Мана пришла в себя.

            Она лежала на боку, прижавшись щекой к чему-то твёрдому и холодному. Оно вибрировало, каждые несколько секунд подпрыгивая и врезаясь в лицо.

            Она медленно, по одному за раз, напрягла свои мускулы, начиная с шеи и заканчивая пальцами ног. Чем бы ни был тот газ, свою работу он сделал. Она чувствовала себя изолированной головой, всё остальное тело онемело и покалывало. Даже её глазам было холодно и между их движением и приёмом изображений была странная задержка. Её затошнило. Но она продолжала пытаться определить, где находилась, несмотря на тряску, потерю контроля над мышцами и седацию.

            Привыкнув к состоянию зрения, она поняла, что находится в фургоне. Она могла видеть окна-близнецы в задних дверях над её головой, закрытые толстым брезентом; скошенные стены, соединяющиеся со ржавым потолком; выемку для колеса, прыгающую вверх-вниз. Её начало укачивать и ей стало интересно, может ли её вырвать под действием газа.

            Её тело по-прежнему отказывалось подчиняться командам мозга. Она не могла обернуться или даже позвать, чтобы проверить, был ли с ней Синдзи.

            «Дура».

            Конечно, Синдзи был с ней. Это за ним пришли. Это должен быть он. У Маны не было врагов, кроме того парня из химчистки, из-за которого её форма усела, а единственным её ценным знанием был невероятный секрет фирменных рисовых шариков. Никто не захотел бы похитить её.

            «И всё же, вот меня похищают».

            Мана попыталась вздохнуть. Синдзи должен быть целью. Она просто была не в том месте не в то время. Но почему они и её забрали? Мана прагматично считала, что им, вероятно, следовало убить её. Они напали на объект под контролем правительства, похитили незаменимого человека и при этом мешкали пристрелить кого-нибудь?

            «Дилетанты, должно быть».

            Или они хотели контролировать поток информации от Синдзи. И заодно контролировать всех, кто с ним контактировал. Значит, Мана была у них в списке. Допрос, пытки или устранение. Или какая-нибудь весёлая комбинация всего этого. Скоро она узнает.

            Фургон остановился. Мана попыталась прикинуть, как долго она была без сознания, чтобы понять, как далеко они были от дома Синдзи. Минимум час. Но это была весьма приблизительно. Она признала, что сейчас может находиться практически где угодно.

            Она услышала, как открываются и закрываются двери машины, и затем топот ног на их пути к задней двери фургона. Мана безуспешно попыталась перевернуться на спину, чтобы увидеть другую сторону автомобиля.

            — С… с…

            Всё ещё не могла говорить. Всё ещё не могла двигаться. Беспомощна.

            — С… сссси…

            «Дерьмо».

            Мана услышала как вставляют ключ в замочную скважину. Знакомый шум кулачков, встающих на их места, потом скрип металла при открытии двери. Солнечный свет ударил в её лицо и заставил закрыть глаза.

            Солнечный свет. Всё ещё день. По мгновению, во время которого её глаза смотрели на солнце, Мана определила, что на дворе был полдень. То есть со времени её интервью с Синдзи прошло около пяти часов. Пять часов в каком-то фургоне, быстро удаляющемся от безопасности. Икари Синдзи был теперь у всех на виду. Мана опять выругалась.

            Рассуждая логически, она знала, что это была не её вина. Охрана, очевидно, клевала носом. И всё же, часть её, и часть большая, брала ответственность на себя. Она была приставленным к нему врачом. Она была единственной, кто разговаривал с ним. Её обучали убивать, защищать, шпионить, делать столь многое, и она облажалась. Снова.

            Волна стыда захлестнула её. Она была неудавшейся шпионкой, а теперь и врача из неё не получилось.

            «Дерьмо».

            Её глаза медленно привыкали к свету. Она наконец смогла увидеть двух мужчин, которых было видно в открытых дверях: одного высокого и худого, другого грузного и широкого во всех частях тела. Они разговаривали, но их слова доходили до Маны с задержкой, размытые, как плохая акварель.

            И как бы она не напрягала зрение, их лица оставались смазанными пятнами на шеях. Но она держала голову поднятой и глаза открытыми, надеясь, что скоро они прояснятся.

            Мужчины продолжали говорить, время от времени бросая взгляды на Ману. Спустя некоторое время они подошли к ней и осторожно вынесли из фургона. Она не могла чувствовать прикосновение их рук, да и не хотела. Вместо этого она сконцентрировалась на том, чтобы запрокинуть голову назад и осмотреть грузовое отделение машины. С огромным усилием, из-за которого голова закружилась ещё больше, а в глазах на секунду потемнело, она нашла взглядом Синдзи. Он лежал лицом к стене, видимо, без сознания. Его ноги и руки лежали близко к телу, и он, как она только что поняла, тоже был в наручниках. 

            Когда мужчины вынесли её из фургона, он исчез из её поля зрения, а ещё один человек направился к фургону из другой машины. Глаза Маны быстро осмотрели её окружение. Они находились в забитом грязными мусорными контейнерами и коробками переулке за старым зданием. На серой улице были припаркованы ещё несколько машин, но людей не было видно. Мана была одна. Никто не мог помочь ей, никто не увидел, как её вытащили двое странных мужчин, и подумал: «Какого чёрта?».

            «Дерьмо».

            Ум Маны быстро приобрел ясность, но в него приходили лишь ругательства. Она была в очень, очень плохой ситуации. Неизвестные люди успешно похитили Икари Синдзи с охраняемого военного поста для неизвестных целей. Не было никаких свидетельств, что армия бросилась в погоню, судя по довольно расслабленным манерам мужчин. А Мана, весьма вероятно, скоро будет убита.

            Ей захотелось закрыть глаза, чтобы они отдохнули, и пожалеть себя. Но она должна была быть начеку, чтобы не упустить свой шанс выжить и сбежать. Каким бы призрачным он сейчас не казался.

            Но сквозь её страхи и беспокойства за себя, свою должность, и за то, что если её и спасут, то армия сделает её ответственной за произошедшее, одна мысль выплыла наружу и оттеснила прочие в тёмные уголки сознания.

            Икари Синдзи больше не был в безопасности.

            «Дерьмо».

***

            Прошло ещё полчаса, прежде чем действие газа ослабло. И даже после этого мышцы Маны были свинцовыми грузами, а язык — тёплым ленивым слизняком, ползающим за её зубами. Даже если бы она могла ходить своими силами, её лодыжки и запястья по-прежнему были скованы наручниками. Двое мужчин из фургона занесли её через служебный вход в небольшую жилую многоэтажку, в комнату на третьем этаже.

            Она явно была очень дешёвой, имеющие работу и самоуважение люди в таких местах не живут. Краска, слезающая со стен, как обгоревшая на солнце кожа, огромные пятна на полу, бутылки, разбросанные повсюду, как камни на пляже, двери с царапинами и дырами… после успешного налёта на охраняемый армией дом Мана ожидала очутиться не здесь. Она думала, что это могли быть американцы, желающие воскресить утерянную технологию программы «Евангелион». Или китайцы, надеющиеся поддержать их падающую экономику. Кто-то важный, с силой и причинами её использовать. Не жители обветшалого барака.

            Её отнесли в квартиру в конце коридора, перед его поворотом. Дверь была не заперта. Ману осторожно уложили на пол в узкой комнате. Когда её эскорт ушел, она закрыла глаза, пытаясь восстановить плавающее зрение.

            — Здравствуйте, доктор Кирисима.

            Мана посмотрела наверх и едва не рассмеялась, не веря свои глазам. Это был Айда Кенске. Тот же Айда Кенске, которого она опрашивала два месяца назад.

            «Да вы шутите, мать вашу».

            Он сидел на сером складном стуле, закинув ногу за ногу. На нём было толстое пальто, словно он готовился к зиме. Кенске ухмыльнулся её шоку и осторожно поправил очки.

            — Удивлены вновь меня увидеть? — спросил он, словно справляясь о погоде.

            — Просто гадаю, сколько времени потребуется военным, чтобы найти и казнить вас, — ответила она, не мешкая, хоть и её вялый язык сильно замедлял слова. — Так они и поступят, не сомневайтесь.

            Мана окинула взглядом комнату. Она была скудно обставлена: лишь самое необходимое, без роскоши. Временная стоянка. Сильно надолго она тут не задержится.

            — Где Синдзи-сан? — спросила она.

            — В безопасности, — Кенске слегка наклонил голову набок. — Так вы, военные, любите говорить, да? Говорите, что он «в безопасности», верно? — он тихо рассмеялся. — В безопасности. Заперт, как обычный преступник. Позор.

            — Мы и в самом деле держим его в безопасности. От всех безумцев, считающих его Богом или спасителем. Мы защищаем его от идиотов, желающих вновь воспользоваться его знаниями. Попытаться сделать то, что пытался NERV десять лет назад.

            — Видите, вот почему армия не заслуживает его, — сказал он, покачав головой. — Вы даже не знаете всего произошедшего. Вы невежественны. Вы — достаточное доказательство этого.

            — А вы нет? — спросила Мана, и из её уст это прозвучало как шутка. Её голос теперь был сильнее, почти восстановившись. — У вас есть лишь необоснованные слухи и ложная надежда, — она попыталась сесть прямо, но на полпути её руки дрогнули, и она приземлилась на локти. — Вы — достаточное доказательство того, что мы нужны. Чтобы защищать Синдзи-сана от людей вроде вас.

            — Не врите мне, — сказал Кенске. Его голос был по-прежнему лёгок и насмешлив. Он полностью контролировал ситуацию и знал это. — Вы защищаете только свои интересы. Синдзи для вас — вещь, у которой можно красть, над которой можно издеваться. Не надо сидеть тут и рассказывать, что ваши командиры не заинтересованы в Евангелионах.

            — Только в качестве охраны, — Мана лгала сквозь зубы и знала это. — Мы следим за воротами, чтобы никто не прошёл через них.

            — Что я только что сказал о вранье? — он понаблюдал за ней и потом улыбнулся. — Дайте-ка мне помочь вам с этим.

            Он встал и наклонился над ней, вытащив маленький ключ из одного из карманов пальто. Он медленно освободил Ману от наручников и затем сел обратно. Она держала рот на замке.

            — Почему вы и меня забрали? — наконец спросила она.

            — Вы знаете Синдзи, — пояснил Кенске. — И поэтому вы имеете ценность. Понимаете, Синдзи… невообразимо ценен. Не только потому, что был пилотом или мог иметь доступ к секретам NERV. В основном, вы здесь, потому что я хочу выяснить, сколько знаете вы и армия. Или вы бы предпочли, чтобы я убил вас?

            Мана знала, что ей очень повезло остаться в живых. Но даже если они мешкали убивать, она всё равно считала, что им было бы лучше оставить её там. Что же им было нужно на самом деле?

            Она наконец собралась с силами, чтобы сесть. В основном назло своему похитителю. Мана сделала последнее усилие и наклонилась вперёд, как тяжёлая ветвь. Она потёрла запястья.

            — Вы оставили охрану в живых? — спросила она.

            — Какая разница? — его взгляд оставался спокойным. — Да, они живы. Думаю. Мы использовали много газа. Мой друг взломал архивы охраны и нашёл когда происходят смены. Кроме того, мы знали, что его собираются перевезти в новый дом и назначить нового врача. Охрана была немного беспорядочна. Это сделало мою работу проще. Мы подождали, а затем ударили, когда они начали расслабляться.

Но вы, ребята, ведь знаете об опасностях, когда подписываетесь на это, верно? Вы знаете, что вас могут убить кучей весёлых способов. Когда вы вступаете, когда привыкаете к службе, вы постепенно обретаете свой обычный запуганный голос, который запрещает страх и неуверенность. Без этого ваш род не выживет.

            — А вы такой военный эксперт.

            — Я видел, как это происходит, — Кенске отвёл взгляд. Некоторое время он молчал. Когда он наконец заговорил, то звучал так, словно рассказывал некий глубокий тёмный секрет. — Когда я впервые встретил Синдзи, он был робок, застенчив и печален. Избегал людей, чтобы не попасть ни в какую неприятную ситуацию. Словно лучше было быть одним, чем иметь дело с другими людьми и вероятностью быть отвергнутым.

Но когда мы стали друзьями, война продолжалась и дела становились всё более безумными… Синдзи… менялся. Он никогда не был сильно общительным, не создавал много шума… но когда он познакомился со мной и Тодзи, Аской и Аянами, людьми из NERV… он расслабился. Чаще улыбался, немного шутил с нами, казался… светлее.

Он менялся, и я думал, что это хорошо. Мне же было четырнадцать. Я видел и думал только о внешнем облике. И я видел трансформацию Синдзи и радовался за него.

            Он грустно улыбнулся.

            — Это было не потому что он был счастлив. Не потому что нашёл причину для выживания. А потому что начал проживать каждый день только с верой в то, что в любой момент может погибнуть. Словно всё, что происходило с ним, было лишь назойливой предтечей смерти. Он ждал её.

Постепенно он растерял всю надежду на будущее, на самого себя, на что угодно. Он сражался только потому что другие приказывали ему. У него не было причины, кроме как пытаться сделать так, чтобы люди не ненавидели его.

И он стал… расслабленным. Благодаря Еве он нашёл способ налаживать контакты с людьми. Они были поверхностными и ложными, конечно. Признаю, единственной причиной тому, что я стал и был его другом, было то, что он пилотировал. Так было со всеми в его жизни. Они разговаривали с ним, терпели его присутствие только потому что он был пилотом Евангелиона.

И он знал это. Без Евы он был ничем. Все его друзья и товарищи знали, что он был ничем. Поэтому он управлял Евой. Даже после того как сделал Тодзи инвалидом. Продолжал делать это. Просто чтобы люди улыбались, говорили и были с ним. Вот и всё.

            Он покачал головой.

            — Думаю, часть его старалась погибнуть в каждой битве. Но он не мог умереть. Он не мог не выигрывать каждый раз. Хех. На самом деле, вы знаете, что он умирал дважды? И возвращался каждый раз?

            — И что? — Мана покачала головой. — Вы думаете, что он бессмертен?

            Он посмеялся над ней.

            — Я не идиот, доктор Кирисима.

            — Вам почти удалось меня разыграть.

            — Я знаю, что он не Бог или нечто подобное, — сказал Кенске, не поведя и бровью. — Он человек. Но он прошёл через большее, чем кто угодно на Земле. Он уникален. Он особенный. Он не похож на остальных, — он остановился, чтобы набрать в грудь воздуха для продолжения речи.

            — И ему нравятся долгие прогулки по пляжу и караоке, — с усмешкой перебила его Мана. — Выкинь эту чушь из головы. Ты лишь очередной одержимый мальчонка, мечтающий спасти своего идола и уехать с ним в закат. Найди себе нормальное занятие в жизни.

            — Жизни, — сказал он. Его глаза слегка сузились. — Как ваше, да? Я помню, как вы говорили со мной в первый раз. Как возбуждены были, огонь в ваших глазах. Я знаю, как вы вешаетесь на него. Вы пытаетесь скрыть это, но для того, кто знал его, знал его на самом деле, как я, ваша фиксация очевидна.

            — Фиксация, — повторила Мана. — Да, ты-то, конечно, много о ней знаешь, а?

            Его глаза сузились сильнее. Он потерял интерес к этому разговору, но не мог позволить, чтобы последнее слово оказалось за ней, особенно настолько дерзкое.

            — Заткнись нахер. Ты жива только потому что я этого захотел. И остаёшься живой только по моей воле. Так что закрой свой рот и научись уважению.

            Мана отвернулась, чтобы скрыть свою улыбку. Вот такого его она знала. Мелочного, ревнующего, рассерженного. Мальчонка. И она наконец смогла заставить его разбить маску знания и контроля. Но она знала, что он никогда не убьет её. У него не было ни обучения, ни характера. Она знала, кем он был.

            После долгой тишины в комнату вошёл высокий мужчина, одетый в чёрное и в тёмных очках. Он выглядел как правительственный агент. Он прошёл за стул Кенске.

            — Мы готовы выдвигаться, — сказал мужчина, наклонившись.

            — Отлично, — настроение Кенске мгновенно поменялось и он улыбнулся. — Подождите минуту, пожалуйста. — он вытащил небольшой мобильный и нажал на несколько кнопок. Он поднёс его к своему уху. — Ага. Это я. Начинайте «Голубой».

            — «Голубой»?

            — Да, — он встал. — «Голубой».

            Он достал из пальто небольшой пистолет с глушителем, взвёл курок и одним плавным движением направил на мужчину. Кенске выстрелил ему в голову, и он рухнул спиной на бесформенную кучу мусора на полу. Кровь из раны начала заливать грязный пол.

            Он медленно опустил оружие, держа взгляд на мертвеце у его ног. Он с трудом выдохнул через нос.

            Мана, сжавшаяся из-за приглушённого хлопка выстрела, медленно опустила руки, которыми прикрывала себя.

            — Что ты творишь?! — закричала она.

            За дверью квартиры послышался грохот стрельбы. Крики, вопли и ещё стрельба. На мгновение снаружи творилась бешеная какофония, потом она кончилась так же быстро, как и началась. Кенске направил пистолет на дверь.

            Она чуть-чуть приоткрылась и в щель, через которую было видно только серость коридора, проскользнула рука с широко растопыренными пальцами.

            — Всё в норме, — произнес сиплый голос.

            Кенске опустил оружие. Оно подрагивало.

            — Входи, — сказал он.

            Дверь распахнулась шире и в комнату вошли двое мужчин. Они были молоды, грязны и бедно одеты. Просто мальчишки. Мана быстро запомнила их лица.

            «Тоже члены культа», — определила она.

            — Мы потеряли Дайскэ и Наоту, — сказал один из них, высокий и худощавый, с неряшливыми усами на верхней губе. Один из тех, кто был в фургоне, поняла Мана.

            — Срань, — сказал Кенске. — Я говорил вам быть осторожными. Какого хера произошло?

            — Послушай, — сказал второй, подняв руки. Именно он открыл дверь. Он был ниже первого, на его подбородке негусто торчали курчавые волоски. — Ты выбрал нас потому что мы знали, как обращаться с оружием. Но никто до этого не был в настоящей перестрелке. Да и ты тоже, — он взглянул на мёртвого агента и с трудом сглотнул. — Твою мать.

            — М-мы победили, — сказал первый. — Но только потому что на нашей стороне была внезапность. План сработал так, как надо. Мы вытащили оружие после того, как ты позвонил Дайскэ и он дал нам сигнал, кашлянув, и все остальные выскочили из тех двух пустых квартир. Но всё же те люди были профессионалами. Нам повезло, — он печально покачал головой. — Бедный Дайскэ.

            — Срань, — повторил Кенске.

            — Нам скоро надо выдвигаться. Тут может быть больше агентов в окрестностях.

            — Да, да, — он провёл подрагивающей рукой по пропитанным потом волосам. — Хотя копам будет наплевать на перестрелку в этом районе. Это ожидаемо.

            Кенске натянуто вздохнул и его взгляд зацепился на лежащий у его ног труп. Пистолет задрожал в его руке.

            — Где Синдзи? — спросил он.

            — Пр-прямо за нами. Но… ты думаешь, это ничего для… — он указал на труп.

            — Где Синдзи?!

            — Мы входим, — донёсся тихий голос за приоткрытой дверью.

            Мгновение спустя она открылась и Мана задышала чаще. На пороге стоял Синдзи с по-прежнему закованными руками, за ним было ещё двое молодых мужчин. Они были вооружены и подталкивали бывшего пилота вперёд, как заключенного.

            Кенске застыл, как вкопанный. Он сглотнул. Он облизал сухие губы. После мгновения, показавшегося вечностью, он шагнул вперёд и набрал в грудь воздуха.

            — Синдзи, — произнёс он мягко, словно молитву. Он широко улыбнулся, так, что его уши приподнялись. — Синдзи, — он резко остановился и взглянул на свою руку, державшую пистолет. Он рассеянно положил его на стул сзади и вновь полностью переключил своё внимание на мужчину перед ним. — Синдзи.

            — Кенске, — произнёс бывший пилот. Он прозвучал почти разочарованно. Он взглянул на мертвеца, распластанного на полу, и закрыл глаза.

            — Ты помнишь меня, — он улыбнулся, затем его лоб быстро нахмурился. — Что вы делаете? — прикрикнул Кенске на мужчин, стоявших за его старым другом. — Сейчас же снимите с него наручники!

            Мужчины подчинились, но всё равно остались стоять близко к нему, поддерживая его, ожидая, когда газ полностью уйдет из его организма. Айда постарался выйти из состояния лёгкого шока: он мог поклясться, что видел шрамы на его запястьях. Он поднял глаза на лицо своего трофея.

            — Синдзи, — мужчина в очках был в благоговении. — Здорово вновь увидеть тебя.

            Его старый друг выглядел так, словно был готов прикорнуть. Кенске списал это на побочный эффект газа. Он сделал ещё один шаг вперед.

            Остальные культисты были в похожем состоянии, хотя свой восторг скрывали лучше. Но все они пожирали Синдзи глазами, светящимися от изумления и ликования. Как дошколята, смотрящие их любимый фильм.

            Мана начала двигаться.

            Пистолет был маленьким, но в нём должно было остаться ещё как минимум шесть патронов. Достаточно для того, чтобы хотя бы ранить их похитителей и попытаться убежать. Мана знала, что сейчас армия прочёсывала города неподалеку от дома Икари в поисках их украденного имущества, не говоря уже о той группе, к которой принадлежал человек в костюме. Синдзи был слишком ценен для того, чтобы проигнорировать такое.

            Но если она могла сделать что-то… то должна была хотя бы попытаться. Она не могла вновь подвести его.

            Мана тихо вдохнула воздух и подалась вперёд. Она стояла на четвереньках, взгляд полностью сфокусирован на складном стуле Кенске, гордо демонстрировавшим ей пистолет с глушителем.

            Она быстро взглянула наверх. Все осторожно наблюдали за воссоединением двух старых друзей. С её положения она могла видеть только спину Кенске, но голос ясно свидетельствовал об его эмоциональном состоянии. Он был в восторге. Ликовал. Сколько раз он мечтал об этом моменте? Сколько лет?

            Мана могла видеть Синдзи. Он выглядел… почти скучающим. Разочарованным. Неужели он не удивился? Неужели не обрадовался освобождению из дома, который был его тюрьмой почти десятилетие? Его меланхолия была столь сильной, что даже эта ситуация была лишь бесполезной тратой времени?

            Их глаза встретились на мгновение, и его настроение сменилось на сдержанную тревогу. Он увидел её цель и произнёс одно слово.

            «Нет».

            Мана невольно заколебалась. Он продолжал смотреть на неё, пытаясь заставить послушаться своим неистовым взглядом. Она почти забыла, насколько упорным он может быть. Он продолжал смотреть, почти умоляя.

            Не делай этого.

            Стул был близок, и все, кто мог стать помехой, по-прежнему следили за их лидером. Она двигалась тихо, медленно, но верно. В её голове начал быстро формироваться план. Взять пистолет, схватить Кенске сзади, удерживать до тех пор, пока она и Синдзи не выберутся отсюда и вернутся… куда?

            Она неожиданно остановилась. Даже если она каким-то чудесным образом сможет убежать отсюда вместе с ним, то что ожидало Синдзи? Очередной дом-тюрьма или настоящая тюрьма без всей фальши, к которой он привык?

            «Такова его судьба», — горько подумала она. Она никак не могла её изменить. Пока он жив, он не будет свободен. Несмотря на её желания. Несмотря на безумные попытки мальчишек. Ничто никогда не изменится.

            Она потянулась к оружию.

            Наблюдая за ней, Синдзи почувствовал эмоциональную реакцию, которую не смог остановить. Несмотря на их позиции, он за эти несколько месяцев начал чувствовать лёгкую привязанность к ней. Это была та же привязанность, которая появлялась к каждому врачу, который приходил поговорить с ним. Он ничего не мог поделать с этим. Он привязывался к любому человеку, кто показывал хоть какой-то интерес к нему, пусть даже вынужденный и искусственный.

            Я всё ещё ребёнок.

            Но у него наконец появилась воля действовать. Не просто сидеть и смотреть, как собирается погибнуть та, кто заметила его.

            С внезапной вспышкой силы Синдзи вырвался из рук поддерживавших его мужчин и пронёсся мимо шокированного Кенске к Мане. Его ноги подкосились и он согнулся вперёд, приземлившись на локти. Но достигнутого ускорения было достаточно, чтобы проскользить до доктора, и он не дал ей схватить пистолет.

            «Не умирай», — прошептал ей Синдзи.

            Мгновение спустя его оттащили от неё, и культисты крепко держали его за руки. Ману тоже подняли на ноги, как безвольную куклу, и Кенске вновь надел на неё наручники, подарив ей мрачный взгляд, обещавший возмездие за такое публичное оскорбление. Он поднял оружие и взмахнул им, как кисточкой.

            — Дура, — прошипел он. Он выглядел по-настоящему разозлённым.

            Мана почувствовала оттенок неподдельного страха. Кенске уже убил одного человека. Что мешало ему повторить этот фокус? Она по-прежнему не могла поверить, что он сделал это. Обычным людям требовалась серьёзная сила духа для того, чтобы отнять жизнь. Некоторых на то, чтобы подавить укоренившуюся мораль и спустить курок можно было натренировать. И даже тогда психотерапия и наблюдение были обычным делом, даже ожидаемы. Мана никогда никого не убивала. Её обучали этому и ей нравилось думать, что она сможет, если того потребуют обстоятельства, но даже видеть, как кто-то, незнакомец, новичок, убивает другого человека было отвратительно.

            Всё же, она была готова к смерти. Повзрослев в этом мире, она примирилась с ней уже давно. В конце концов, Удар, гигантские монстры, стремящиеся уничтожить мир, и обучение на роль пилота огромной боевой машины обычно приглушают страх смерти.

            Но несмотря на решимость и смелость, неизбежный страх конца начал постепенно овладевать ей. Хотя её лицо и поведение сохраняли видимость храбрости, она начала чувствовать панику, заставившую её потеть, а сердце быстро стучать. Мана старалась не закрыть глаза в ужасе.

            — Остановись, — сказал Синдзи, когда Кенске направил пистолет на висок женщины.

            — Это не твоя забота, — ответил мужчина в очках. Его взгляд стал жёстким, готовясь отнять ещё одну жизнь. Он быстро кивнул помощникам, чтобы они увели бывшего пилота из комнаты. Они подчинились, схватив его за руки и оттаскивая.

            — Остановись, я сказал, — повторил Синдзи.

            Его голос был невозмутим. Но когда Кенске обернулся и взглянул ему в глаза, он не увидел мальчика, который так много лет назад был его другом. Он не увидел человека, которого так долго держали в заточении. Он увидел существо. Нечто.

            Кенске отвёл взгляд. Он убедил себя, что ему просто показалось. Синдзи не был таким, будто какое-то животное. Он был человеком.

            Он опустил глаза на Ману. Она крепко сжала губы, часто, почти неслышно, дышала через нос. Она пыталась казаться непокорной и храброй, но её тело тряслось. Он закрыл глаза.

            После мгновения нерешительности он спрятал пистолет в карман пальто.

            — Давайте выдвигаться, — сказал Кенске.

***

            Они переехали быстро и тихо. В здании или проезде агенты им больше не встречались. Ману вновь затолкали в грузовое отделение фургона, а Синдзи посадили на пассажирское место, облачив в куртку с глубоким капюшоном. Остальные культисты разделились, чтобы прикрыть их отбытие и подготовить необходимое для того, чтобы остаться незамеченными.

            Спустя некоторое время фургон остановился, и Синдзи отвели в другое здание в другом сомнительном районе, и никто не обращал на него внимания. Даже несмотря на то, что он пошатывался и его вели трое мужчин. Он не был богат или важен, так что всем было наплевать. Кенске молча вёл их.

            Они шли настолько быстро, насколько могли, чтобы не нести Синдзи на руках, и добрались до пятого этажа. Лифты не работали. Он вспотел, когда они наконец остановились. Это ещё сильнее подтвердило необходимость этой остановки для Кенске. Его другу требовалось время, чтобы отдохнуть и восстановить силы, и не в каком-то грязном фургоне, как домашнее животное.

            Коридор закончился, и он остановился, и остальные остановились за ним.

            — Где доктор Кирисима? — спросил Синдзи.

            — Жива.

            Кенске открыл ничейную квартиру в конце полутёмного коридора и приказал остальным остаться снаружи и охранять квартиру. Они в последний раз восхищённо взглянули на Синдзи и затем Кенске закрыл дверь на ключ.

            Он обернулся, чтобы посмотреть на плод своей победы и опешил: Синдзи, всё ещё нетвёрдо стоящий на ногах, оказался в полной власти невысокой девушки с короткими иссиня-чёрными волосами.

            «Паскуда», — подумал он.

            Девушка пялилась на своего спасителя с абсолютным обожанием.

            — Это действительно вы, — прошептала Каэдэ, её лицо было наполнено изумлением и восторгом. Она была похожа на ребёнка. — Это… и впрямь вы.

            — Синдзи, — сказал Кенске, шагнув вперёд, чтобы вернуть контроль после такой неожиданности. — Это…

            — Айно Каэдэ, — выпалила она, слегка покраснев из-за этой вспышки. — Простите. Это… честь встретиться с вами, — она не смогла заставить свой рот произнести его священное имя теперь, когда она в самом деле была рядом с ним.

            — Эмм… привет, — Синдзи перевёл взгляд с девушки перед ним на своего старого друга для объяснений, не зная, как себя вести. Прошло очень много времени с тех пор, как какая-нибудь девушка была столь дружелюбна к нему. Если такое вообще когда-нибудь было. Он почти ожидал получить пощёчину.

            Каэдэ воспользовалась моментом и быстро приблизилась к нему, глубоко вдохнув. Она отступила так же быстро — Кенске хорошо знал этот свет в её глазах. Он вновь подтвердил себе, что его первоначальная идея оставить их одних была бы плохой.

            — Да, — вздохнул Айда, — как я говорил. Это Каэдэ. Она друг. Она, хм, можно сказать, что она помогла с тем, что произошло сегодня. То есть, я руководил всем, но Каэдэ была частью процесса планирования. Она…

            Девушка больше не могла терпеть. Её рука, почти по своей воле, дернулась вперёд и схватила Синдзи за правую ладонь. У неё открылся рот от ощущения, тепла, мягкости, текстуры… от него. Рассеянно она поняла, что теперь её нижнее бельё окончательно испорчено. Она хотела взглянуть ему в глаза, действительно хотела, но зрелище её руки, действительно трогающей Икари Синдзи полностью уничтожило её самоконтроль. Она окоченела, неспособная больше ни на что, кроме как держать его руку и смотреть на неё.

            Она хотела бы, чтобы у неё был миллион глаз, окруживших его со всех сторон, разом охватывающих каждый сантиметр его тела. Обречённой иметь только два, ей оставалось лишь впитывать каждую грань божественности в её ладонях. Сейчас, в это мгновение, этого было почти достаточно.

            — Эмм, вы можете не делать этого? — спросил Синдзи.

            Он мог бы приказать ей выстрелить себе в голову и она бы подчинилась.

            — Ой! — Каэдэ отскочила назад после секунды на то, чтобы перезагрузить мозг и убрать руки. — Простите! Я… я не подумала! Я просто… простите.

            Трогай меня, бей меня, насилуй меня, трахай меня, злись на меня, презирай меня, люби меня, желай меня, рань меня, убей меня, делай со мной что хочешь только пожалуйста не ненавидь меня пожалуйста.

            Она спрятала руки за спиной, чтобы прикинуть, как отрезать их для расплаты за этот серьёзный проступок. И чтобы выпятить её скромную грудь подальше вперёд.

            Но она не прекратила пялиться на него. Она не могла. Её рот слегка приоткрылся, глаза расширились и сияли. Синдзи отвёл глаза в неловкости. Кенске шагнул к нему.

            — Ничего, если мы выйдем на минуту? — спросил он без вопросительной интонации. — Нам надо кое-что обсудить, — он вежливо улыбнулся и быстро затащил девушку на маленькую кухню, зажав её тело левой рукой.

            — …конечно, — сказал Синдзи.

            Потеряв бывшего пилота из виду, Каэдэ издала почти оргазменный вздох. Она схватилась за сердце и уселась на грязную столешницу.

            — Ого, — выдохнула она. Только так она и могла описать свои ощущения.

            — Какого хера ты тут делаешь? — прошептал Кенске, положив свою руку рядом с её бедром. Он отчаянно пытался сдержать свой гнев и не начать избивать девушку до тех пор, пока у неё ноги не отнимутся. Это был его момент. И больше ничей.

            — Ты сказал мне собрать все диски и другие важные вещи из твоей квартиры, верно? Я и собрала, — она немного отодвинулась от него. — Прости, я просто не могла ждать твоего звонка. Я хотела посмотреть, как всё прошло, и… — Каэдэ вытянула шею мимо его плеча и застенчиво посмотрела на Синдзи, который просто смотрел в окно. — Я очень хотела встретиться с ним. Как можно раньше.

            «Блядь», — подумал Кенске. Конечно, учитывая его окружение, появление какой-нибудь одержимой девчонки с перманентным «стояком» на Синдзи было неизбежно, но Кенске из опыта знал, что контролировать Каэдэ было практически невозможно. Она умоляла взять его на спасательную миссию, но он сказал, что мёртвой она ему не пригодится. Он оставил ей решить, кого имел в виду под «ним»: себя или Синдзи.

            — Ну, ты увидела его. Теперь проваливай. Он не в настроении для вечеринки.

            — От него потребуется только лечь и расслабится, — сказала она.

            Он устало закрыл глаза.

            — Сейчас не время, — для тебя. — Его только что спасли из, по сути, тюрьмы после десятилетия пыток. Мне плевать, насколько ты сейчас похотлива, я на самом деле не думаю, что он в настроении для неуклюжего минета от какой-то девицы.

            — Что за чушь. Все всегда в настроении для минета.

            — Хорошо! Я не в настроении. Ему нужен отдых.

            — Нет лучше способа расслабиться, чем…

            — Нет, я сказал!

            — Ладно, ладно, — пропыхтела Каэдэ спустя миниуту, пытаясь отвязаться от этого незначительного мужчины и его гнева. Он что, думал, что владеет эксклюзивными правами на Икари? Ах да, он возглавлял спасательную миссию и когда-то был его другом. Подумаешь. И не то чтобы он был нормально экипирован для того, чтобы отблагодарить бывшего пилота и спасителя мира так, как он того заслуживал. Она улыбнулась. — Я просто подожду, пока ты не уснешь.

            Она думала, что он нахмурится, или вздохнёт, или покачает головой. Вместо этого Кенске поднял руку, лежавшую у её запястья и схватил её за шею так быстро, что она даже не смогла заметить движение перед тем, как ощутить давление его ладони на горле. Её тело врезалось в давно сломанный холодильник. У неё даже не хватило времени, чтобы открыть рот или издать какой-нибудь звук, чтобы выразить своё удивление и негодование. Как он посмел…

            — Слушай сюда, потаскуха мелкая, — прошипел он сквозь зубы. Его хватка усилилась. — Мне плевать, кого ты пытаешься контролировать, раздвигая ноги. Мне плевать, если ты пытаешься контролировать меня. Но я убью тебя, прежде чем ты посмеешь использовать свою грязную дырень для того, чтобы стать ближе к Синдзи. Мне плевать, если ты позволишь ему выебать себя в рот, или в пизду, или в задницу, или скажешь, что он может сделать отверстие в твоем лице и выебать и его тоже. Ты всего лишь отвратительная извращённая мразь и не заслуживаешь даже того, чтобы Синдзи плевал на тебя. Так что бери полотенце, вытирай свои скользкие ноги и уёбывай с глаз моих.

            Каэдэ подняла бровь и медленно положила ладонь на руку Кенске, всё ещё державшую её за горло.

            — Как мило, — прохрипела она. — Маленький Кен-тян расстроен и пытается защитить своего драгоценного друга. Может, если я уйду, ты наконец осуществишь своё желание и засунешь свой писюн в…

            Он со всей силы ударил её в живот. Она издала короткий изумленный «ох» и попыталась согнуться пополам, но рука на горле не позволила.

            — Кажется, ты меня не поняла, — сказал он.

            Их отношения всегда содержали в себе здоровую смесь садизма и мазохизма. Не столько в физическом смысле, сколько в том, что они радостно кромсали эмоции друг друга на кусочки, при этом полностью осознавая свои действия.

            Они никогда не ходили на свидания. Они никогда не спрашивали друг друга о детстве или семьях. О прошлом они говорили только когда она хотела знать что-то о Синдзи. Её прошлое оставалось совершенно неизвестным.

            На самом деле, они всегда говорили исключительно об Евангелионах, обсуждая малоизвестные факты войны и пытаясь придать значение и символизм тому, что их никогда не имело. Они никогда не могли принять, что это просто произошло. Должен был быть некий скрытый важный смысл, чтобы оправдать все трагедии, которые несли с собой Ангелы. Но это была лишь реальность, не выдумка. Искать большее, особенно от гигантских неразговорчивых существ с непонятной целью было бессмысленно. Но занимались они исключительно этим.

            И еще еблёй. Каждый раз, когда они спали вместе, это было не занятие любовью. Это был даже не секс, а именно ебля. Просто закрой глаза и трись друг об друга, пока наконец не кончишь. Они никогда не просыпались вместе или шептали романтичные слова в жаждущие уши партнёра. Лишь несколько минут поверхностной физической близости, за которыми следовала пустая кровать.

            Пустая. Неплохой способ описать их отношения, их жизни. И удар в живот напоминал об этом им обоим.

            Кенске не чувствовал ни малейшего стыда или отвращения к себе. После Удара исчезли практически все формы сексизма. Мужчина или женщина, если ты мог делать что-то, то ты это и делал, и на пол было всем наплевать. Содержимое штанов почти превратилось в незначительную деталь. Люди были людьми.

            Бить женщин всё ещё было табу в определённых кругах, но для него, для уровня общества, к которому он принадлежал, это было нормой точно так же, как бить мужчин. Он не понаслышке знал, что женщины могут быть так же жестоки и бессердечны, как мужчины. Это была система контроля.

            Когда он был моложе, до Ударов, возвратов и реконструкций, он был ребёнком. Он не имел контроля над его окружением, отношениями, происходящим с ним событиями или людьми, о которых он волновался. Монстры, и роботы, и война кружились за окном его спальни, а он не мог сделать абсолютно ничего. Он не мог помочь себе или детям, которых заставляли воевать. Он не мог помочь Синдзи. Но теперь он был мужчиной. Он принимал решения, влиявшие на его жизнь, оплачивал счета, трахался и спасал героев. Всё, что он делал, служило одному — поддерживать реальность этого факта. Оставаться мужчиной. Теперь он мог помочь.

            И если у него не будет контроля, он окажется неспособным на это. Он не будет мужчиной. Но он сохранял его. Сохранял, рассеивая самообманы людей, окружавших его, спасая Синдзи, сохраняя его в безопасности. Теперь он наконец, наконец мог помочь Синдзи. Насилие над Каэдэ было лишь путём вернуть себе контроль, его роль как мужчины.

            Наконец он мог навредить ей так, как хотел. Ему успело до смерти надоесть её поклонение перед его другом и безразличие к реальному миру. Почти с самой их первой встречи. И теперь он наконец мог выразить это. Потому что больше не нуждался в ней. Ему больше не была нужна бледная воображаемая копия Синдзи, потому что настоящий он был на расстоянии буквально нескольких метров. Ему не надо было кормить её своими воспоминаниями и напрасно ворошить прошлое для её удовлетворения. Ему больше не надо было.

            Теперь даже разговаривать с ней не надо было. Теперь не надо было. Потому что у него был он. Он был его.

            Кенске убрал кулак с её подрёберья и медленно поднес к её лицу. Он стёр одну из слёз боли с её левого глаза. Его пальцы проскользили по её челюсти к приоткрытым после неудачной попытки заплакать губам и закрыли их. Он нежно приложил к печати большой палец, пока вторая рука продолжала крепко держать её за горло.

            — Ты не осквернишь его, поняла? — его тон был мягким, словно он спрашивал, хотела ли она сегодня кунилингус.

            Он не был напуган. Каэдэ не побежит к властям. Она ни в коем случае не упустит шанса увидеть Икари Синдзи. Он мог отрезать ей руку, но она бы всё равно держала рот на замке. Ему просто надо было освежить ей память.

            Каэдэ не ответила. Кенске поднял и опустил руку на горле, заставив её кивнуть.

            — Хорошо, — его руки отпустили её, и её руки потянулись к горлу и животу. Он мгновение наблюдал за ней и затем сказал: — Выметайся.

            Это всё, что он должен был сказать. Потому что он знал, что сейчас она подчинится.

            Она вновь кивнула, уже по своей воле, и выскользнула из кухни. Он быстро вышел за ней и крепко обнял за талию. Кенске проводил её до двери, ловко открыв её одной рукой, другой укрывая девушку от Синдзи.

            — Спокойной ночи, Каэдэ, — произнёс он радостным тоном. — Прости, что не можешь остаться подольше, — он улыбнулся и закрыл дверь на замок.

            Синдзи смотрел в окно. Оно было старым, дерево потрескалось и раскололось. Сам факт, что оно было деревянным, говорил об его возрасте. Пол и стены были покрыты пятнами и царапинами. Они пахли старостью и людьми. Он продолжал смотреть в окно. Вся остальная квартира была справа: кухня и за ней короткий коридор со спальней и ванной по разным сторонам. Точно просторный гроб.

            Он слышал почти всё произошедшее между Кенске и девушкой, но не почувствовал ничего. Его старый друг ударил её за то, что она пыталась быть мила к нему, но… внутри него не было ничего. Даже внушённого обществом осуждения насилия над женщинами. Просто… ничего. Из своей эмоциональной пропасти он мог выцепить только устойчивое разочарование, зная, каким невыносимым ужасом он был теперь, в реальном мире.

            — Как ты смог похитить нас? — спросил Синдзи у Кенске, когда тот вернулся в комнату. — Это был охраняемый военный пост с обученными агентами.

            — Он был не настолько защищённым, как ты мог подумать, — ответил тот холодно. — На месте всегда было только шесть агентов. Если бы тебя держали на настоящей базе, у меня не было бы ни единого шанса помочь тебе… Думаю, нам стоит благодарить их попытку предоставить тебе чуток комфорта.

            — Ага.

            — Но серьёзно, да, они были обученными профи, но сколько, по-твоему, времени они провели, просто пялясь в пустоту в ожидании конца дня, пока охраняли тебя? Они стали самодовольными. Ленивыми. Лёгкой целью для тех, кто знает, что делает. Понимаешь, я провёл много времени, планируя этот день.

            — Но тебе нужна была помощь, — сказал Синдзи. — Кем были эти мальчишки? Которые помогали тебе там, в многоэтажке?

            — Друзья. У нас… есть общие интересы. Все они любители оружия, так что знают, как его держать, хоть у них и нет никакого реального опыта за пределами тиров. Но всё же они хорошо справились.

            Он сделал паузу.

            — Они оставят нас одних на какое-то время. Им нужно позаботиться о некоторых вещах. Найти нам убежища на время путешествия и работать над сетью людей, готовых помочь нам. Ты удивишься их преданности делу.

            — Кто навёл тебя на это? — тихо спросил Синдзи. Он знал, что даже имея связи с хакером, Кенске никак не мог его найти. Они никогда не пытался сделать что-то подобное ранее. Кто-то должен был сказать ему. Кто-то важный и могущественный. — Те люди в костюмах выглядели профессионалами. Почему они вообще связались с тобой?

            — Я тоже думал об этом, — он пожал плечами. — Не знаю. Может, они увидели меня как человека, которым можно воспользоваться, которому можно было бы спокойно приказывать. Большинство людей видит членов культа безмозглыми неудачниками, которые пойдут на всё, чтобы добиться желаемого. Или, может быть, они хотели выяснить, сколько я знаю на самом деле.

            — Культа?

            Кенске яростно выругался про себя.

            — Ну… — он поправил очки. — Да, есть люди… ты и впрямь не знаешь?

            — Нет.

            Айда подумал о том, стоит ли рассказывать об этом небольшом аспекте своей жизни Синдзи. Но в итоге всё равно заговорил, потому что никогда бы не смог отказать ему ни в чём.

            — Понимаешь, после Третьего Удара люди были невероятно напуганы. Они всё ещё напуганы. Им показалось, что Бог покинул их, даже более того. Но, знаешь, людям надо во что-то верить. Что угодно. Поэтом некоторые люди начали видеть Евангелионов и NERV как нечто, ну, не божественное, но могущественное. Настолько могущественное, насколько могут быть только Боги. И постепенно это превратилось в образ жизни. Почитать тех, кто защитил их и сделал возможным продолжение жизни.

И пилотов. Началось с того, что они были как звёзды, но потом медленно превратились в… не знаю верного слова. Аватаров, наверное. Представляющих человеческую волю к выживанию. Они действовали от имени всей человеческой расы, охраняли её, как герои.

И ты… Для очень многих людей ты защитник, Синдзи. Спаситель. Ты спасал мир так много раз, даже хотя это и ранило тебя. Ты заслуживаешь… так много. То, что с тобой сделали военные, — это преступление. Все живущие сегодня должны благодарить тебя. Благодаря тебе у мира есть шанс восстановиться. Всё благодаря тебе.

            Кенске почти рефлексивно испытал укол стыда из-за собственных слов.

            — Не… не подумай чего лишнего: я совсем не такой, как они. То есть, да, я общаюсь с ними, но я не поклоняюсь тебе, как они. Они помогли нам сбежать сегодня. Порой они могут быть довольно радикальными, но от них есть польза, — он сглотнул. — Но… но я думаю, что ты герой.

            — Герой, — тихо сказал Синдзи. — Все герои, которых я знал, мертвы.

            — Нет, — Кенске был убийственно серьёзен. — Нет. Ты герой. Всегда был им. Просто… когда мы были детьми, я этого не видел. Но сейчас… ты герой, Синдзи.

            — Время раскрашивает воспоминания, — пробормотал бывший пилот. Он оглядел комнату, в которой они находились. Она была почти пуста, словно ожидала, чтобы в неё переехал кто-нибудь. Но по сравнению с его домом, тюрьмой, которую он так долго знал, она выглядела почти как его старая квартира.

            Его взгляд задержался на нескольких коробках, стоящих под занавешенным окном у дальней стены. Они были до краёв набиты десятками коробочек от CD-дисков, тщательно подписанных и рассортированных, как какая-то библиотека или архив. Несколько секунд спустя до Синдзи дошло, что это было.

            — У тебя остались все твои диски?

            — У меня ушли годы и куча денег на то, чтобы вернуть их, но да, у меня есть почти все. А что? Хочешь посмотреть какой-нибудь? — он безуспешно пытался скрыть предвкушение в своем голосе.

            — Нет.

            Кенске отвернулся, чтобы нахмуриться. Годы ожесточили Синдзи. Он больше не был тем застенчивым мальчиком из его воспоминаний. Но находиться тут с ним в реальности было в тысячу раз лучше любой фантазии или имитации. У него был он. Силой воли он сдержал эрекцию и оставил член лежать бугром у его левого бедра.

            «Будь он женщиной… всё было бы идеально».

            — Что ж, чем ты хочешь заняться сейчас? — спросил Кенске. — Теперь ты свободный человек, — он скрыл своё разочарование от того, что его ещё не поблагодарили.

            Глаза Синдзи не изменились. Он выглядел так, словно это отношение к нему было оскорблением. Когда он наконец открыл рот, он прошептал:

            — Я никогда не был свободным. Никогда не буду.

            — Ты свободен, Синдзи, — уверил он его. — Поверь мне, — он сдержал порыв дотронуться до него, заставить его осознать его невероятную удачу. — Ты свободен.

            Некоторое время стояла тишина. Где-то внизу закашлялся ребенок и даже сквозь пол это было хорошо слышно.

            — Ты идиот, — наконец сказал Синдзи.

            — Что?!

            — Там, где я находился, я был не опасен. На свободе я угроза.

            — Но… ты был заключённым! — закричал Кенске. Он широко развёл руки. — Армия заперла тебя в клетку, как преступника! Ты не можешь говорить, что был согласен на это!

            — Учитывая альтернативу, да, я был согласен, — он покачал головой, почти жалея его. — Ты не понимаешь. Мне рискованно просто стоять здесь. Под домашним арестом я был одинок, но безвреден. Тебе правда надо вернуть меня обратно.

            Кенске представлял себе много сценариев о том, что могло произойти после спасения старого друга. Улыбка, благодарность, может быть, объятие, и потом они могли бы сбежать из страны, сменить имена и забыть обо всём. Забыть Третий удар, Ев, NERV и всех людей, причинявших ему боль. Он бы помог ему забыть. Как когда они были детьми. Как оно и должно быть.

            — Я не позволю этим ублюдкам даже дотронуться до тебя снова. Эти чудовища в NERV использовали тебя ради своих целей, а военные сцапали тебя, когда ты вернулся. Словно ты какой-то инструмент для удовлетворения их желаний. Ты человек! Ты лучше всех остальных! Лучше меня, я знаю. Ты не заслуживаешь заточения. Ты заслуживаешь…

            Глаза Синдзи опасно сузились и он опустил их. Кенске в изумлении смотрел на него, пытаясь понять, что не так.

            — Ты… ты герой. Ты хороший человек. Почему ты не можешь принять это? Это правда.

            Синдзи молчал.

            — Почему ты не счастлив? Над тобой больше не будут издеваться или унижать тебя. Военные не доберутся до тебя. Никто не сможет. Не сможет, если ты этого не хочешь. Ты можешь быть собой и тобой больше никто не будет командовать. Ты можешь быть свободным.

            Синдзи ничего не отвечал. Его лицо не меняло выражения.

            — Я убил ради тебя! — Кенске почти кричал. — Чтобы ты был свободен! Это что-то значит для тебя?

            — Никто тебя об этом не просил.

            Айда почувствовал вспышку неконтролируемого гнева на этого человека.

            — Каждый день, который ты провёл в тюрьме, просил меня, заставлял меня помочь тебе. Я не мог просто стоять, зная, что тебя держат как обычного преступника. Не когда ты заслуживаешь настолько большего. Ты… ты заслуживаешь больше, чем я могу дать тебе, Синдзи. Самое большее, что я могу сделать — это освободить тебя. Остальное… остальное за тобой.

            Он продолжал говорить, но Синдзи больше не слушал. Как будто мир и всё, что в нём было, начало тускнуть. Его бывший друг превратился в назойливое гудение у его ушей. Квартира стала ощущением твёрдости под ногами и чувством превращения в зверя в клетке. Это было знакомым, потому что он так всегда себя чувствовал.

            За мной… моей воле менять будущее, менять мою свободу. Свободная воля менять мир.

            «Я никогда не буду свободным, — подумал Синдзи. — Никогда. Что бы я ни делал, что бы ни делали остальные… это никогда не будет иметь значения. Больше нет свободы ни для кого».

            НАКАЗАНИЕ

            Один, даже окружённый другими людьми. Один вместе со старым другом, какой-то странной девушкой, мальчишками, убивавшими других, чтобы найти меня, врачами, разговаривающими со мной, охранниками, присматривающими за мной, как за собакой, девушкой с лицом Аски, даже доктором Кирисимой. Один.

            Я всегда один.

            ЭТО МОЁ НАКАЗАНИЕ

            Он посмотрел мимо своего друга. Или подумал, что посмотрел. Он вновь терял концентрацию. Физический мир уплывал, оставляя только мысли. Шум внутри головы. Как в те времена, когда он лежал в своей комнате, смотря в потолок. Или как в каждый раз, когда он слишком долго сидел в Еве. Как когда он убивал людей. Почти казалось, что он мог просто… уплыть. Позволить себе забыть всё плохое.

            В его жизни произошло многое, чего он не ожидал или хотел, но в последнее время это было просто смешно. Он мог жить с тем, что его заставляли рисковать жизнью в боях с Ангелами. Он мог прожить, так и не найдя свою любовь в этом мире. Он мог даже прожить почти десятилетие взаперти, как непослушное животное. Но это, страх оказаться использованным для чего-то хотя бы отдалённо напоминающего программу «Ева» был большим, чем он мог позволить. Или хуже, ещё один Удар.

            Вот почему он так много раз лгал Мане. Почему пытался покончить с собой. Само его существование было угрозой. Люди, человечество… они заслуживали лучшего, чем анонимное бытиё Комплементации. Оно не решало всех проблем людей. Это была мечта идиота и паршивый побег от реальности. Это был отказ от всего, что делало людей людьми. Оно делало всю историю человечества, все его достижения, все его страдания, абсолютно всё бесполезными. Бессмысленными. Оно делало всё, за что сражался Синдзи, бесполезным и банальным; вся боль и агония, через которые прошёл он, Аска, Рей, Мисато и все в NERV, превращалась в анекдот. Как будто он убивал их вновь, снова и снова.

            И когда его нашли и захватили военные, в его жизни вновь появилась цель. Пока он не умрёт и станет прахом, он намеревался охранять вернувшихся от возвращения в бескрайнее море коллапса.

            Никто не заслуживал такой судьбы. Группа людей, пожертвовавших остальным человечеством, чтобы облегчить их собственную слабость, позволила лишить себя плоти и умов. Их трусость не оправдывала такой же конец для всего человечества.

            Вот так он хотел думать. Существование, индивидуальность… это был правильный выбор, да? Он сделал правильный выбор, правда?

            Правда?

            Но в последнее время… он устал. От вранья, изоляции, отчуждения от людей, которых спасал… он был лишь человеком. И это спасение от убивающей мозг охраны вновь заставило его задуматься над смыслом его обета. Действительно ли люди стоили защиты? Стоили ли они этой нескончаемой агонии? Может, ему стоило перестать тщетно искупать свои ошибки и грехи. Может, ему стоило просто принять, что он был проклят и оставить человечество его судьбе. Пусть убивают себя. Пусть возвращаются в Комплементацию. Пусть делают что угодно. Всё равно ничто не имеет значения.

            ненавижу тебя

            Кого он собирался впечатлить? Кто простит его преступления? Кто сможет снова подарить ему хоть чуть-чуть радости?

            Ненавижу тебя

            Он даже не мог вспомнить, как это — быть счастливым. Он думал, что один раз он был таким, когда был с матерью. Пусть даже у него не было ясных воспоминаний о ней; он даже не мог вспомнить её лица. Было лишь ощущение присутствия, атмосфера мира и заботы, окружавшая и охранявшая его от жестокой реальности внешнего мира. Но она пропала и никогда не вернётся. В состоянии не-смерти, навечно запертая внутри этого отвратительного искусственного бога. Синдзи больше никогда не сможет быть счастлив.

            НЕНАВИЖУ ТЕБЯ

            Был ли он когда-нибудь счастлив после смерти матери? Его жизнь в квартире Мисато, его общение с Аской и Аянами, когда отец похвалил его… вызвало ли хоть что-то из этого в нём настоящую радость или удовольствие? Или все его воспоминания были подкрашены его отчаянной жаждой любви других? Может быть, он просто убедил себя любить связи, которые он сформировал, чтобы терпеть их проблемы, издевательства и манипуляции, чтобы он больше не был один. Может быть, в действительности он их ненавидел, но не мог признать этого, потому что и они не могли.

            Другими словами, я люблю тебя.

            Синдзи подумал о Каору. Он верил, что мог бы быть счастлив вместе с ним. Плевать, что он был мальчиком. Плевать, что он был Ангелом. Он сказал Синдзи, что любил его, и этого было достаточно. Это было больше, чем кто-то мог дать ему после матери. Больше, чем Аска, больше, чем Рей, больше, чем Мисато… даже если они сказали бы, что ему придётся посвятить всю его жизнь их счастью, даже если бы они были бы жестокими, или холодными, или манипулирующими им. Это было бы неважно.

            «Как же я жалок. Я сдаюсь первому человеку, который показывает хоть каплю интереса. Даже если я всё равно убью его в итоге».

            Единственной свободой для него могла быть смерть.

            «Свобода, — подумал он вновь. Он тихо печально рассмеялся над собой. — Для меня нет свободы. Я никогда не буду свободен. Единственное, что может для меня сделать Кенске, — это выстрелить мне в голову. Но даже тогда… я не заслуживаю исполнения моего желания, как Каору. Я не заслуживаю никакого покоя. Даже фальши Комплементации. Я не заслуживаю никакой свободы».

            Синдзи закрыл глаза и пожелал забвения для себя. Его ум плыл в оранжевом.

            «Я ничего не заслуживаю».