Evangelion Not End
- Размер шрифта +
Заметки:

Neon Genesis Evangelion и персонажи данного произведения являются собственностью Хидеаки Анно, Ёсиюки Садамото и студии Khara.

Ссылка на оригинал: https://www.fanfiction.net/s/2918280/1/I-Knew-Him-When

Фанфик содержит ненормативную лексику.


            — Да, я знал его. Ну, то есть, знал, кем он был. Друзьями мы не были. Я был его соседом в классе. Честно говоря, он немного пугал меня. Не физически, конечно, он был невысокий, довольно худой. Немного избегал людей. Нет, просто в нём было что-то такое… Что-то с ними со всеми. Они были не в себе, если вы понимаете, о чём я. Что-то с головой не так. Ну, то есть, так и должно быть, верно? Чтобы делать то, что они.

Помню, некоторые девчонки думали, что он был привлекательным, хотя и странным. Такого утончённого типа, знаете, как музыкант или что-то в этом духе. Хех. Моя младшая сестра считала его очень милым. Писала стихи о нём и всё такое. Я даже волновался слегка. Хотя это было странно. Он никогда особо не разговаривал с кем-то или делал что-то в школе. Будто обходился в жизни самым минимумом. Словно жизнь ему наскучила. Только не ссылайтесь на меня потом или ещё что. Я не знаю, что с ним происходило.

Слышал, что он был довольно умён. Не гений, конечно, но умён. Хорош в спорте? Не. Он не выделялся, словно намеренно. На самом деле, после того, как вы упомянули, я вспомнил, что он общался с какими-то ребятами. Нет, извините. Не знаю их имён. Я за ним не следил. Я знаю только то, что видел, понимаете?

            Пауза.

            — Почему вы спрашиваете о нём? У него неприятности?

            — Нет.

            — Хорошо. Наверное. Не знаю. Сейчас всякие безумные вещи можно услышать о нём и месте, где он работал. Эмм, NERF, или как его там. Что бы люди ни говорили, меня бесит, что они заставляли детей делать грязную работу, понимаете? Как в плохом аниме или ещё где. Заставлять детей сражаться в огромных роботах. Я? Нет, такое мне не по нраву. Никогда не любил опасности и приключения. Я понял, что достаточно удачлив быть живым, и мне не следует жадничать.

            — Что вы помните об Ударе?

            — Ударе… да, они так его называли. Удар. Звучит уже не так плохо, знаете?

            Вздох. Пауза длинней.

            — Не знаю. Даже… даже сегодня люди о нём не говорят. Словно упоминание заставит его повториться. Это личное — спрашивать кого-то о нём. О таком просто так не болтают.

            — Всё, что вы можете рассказать, будет полезно.

            — Ага…

            Напряжённый выдох через ноздри.

            — Ага. Я был дома, когда услышал взрывы. Мы с сестрой были одни. Мой отец работал в городе, занимался… Не знаю на самом деле. Чем-то. Он вывез нас из Токио-3 после серьёзной атаки этих штук. Гигантов этих. Поражаюсь, как там люди оставались.

            Прерывается, вспоминая что-то.

            — Вы были со своей сестрой…

            — А, да, точно. После одной из атак мы уехали из Токио к моей тёте. Она была на работе. Мы подошли к окну, когда услышали взрывы. Они были очень тихими, почти неслышными на фоне машин и города. Но мы ждали, думали, очередной гигант или ещё что. Мы долго ждали, а потом от горизонта пошла эта… волна, словно кто-то простынь вверх потянул. И звук от неё шёл такой, словно кричал кто-то. И волна, она всё шла и шла, словно собиралась и нас накрыть тоже, но потом остановилась. И тогда… ну, вы не собираетесь это никому докладывать? Ну, там, СМИ или ещё кому? У меня семья, и если это всплывёт…

            — Всё конфиденциально.

            — Ладно. Ну, волна утихла и небо стало таким странным, и вдалеке была эта… девушка. Или женщина, или ещё что.

            Шепчет.

            — Ну, она просто встала, и… ну, я имею в виду, это же должна быть галлюцинация или что-то такое, верно? То есть, гигантские голые девушки просто так с земли не встают, верно?

            Кусает губу.

            — Не дайте этому выйти наружу, ладно? Я не хочу, чтобы думали, будто я член того культа из новостей, ладно?

            — Всё конфиденциально. Продолжайте, пожалуйста.

            — К-конечно. В общем, эта… эта девушка продолжала подниматься и я… я перепугался. Ну, то есть, мне же было лишь четырнадцать. И моя сестра кричала, и люди на улицах сходили с ума, и… Боже…

            Делает паузу.

            — Я спрятался в своей комнате вместе с сестрой. Я… я даже дверь запер. А потом… потом, то есть, видно что-то с моей головой стряслось, сестра начала кричать, что видит маму, нашу мать то есть. Она умерла уже давно, но сестра всё твердила: «Я её вижу! Я её вижу!», и она вырвалась из рук и просто… распалась… Словно была жидкой.

            Дрожит, трясётся. На грани слёз.

            — Мы можем продолжить позже, если слишком тяжело.

            — Нет. Нет. Я хочу облегчить душу.

            Сглатывает. Глубокий вдох.

            — После… после этого я кричал, словно немного сошёл с ума, словно видел кошмар и пытался проснуться. Такое было чувство. Как плохой сон, от которого ты не можешь проснуться. А потом… потом я увидел эту девушку в форме нашей школы, стоящую у двери. Н-нет, я не помню её лица. Только что она была там. А потом… ничего. Следующее, что я ясно помню — как проснулся на пляже, как и все остальные.

            — И как давно это было?

            — Боже, то время в памяти ещё размыто, понимаете? Думаю… около десяти лет назад. Да, сейчас мне двадцать четыре. Или двадцать шесть. Смотря как считать. Всё ещё… Боже. Всё ещё жутко слишком много об этом думать. А? О… нет… моя сестра ещё не вернулась. Нет, всё в порядке. То есть, глупо говорить это, но если она сейчас вместе с мамой, то… Не знаю. Может, она счастлива. Мне нравится так об этом думать.     

            — Вы ходите к кому-нибудь? В профессиональном смысле, разумеется.

            — Конечно, как и все мы.

            — Спасибо за уделённое время. Правительство ценит ваше содействие.

            Мужчина поднялся с места, его колени слегка подрагивали, на лице выступил пот. Он повернулся к опрашивавшей его женщине и усмехнулся.

            — Ага, правительство. То, что от него осталось. Простите, не хотел вас обидеть.

            — Не обидели.

            — Хорошо, — сказал мужчина. — Ну тогда увидимся позже. То есть… ну, я никогда особо не говорил об этом, не в деталях, и стоило мне начать… оно как-то само понеслось. Простите, что обременил вас этим.

            — Не волнуйтесь. Это моя работа.

            — Ваша работа? Ваша работа — это выслушивать выживших? Боже… простите.

            Женщина тоже поднялась с места, покачав головой.

            — Не надо извиняться. На самом деле я нахожу её интересной.

            Это, казалось, сбило мужчину с толку. Он вздрогнул и пошёл к двери.

            — Ага, ну до свидания тогда.

            — До свидания. Спасибо за вашу помощь в этом деле.

            — Ага.

            Дверь закрылась. Мир затих. Она закрыла глаза и мир стал тёмным.

***

            Это интервью было последним на сегодня и Кирисима Мана была этому рада. Ежедневно разговаривать по восемь часов с пережившими Удар было утомительно. Словно их слова высасывали из неё силу. Все срывы, что она видела, все слёзы, гнев, растерянность, раздражение, унижение, всё в конце дня смешивалось, каждое лицо становилось неотличимым от другого, каждая история звучала как предыдущая. Она знала, что не подходила для роли пассивного слушателя, но после Третьего Удара появилась отчаянная нужда в чутких ушах. Не только для правительства, собирающего вместе факты о том, что привело к катастрофе, но и для умов и душ вернувшихся. Мана понимала, что её целью было не облегчение страданий, не лечение боли, а сбор информации. Для правительства поспешно полученный ею диплом психолога был лишь средством достижения цели.

            Мана вздохнула, запирая офис на ночь и разминая плечи, чтобы разогнать скопившуюся усталость. Она направилась к выходу из госпиталя, проходя мимо докторов и санитаров. Хоть и построенное когда-то для лечения тела, это здание теперь было предназначено для лечения духа. Как и большинство оставшихся на Земле больниц.

            Как и любое место на Земле, где люди могли выслушать друг друга.

            Она прошла мимо медсестры на приёмной. Между женщинами, каждый день видящими разный лик ужаса, выработалось взаимопонимание. Не то чтобы она особо нравилась Мане, но с подчинёнными лучше всего выстраивать хорошие отношения. Никаких плевков в утреннем кофе, спасибо.

            — Спокойной ночи, доктор Кирисима.

            — Спокойной ночи, Михо.

            Машина счастливо поджидала её на стоянке, освещённая ярким флуоресцентным светом. Около лампы порхала пара мотыльков. Её машина была не особо быстрой, уникальной или дорогой — лишь средство передвижения между работой и домом. И на выходных к любимому ресторанчику с видом на реку.

            Она завела двигатель и включила радио. Она осторожно избегала любых ток-шоу или новостных передач. Дезинформация лишь раздражала её, только напоминала, что, несмотря на её звание, от неё так много скрывали. Идти против командиров было плохим решением. В наше страшное время люди исчезают с лёгкостью.

            Поездка от базы до дома занимала примерно восемнадцать минут, если попасть в «зелёную волну» и не вляпаться в отрыжку идущего в город трафика. Вид светящихся огоньков зданий всегда заставлял её слегка трепетать — приятное отличие от того, что встречало её при возвращении оттуда. Чернота. Полная чернота, тёмная настолько, что даже луна не могла осветить ничего перед носом. Полная чернота, и лишь крики составляли ей компанию. Эта ночь была тёмной. В такое время она радовалась тому, что жила в одиночестве. Она никогда не призналась бы никому, что спала со включённым светом. Он делал кошмары менее парализующими после пробуждения в холодном поту.

            Она жила в небольшом двухэтажном комплексе в пригороде Киото к северу от военной базы. Она не шумела, хоть и имела привычку фальшиво петь в душе, не приглашала домой странных мужчин и всегда вовремя платила за аренду. Все эти факторы несомненно помогли ей, когда остальные квартиросъёмщики узнали, что она была военнослужащей. Несмотря на оскорбления и угрозы, Мана не съехала, а домовладельцы её поддержали. Правда, несколько человек уехали, но хорошее жильё тяжело найти и поэтому большинство осталось. Они научились проглатывать свою гордость.

            Мана подъехала к комплексу как раз когда закончилась очень хорошая поп-песня. Она ещё напевала её себе под нос, вытаскивая ключи. Когда она выходила из машины, мимо прошли два молодых парня, прокомментировав её форму и плюнув рядом с ней. Мана не испугалась и не ответила, поняв, что двое детей слишком трусливы, чтобы на самом деле тронуть её, а знакомый вес оружия под левой рукой заставил почувствовать себя неуязвимой. Она закрыла дверь и поднялась в свою квартиру, не пропуская ни ступеньки.

            Демонстрируемое гражданскими презрение по поводу места работы давно перестало её волновать. Она тихо усмехнулась, вспомнив перепуганные лица сослуживцев, узнавших, что она живёт в городе, подвергая себя риску со стороны простых людей. Они хотели переселить её в казармы на базе, почти умоляли её, но Мана не собиралась жертвовать своим образом жизни из-за кучки неблагодарных щенков. Пока что с ней не произошло ничего плохого и она была уверена, что и не произойдёт.

            — Я дома, — поприветствовала она пустую квартиру и быстро включила свет.

            Приготовить ужин было быстрым делом — просто плюхнула кипяток в миску лапши быстрого приготовления. Свободной рукой Мана переключала немногочисленные каналы телевизора. Каждый раз, включая его, она не понимала зачем вообще его купила. Единственными программами были контролируемые государством новости и международные отчёты о реконструкции. Она пошла по кругу, достигнув последнего канала и начав с первого. Мана ловила проблески людей и мест, но ничего её так и не зацепило. Она продолжала давить на кнопку, словно новые шоу чудесным образом могли появиться после дюжины повторений. Проглотив последние капли бульона, она выключила телевизор.

            Мана вздохнула. Принятие душа показалось ей невыносимо тяжёлым занятием, поэтому она пошла спать грязной. Поменяет бельё завтра. Она рухнула на футон и гудение лампы над головой начало нагонять на неё сон. Лёжа на боку, Мана смотрела из окна на звёздное небо. За эти десять лет кровавое кольцо почти исчезло. Ещё несколько и оно станет лишь неприятным воспоминанием.

***

            Этой ночью она опять видела сон. Не знакомый кошмар, преследующий почти всех людей, а нечто иное. Сон из давних времен, когда мир ещё был целым. Ей снился он.

            Икари Синдзи. Пилот Евангелиона-01, один из избранных «Детей», способных управлять этими чудовищами. Сын погибшего командира NERV Икари Гендо и погибшей учёной Икари Юи. Рождён в 2001 году, вернулся, предположительно, в 2016-м, первый из выживших вместе с Сорью Аской Лэнгли, другим пилотом. Ранние отчёты были в лучшем случае поверхностны, но эти двое были одни некоторое время до возвращения других. По расположению звёзд и радиоуглеродному анализу было определено, что между Ударом и Возвращением прошло примерно шесть месяцев. Конечно, эти расчёты были проведены во времена чрезвычайного хаоса, но их нельзя было отбросить только из-за этого.

            День Удара. Его расследовала практически каждая организация под контролем правительства. На месте Токио-3 и всего, что находилось в радиусе нескольких километров от него, остался лишь кратер, мёртвая дыра на лице Земли. Результаты ранних раскопок руин были строго засекречены, храня секреты города-призрака и его технологий.

            Но они не были полностью слепы. Камеры на месте Удара засняли осаду, атаку и появление красного Евангелиона-02. Потом девять белых Ев спустились с неба, были побиты, воскресли и расчленили красную меху. Последним камеры запечатлели, как яростная бурлящая масса энергии поднималась из руин NERV на двух огромных горящих крыльях.

            И ничего после этого.

            После этого им оставалось собирать правду из разрозненных осколков человеческой памяти, остававшихся на Земле, и из тех, кто вернулся из пахнущего кровью моря. Первые несколько сотен вернувшихся узрели разрушенный мир, столкнулись с болезнями, голодом, смертью и отчаянием. Каким-то образом им, словно ведомым рукой Бога, удалось выжить. Они зацепились за кусочки цивилизации, оставшиеся на планете. За двенадцать лет выжившие собрались, отмахнулись от ужаса Удара и восстановили мир, делая вид, что ничего и не произошло. Вновь заработали правительства, вновь начали жить люди. Мир возвращался к исходному состоянию, с одним исключением. Японии больше не существовало.

            Как минимум в политическом смысле. Молва о NERV и Евангелионах распространилась удивительно быстро. «Как» никогда не расследовалось, значение имело только «почему». Это дало повод миру перестроиться к страху и жажде мести. Единогласным указом мировые силы, тряся поджилками, решили наказать Японию и её жителей. Независимость ликвидировали, а оккупационные международные военные силы обосновались на островах, установив временное правительство, гарантирующее настоящую власть заморским правителям. Естественно, любой сотрудничающий с новыми властями виделся как предатель, перебежчик и мерзавец. Между обычными людьми и властями существовала острая разобщённость. Она порождала раздражение, страх и ненависть.

            Мана их не винила. Армия, как и правительство, были на коротком поводке у реформированной ООН. Вернувшиеся политики подняли лапки вверх и позволили зарубежным силам проехаться по ним, всё это время прося прощения. Лучше быть живым трусом, чем мёртвым героем. По крайней мере, так думали «наверху».

            Теперь всё в стране решали параноидальные гайдзины, которые одновременно боялись невозможной силы Евангелионов и желали коснуться её. Невероятно быстро оккупационные силы вынесли всё подчистую, собрав и спрятав у себя различные остатки Проекта Е и NERV. Где они были и что с ними делали, Мане было неизвестно.

            Она вернулась в армию сразу после возвращения из моря, намереваясь исправить ошибки прошлого. Отменённый, хоть и не по её вине, план контакта с Третьим Дитя поедал её изнутри. Годами она изводила себя мыслями о том, что если бы она тогда припёрла Синдзи к стенке, этого ада удалось бы избежать. Что она бы всё поменяла. Что последствия были бы иными. Конечно, она никак не могла знать, что план бы сработал, не говоря уж об изменении событий, приведших к Удару. Но всё же даже сейчас порой она просыпалась ночью в поту, снедаемая виной, цепляющаяся за старый мир.

            Но бичевать себя за события прошлого было бесполезно — она поняла это несколько лет спустя. Оставалась лишь неоспоримая правда. Хоть и тщательно спрятанная и запечатанная, она бы открылась при должных усилиях. И в центре этой правды, в сердце каждой разоблачённой лжи и раскрытого обмана продолжал появляться один и тот же человек.

            Третье Дитя. Сокрушитель Ангелов. Дьявол-берсерк. Убийца Бога.

            Икари Синдзи.

            Знать его — знать правду.

***

            Когда она проснулась, был четверг. Вставать с футона не хотелось, но Мана вполне привыкла действовать через силу, выполнять требуемые от неё движения. Она существовала в вакууме, лишённая всяких сильных эмоций и даже удовольствия. Жизнь была не игрой наслаждения ради. Она была испытанием. Выживал сильнейший. Слабости и ошибкам в ней места не было. Трусы могли оставаться в кровавом море.

            Мана лениво покосилась на календарь. По-прежнему четверг.

            — Пятое, — прошептала она.

            День, когда погибла Япония. Семь лет назад.

            После Возвращения не было ничего, что не работало бы без изменений. Кроме человеческой природы. Поэтому, оглядываясь назад, было не так уж и невероятно, что радикальная группа ультранационалистов заполучила N2-бомбу и взорвала её в крупнейшем восстановленном городе страны, погубив почти два миллиона человек.

            Это был протест, отчаянный крик против расползающейся ООН и сокрушительная вина национального самосознания. Это было глупой, наглой и жалкой демонстрацией личных слабостей и Мана презирала их за это. Тот факт, что взрыв совершенно застопорил правительство, а убитые иностранные эмиссары обеспечивали иностранную интервенцию, был ей известен. Но он не делал поступок легче для понимания.

            Резня в Токио-2.

            Она была бессмысленной. Конечно, она никогда не была сильна в политических науках, но безумие теракта всегда поражало её. На что они надеялись? Конечно, в то время все были немного безумны. Только недавно люди соизволили впустить логику и здравый смысл обратно в их жизни. При этом сопротивляясь и крича.

            Мана обернулась на календарь. Всё ещё четверг.

            Она встала. Мир не будет ждать, пока она лежит тут, размышляя о глупости человеческой. Она и так потратила на это слишком много лет.     

            Мана провела утреннюю рутину в лёгком тумане. Она помнила, что завтракала и принимала душ, но не могла сказать, что именно ела и во что оделась. Только что сделала это. Путь к военной базе тоже оказался подёрнут дымкой.

            Она полагала, что могла взять отгул, как и поступало большинство не жизненно важных работников страны, но гордость вывела её из города на шоссе. Дата не влияла на её рабочую этику, лишь на слабую часть эмоций. Она въехала на базу на пятой минуте из семи траурного молчания на радио. Она подождала ещё две, прежде чем выйти.

            Ещё один день, ещё один доллар, ещё одна порция историй выживших. Мана потрясла головой, прочищая разум, напоминая себе о важности работы. Однако она же была и разочаровывающей. Весь день слушая и поглощая эмоции и чувства людей, Мана не могла не чувствовать, как черствеет её душа. Порой она думала, что диктофон справился бы с этой работой ничуть не хуже, а может и лучше.

            Она прошла мимо Михо, не поздоровавшись, заметив, что она разговаривала по телефону. Когда она прошла пару метров, её окликнули и сказали, что командир желает её видеть.

            Мана тяжело вздохнула. Командир ей не нравился. Не потому что он пытался приударить за ней, нет, это было бы простительно. Он был наглым и самодовольным.

            И американцем.

            Она постучалась в его дверь, хоть именно он и вызвал её, и начала ждать. В маленькой демонстрации своего эго и превосходства мужчина выждал добрых двадцать секунд перед тем, как впустить её. Мана вздохнула.

            — А, агент Кирисима! То есть, простите, доктор Кирисима. У меня был важный телефонный разговор.

            Пусть её диплом был чисто для декоративных целей, она всё равно упорно работала над ним, чёрт возьми. Она желала, чтобы люди демонстрировали хоть какое-то уважение, а не удивлялись её молодости.

            — Доброе утро, полковник Тэйпер, сэр.

            Тэйпер улыбнулся и жестом подозвал её. Она вошла в кабинет и продолжила стоять, игнорируя стул. Его стол украшали странные маленькие миниатюры, литые копии боевых машин и оружия. Мана представляла, как он игрался с ними, когда был один.

            — Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо чувствуете себя сегодня.

            Она ненавидела его манеру речи, как его язык запинался над японскими словами, как он чрезмерно компенсировал свои ошибки. Конечно, у него на обучение было меньше года, но она этого не знала. Или ей было плевать.

            — Я в норме, сэр. Спасибо.

            — Замечательно, — сказал Тэйпер. Он улыбнулся. — Итак, как проходят интервью? Вы собрали много ценной информации для нас и мы благодарны. Я имею в виду меня и моих командиров.

            Поняв, что это займет время, Мана села.

            — Вы хорошо спите? Вам приходится переживать заново эти события каждый день. Это должно быть тяжело.

            — Нет, сэр, — сказала она. — Я научилась справляться.

            — Хорошо, рад слышать. — Он провёл указательным пальцем по подбородку. — Надеюсь, что вы находите время для того, чтобы порой расслабиться. Я понимаю, что у вас немного свободного времени, но я хочу убедиться, что вы используете его правильно.

            — Сэр?

            — Я хочу, чтобы все мои подчинённые были в наилучшем состоянии. Это подразумевает, что они знают, когда надо устроить передышку. Вы меня поняли?

            — Да, сэр.

            — Хорошо, — на секунду Тэйпер склонил голову и затем поправил одну из миниатюр перед ним. — Я читал ваш последний отчёт, — он пролистал пачку бумаг на столе. — А, вот. Кавасита Марико. Она была в классе 2-А в Токио-3. Помните её?

            — Да, сэр.   

            — Хорошо, хорошо, — он остановился на секунду, зажмурившись. Его рот задвигался, когда он повторял кандзи, вспоминая уроки японского. — В любом случае, хорошая работа. Это позволяет нам лучше понять, как тогда обстояли дела. Важно выяснить это в точности.

            — Да, сэр.   

            — Хорошо. Тем не менее, кажется, и она была не в городе во время Удара. Но всё равно важно опрашивать любого, кто мог видеть что-нибудь.

            — Да, сэр, — сказала Мана.

            — Верно, — он откашлялся. — Было решено, что вы готовы перейти к более близкому подходу касательно этого расследования. Ваше обучение до Удара делает вас идеальным кандидатом на эту работу, — Тэйпер остановил на ней свой взгляд. — Я собираюсь дать вам новое задание, доктор.

            Он вытащил из ящика папку и взвесил её в своей руке, позволив ей подпрыгнуть.

            — Все наши прошлые попытки оказались тщетными. Он не поддаётся. То есть, он готов говорить, но никогда о том, что нам нужно. Словно он играет с нами в игру.

            Мана попыталась разобрать имя на папке, но тряска заставила её почувствовать тошноту.

            — Он под домашним арестом, — продолжил Тэйпер. — Уже несколько лет. Он, кажется, доволен тем, как обстоят дела, никогда не жалуется, никогда не шумит. Мы полагаем, что у него есть ответы ко всему, над чем мы работали последние двенадцать лет.

            — Кто это, сэр? — спросила она, чувствуя как в ней растёт уверенность в ответе.

            Тэйпер с напряжённым лицом бросил папку.

            — Икари Синдзи. 

Вам необходимо Войти (Зарегистрироваться) для написания отзыва.
Neon Genesis Evangelion и персонажи данного произведения являются собственностью студии GAINAX, Hideaki Anno и Yoshiyuki Sadamoto. Все авторы на данном сайте просто развлекаются, сайт не получает никакой прибыли.
Яндекс.Метрика
Evangelion Not End