Пожалуйста, зовите меня Сорью-сан.

            — Ой, простите. Конечно.

            Мана села, рассматривая богиню напротив неё. Аска была прекрасна, буквально как супермодель, и несла свою красоту с лёгкостью и изяществом. Её великолепию мешали только шрамы. Закрытый левый глаз был словно расплавлен, бровь рассечена надвое. Она не пыталась как-то скрыть его, напротив, казалось, выставляла напоказ, будто подначивая каждого упомянуть о нём. Мана держала свой взгляд на здоровом голубом глазу Аски.

            — Итак, — сказала бывший пилот по-прежнему со своей странной улыбкой, — я полагаю, что вы здесь за тем, чтобы узнать о Третьем Ударе.

            — Да, Сорью-сан, если вы не против.

            — С чего бы мне быть против?

            Она перекинула свои роскошные длинные волосы через плечо правой рукой, её свободная блузка обнажила длинный идеально прямой шрам, идущий по конечности от самых пальцев.

            — Вы лишь трёхсотсемнадцатый человек, который спросит меня об этом. И лишь двадцать восьмая женщина, — её улыбка расширилась. — Я думаю, что женщины-доктора боятся меня. Вы боитесь, доктор Кирисима?

            — У меня нет причин, Сорью-сан.

            Аска слегка нахмурилась, но лишь на мгновение. Она быстро вернула прежнее выражение лица, метнув взгляд на охранника у двери.

            — Разговаривать с женщинами так тоскливо. Знаете, что они забрали всех моих мальчиков? Почувствовали, что я стала слишком мила с ними. И теперь у меня остались лишь скучные девчонки.

            Она промурлыкала ноту.

            — Вы не лесбиянка, доктор Кирисима?

            — Нет.

            Аска вновь замурлыкала, на этот раз две ноты.

            — Ясно. Неважно. Пожалуйста, что вы хотели спросить у меня?

            — Ну, мне было бы интересно, если бы мы поговорили об Икари Синдзи.

            — Синдзи? — она отвела взгляд, вспоминая. — А, да. Синдзи. Я неплохо знала его. Мы оба были пилотами, знаете. Милый мальчик, если я правильно помню. Что вы хотите узнать о нём? Мы жили вместе, знаете. Он был чудесным поваром.

            — Я надеялась, что вы расскажете о нём в общем, — сказала Мана. — Что угодно, что выделялось для вас.

            — Что угодно? Так, давайте посмотрим. У него были тёмные волосы и голубые глаза. Самые чудесные голубые глаза. Но я редко их видела. Он легко смущался и смотреть в глаза для него было тяжело. Как и разговаривать с людьми.

            — Был ли кто-нибудь, с кем он легко мог говорить?

            — М-м-м… на самом деле нет. Мисато обычно говорила с ним, но в основном чтобы подразнить. Я порой гадала, привлекал ли он её. В сексуальном смысле. Она была хищницей. По крайней мере, такое впечатление производила. Что была доступной. Никогда полностью в это не верила, но уверена, что она раз или два подумывала о том, чтобы взять его. Тяжело было не думать.

            Аска тихо вздохнула и наклонила голову.

            — У него было двое друзей. Два мальчика. Я думаю, что они разговаривали. Насколько часто, боюсь, не могу сказать. Я относилась к ним… довольно презрительно. И к нему, когда он был с ними. Мне не нравилось, когда его внимание было направлено куда-то ещё. Конечно, вы знаете такое чувство, доктор Кирисима. Чувство, что мальчик должен уделять внимание именно вам, даже если за это борются остальные.

            Мана кивнула, чтобы она продолжала говорить.

            — Думаю, вы знаете. Вы очень миленькая, доктор Кирисима, — Аска сделала паузу, словно желая услышать благодарность за комплимент. Её здоровый глаз на секунду дёрнулся и она продолжила. — Я помню, что он хотел поговорить со своим отцом. Он был жестоким человеком.

            — Икари Гендо?

            — Да. Он был моим командиром. Он был командиром всех. Да, был. Мы должны были делать то, что он говорил.

            — Да, он был командиром NERV, — сказала Мана. — Что Икари-сан говорил о нём?

            Аска вздрогнула.

            — Нет, нет. Его звали Синдзи. Не… Икари-кун. Перестаньте.

            — Хорошо, простите. Что Синдзи-кун говорил о своём отце?

            — О, он желал, чтобы они могли поговорить как отец и сын, — сказала она. К ней вернулось хорошее настроение. — Мне было плохо, когда он так говорил. Но я не могла сказать ему, нет-нет-нет. Я хотела, чтобы он… ну, неважно, — она улыбнулась. — Что ещё вы хотите знать?

            — Вы были друзьями?

            — О да, лучшими друзьями, — быстро сказала Аска. — Мы были лучшими друзьями. Он был моим другом. Синдзи был моим другом.

           Её улыбка заколебалась и она начала монотонно жевать губу.

            — Он же не сказал иначе, да?

       — Я… я с ним ещё не говорила. Итак, вы были друзьями?

            — Да, я уже вам это говорила. Что ещё вы хотите знать?

            Мана взглянула на охранника, потом на свой блокнот. Она перелистнула несколько страниц.

            — Вы знаете что-нибудь об Аянами Рей? Я слышала, что в определённое время она и Синдзи-сан были близки.

            — Первая?

            Аска взяла стакан воды со столика и небрежно запустила его в стену. Он разлетелся на тысячу частей и Мана подпрыгнула на месте.

            — Да, я тоже её знала. Не так хорошо, как Синдзи, я уверена, но мы иногда разговаривали. Я припоминаю, что ненавидела её, очень сильно. И сейчас ненавижу. Разве это не глупо? Всё из-за того, как она умерла. Помню, как смотрела на её лицо часами и смеялась над ней. Думаю, Синдзи от этого было неуютно.

            — Её лицо?

            — Вы не знали? — Аска издала деликатный смешок. — Она как-то стала гигантом. Синдзи никогда не говорил, как, но было ясно, что стала. Части её тела были разбросаны по Японии. Рука здесь, нога там, пол-лица валялось в море. Интересно, что с ними стало. Вы знаете, доктор Кирисима?

            — Н-нет… нет, я не знаю.

            — Жаль. Меня беспокоило то, как же она смогла стать гигантом. Это, казалось, расстраивало Синдзи каждый день. Он часто плакал, знаете. Иногда безо всякой причины. Порой он просто сидел и плакал, неважно, была я с ним или нет. Весьма занятно.

            — Вы никогда не плакали, Сорью-сан? — рискованный вопрос, но Мана решила воспользоваться шансом.

            — Нет, не плакала, — сказала Аска. Её улыбка исчезла. — Я этим очень горжусь.

            Мана попыталась решить, куда вести разговор дальше. Она готовилась продолжить, когда в комнату забежал маленький мальчик. Его волосы были рыжими, глаза голубыми. Он был довольно красивым. Как маленькая мужская версия Аски. Мана покопалась в памяти в поисках имени мальчика. Его звали…

            — Ой, Рёдзи! — сказала Аска сахарным голосом. — Ты проснулся.

            Мальчик остановился у её ноги и посмотрел на Ману.

            — Это доктор Кирисима. Она хочет заставить меня вспомнить прошлое. Ужасно, да?

            Мальчик кивнул, сердито посмотрев на Ману, и погладил Аску по ноге.

            — Спасибо, родной, — её взгляд перескочил на Ману. — Это Рёдзи, мой сын. Разве он не милый? Какой он у меня милый, славный мальчик. Он составляет мне компанию. Он вышел из меня, знаете. Это было довольно больно, я сказала ему об этом, и он извинился. Какой же он хороший.

            — Могу я спросить, кто его отец?

            — Отец? Я не знаю, на самом деле. Сначала я думала, что это Синдзи, но потом вспомнила, что он так и не вошёл в меня. Это довольно странно с его стороны, никогда этого не сделать. Я знала, что он хотел, он всё же был подростком, а я красивой девочкой, но он так этого и не сделал. Даже когда мы были на пляже и все месяцы после этого. Хмм. Он пытался раз, я даже сказала, что он может, но в итоге он лишь плакал надо мной. Как странно. Ну и ладно.

            Аска взяла сына на руки, посадив на колени.

            — У вас есть дети, доктор Кирисима? — спросила она внезапно.

            — Нет, Сорью-сан.

            — О, как печально. Помню, что тоже никогда не хотела их. Я была весьма занятой из-за работы. У меня была важная работа, знаете. Я была пилотом. Элитным пилотом, — она выделила слово «элитным», проговорив его по слогам. — Я надеялась, что мой сын пойдёт по моим стопам, но люди говорят, что Евангелионы больше не существуют. Странно, правда? Что эти сильные штуки больше не существуют. Я думаю, что из моего ангелочка получился бы отличный пилот, правда?

            Она запустила руки в волосы Рёдзи, но мальчик никак не отреагировал на прикосновение.

            — Ангелочка? — Мана не могла не переспросить. Она подумала об этом в чрезвычайно плохом смысле.

            — Да, так я его иногда называю. Он мой маленький ангел. Правда?

            Рёдзи оставался безэмоциональным.

            — Я… я слышала, что вы сражались против девяти белых Евангелионов, — сказала Мана, пытаясь взять ситуацию под свой контроль. — Вы знаете, откуда они взялись?

            — Нет. Я слышала, как кто-то называл их «серийными моделями», но ничего кроме этого. Они спустились с неба и я победила их. Невероятная битва была. Они пытались убить меня, но не могли. Я убила их, — она покачала Рёзди на коленях. — Но потом — ох как это было нечестно — они опять поднялись, даже после того, как я их убила. Они кинули в меня ужасные штуки. Хотите посмотреть?

            Она не стала ждать ответа. Она сбросила Рёдзи с колен и мальчик беззвучно приземлился на пол. Аска разорвала блузку. Одна из её грудей была деформирована, разделена пополам, продавлена посередине до рёбер, вторая была упруга и прекрасна. Длинные глубокие шрамы иссекали её тело траншеями в коже. Её живот в некоторых местах вздувался, где-то кожа свисала, где-то была стянута. Аска стояла, поворачиваясь, чтобы показать спину, которую от талии до шеи покрывали выходные раны.

            — Я не помню точно, болели ли они или нет. Думаю, в своё время болели.

            Рёдзи сидел на полу, играя шнурками своей обуви.

            — Могу я увидеть ваши? — спросила Аска, повернувшись. Нагота её ни капли не беспокоила. — Хотелось бы сравнить.

            — Мне… мне бы этого не хотелось, если вы не против, Сорью-сан, — мягко сказала она.

            Лицо Аски исказилось от вспышки гнева.

            — Не называй меня так! Никогда не называй меня этим именем! Я Аска! Я не пилот Сорью! — она попыталась собрать разорванную блузку, свисавшую с бёдер. — Все вы одинаковые, все. Ты притворяешься такой идеальной, такой чистой, такой возвышенной. Ты говоришь, что неважно, что ты любимица, но это важно! Он спас тебя в тот раз, сука! Он спас тебя и не спас меня!

            Аска шагнула вперёд, пнув при этом Рёдзи в бок. Мальчик покатился по полу, по-прежнему не издавая ни звука. Мана в ужасе вжалась в кресло.

            — Он всегда бы спас тебя. Я слышала его. Я слышала его той ночью. Он шептал твоё имя. Он должен был войти в меня, но он шептал твоё имя!

            Потом охранник подбежала к ней, положив крепкую руку на плечо. Аска скривилась от касания.

            — Не смей трогать меня! — она крутанулась на месте, сбросив ладонь, и презрительно усмехнулась. — Ты не знаешь меня.

            Её тело прогнулось и она вернулась на своё место. Она наклонила голову и долгое время оставалась тихой. Наконец, она подняла голову, вновь выглядя совершенно нормальной.

            — О, простите меня. Я обычно так не теряю самообладание. Вы просто… на мгновение напомнили мне её, — её глаз дёрнулся. — Вы… вы не скажете Синдзи, правда? Он разозлится. Это очень плохо.

            — Я… — Мана облизнула губы. — Я обещаю, что не скажу ему, Аска-сан.

            — О, пожалуйста, зовите меня Сорью-сан, — она подобрала Рёдзи с пола. — Ну, уже поздно. Я надеюсь, что вы ещё к нам зайдете. Я вру, знаете. Я просто говорю так, потому что Рёдзи здесь. Я хочу, чтобы он вырос вежливым, как Синдзи. Он всегда был таким вежливым.

            Мана встала, немного трясясь, и пожелала Аске спокойной ночи. Когда она уходила, её окликнули.

            — Если вы увидите Синдзи, можете сказать ему… что я хотела бы, чтобы он был отцом моего ангелочка? Я в самом деле хочу.

            Аска поглаживала шею Рёдзи, пальцы нежно обвивали её, сцепляясь друг с другом. Аска улыбалась, когда ногти царапали его кожу. Рёдзи тоже улыбался.