Глава 2. Ты не одинок

Синдзи в какой-то мере даже нравилось учиться. У него не было особой тяги к знаниям, он предпочитал плыть по течению. И учёба позволяла отвлечься от своих мыслей и сконцентрироваться на чём-то другом, что не вызывало бы у него беспокойства. Голова работала с такой частотой, а память настолько забивалась различной информацией, что ничего не оставалось для плохих воспоминаний. Уносясь течением в запутанную историю, в мир магических цифр, восходя на горы и пересекая океаны, познавая всю глубину японского языка, он забывал о своих проблемах. В эти моменты ему не приходилось задумываться о смысле существования и чем заняться в будущем, не нужно было стараться понять самого себя. Преподаватели и учебная программа всё делали за него — вычищали лишнее и наполняли чашу совсем иной информацией. Поэтому Синдзи хорошо слушал и вникал, схватывал на лету и быстро находил решение за счёт своей высокой концентрации на предмете. Отсюда отличная успеваемость. Нет, он не был круглым отличником, но его знаний было достаточно, чтобы помогать одноклассникам с домашними заданиями и различными задачками. Не то чтобы Синдзи нравилось помогать и делать чужую работу — он опять-таки просто плыл по течению. Ещё одна возможность забыться.

Кому юноша рад был помочь, так это Мане. Парню мало с кем в классе удалось за этот год по-настоящему подружиться. Ему это всегда давалось с трудом, да и не стремился особо. Киришима сама с ним первой заговорила в своё время из практических соображений. Ведь они в классе были единственные, кто посещал кружок классической музыки. Слово за слово — и они стали друзьями, которые редко друг от друга отходили.

После обеда на большой перемене Мана, подойдя к его парте, внезапно спросила:

— Син-кун, ты никогда не задумывался, почему тебя никто не трогает?

Синдзи удивился вопросу и снял наушники.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, не пытались издеваться. Не пойми меня неправильно, но над такими, как ты, часто издеваются. И наш класс не исключение — вон, Номуре постоянно достаётся.

— Может, боятся брата? — пожал плечами парень. Его это особо не интересовало. Но девушка отставать не собиралась.

— Нет. Просто ты безотказный, — ответила она притворно равнодушно. — Всегда всё сделаешь, о чём бы тебя ни попросили. Хорошо, что пока не заставляли прыгать с третьего этажа, а то, боюсь, ты и это выполнишь.

— Ну, извини меня, что я такой. Честно. Ты хочешь, чтобы я изменился?

— Изменился? Нет, ты мне нравишься такой, какой ты есть. Потому я стараюсь как можно реже что-либо просить у тебя, чтобы не стать похожей на остальных эгоистов.

— Не похожа, — заверил он её и расплылся в улыбке. — Честно говоря, я даже рад, когда ты у меня что-то просишь. Мне самому приятно тебе помогать.

— Тогда, — она немного замялась, набираясь смелости, — с твоего позволения я тебя сегодня после занятий в кружке напрягу. Маленький сюрприз, Икари Синдзи.

Она легко щёлкнула парня по носу. Впрочем, тому больше не понравился не щелчок по носу, а упоминание его фамилии. Это сразу напомнило ему отца.

— Не очень люблю сюрпризы. Надеюсь, это не очередная твоя сумасбродная идея? Отоя тоже участвует?

— Отоя-кун? Нет-нет. Ничего такого. Я думаю, обойдёмся без него и он не обидится. Поэтому можешь ему написать, чтобы нас не ждал после занятий.

Синдзи снова пожал плечами и достал старый, но проверенный временем телефон-раскладушку «Samsung». Через него нельзя было выйти в интернет, поиграть в современные игры или послушать музыку. Это была типичная и простая звонилка. На ней висел ничем не примечательный брелок в виде чёрной кошечки. На первый взгляд не имевшая ценности безделушка была подарком от Маны в знак благодарности: на прошлом школьном фестивале Синдзи натурально выручил Киришиму с нахлынувшими на неё делами и заботами.

 Пока юноша набирал сообщение брату, Мана пониженным голосом продолжила объясняться.

— Я просто хочу… сделать выбор. — Она снова запнулась, будто сболтнула лишнего.

— Какой ещё выбор? — отвлёкся от набора юноша.

— Ну, знаешь, будешь смеяться, — она подвинулась поближе, и Синдзи снова почувствовал то самое наслаждение, — мне просто сегодня сон приснился. И как бы он меня натолкнул на идею, что пора что-то менять в моей жизни.

— Ого, круто. И какой выбор?

— В общем, увидишь, Синдзи. Надеюсь, тебе понравится. Я очень на это надеюсь.

С этими словами она быстро ретировалась к своим подружкам. Те стали у неё что-то активно спрашивать, но она лишь с лёгкой улыбкой взглянула на Синдзи. Её щёчки слегка порозовели. Впрочем, тот недоумевал и не догадывался, что у неё на уме. Мана хоть и была милой девушкой, но иногда отличалась эксцентричными поступками, потому юноша давно перестал пытаться понять логику её действий. Тем более удивляться.

Сделать выбор? Небось, она его снова потащит в торговый центр для выбора очередного платьица или купальника. (Отою она никогда не брала на шопинг, потому что тот непременно станет заглядывать в примерочную от скуки. Синдзи же был терпелив и лишь изредка бурчал себе под нос.) Но это могло быть и свидание. Тогда, может, Мана имела в виду выбор между братьями? В таком случае у Синдзи нет шансов: Отоя в подобных делах даст сто очков форы ему. Икари нервно усмехнулся: «А ведь уже дал».

После всех занятий Мана и Синдзи направились неспешным шагом в музыкальный кружок. Девушка была на удивление тихой и немногословной. Будто юноша заразил её особым «вирусом самокопания». Киришима погрузилась в собственные размышления, что ей несвойственно, поэтому Синдзи был как на иголках, ведь она в таком состоянии могла отчебучить что угодно.

— Ну, наконец-то! — воскликнула Айзава Минами, стуча по наручным часам. — Мы вас тут уже заждались.

Минами, учащаяся третьего А класса, была лидером кружка. Она отличалась энергичностью и острым умом. А в красоте даже миловидная Киришима ей уступала и была лишь в тени рядом с Айзавой. Возможно, виной этому были длинные и ухоженные чёрные волосы. А может, длинные и не менее ухоженные ноги, доступные взору: юбка была намного выше колен. Вопреки школьным правилам, многие девушки, обладающие стройными ножками, подшивали юбки. В любом случае, Синдзи давно что-то манило к ней. Но он никак не мог сделать первый шаг, боясь напортачить. Притом Минами пользовалась популярностью в школе и вечно была занята. Юноша также боялся, что с таким заурядным парнем, как он, ей просто будет скучно дружить.

— Икари-кун, сегодня мы рассчитываем на тебя, — начала командовать длинноволосая девушка, щёлкнув пальцами. — Ты у нас сейчас единственный на виолончели. Можешь пока сам попрактиковаться — я знаю, что ты наизусть знаешь «Air». Я к тебе позже присоединюсь. Остальные пока ко мне.

Никто не осмелился ослушаться властной Айзавы.

Синдзи распаковал свою видавшую виды виолончель и устроился посередине комнаты, чтобы создать равномерную акустику. А ребята собрались в углу, где Минами с горящими глазами подробно объясняла свой план и раздавала ноты. Такаши явно неодобрительно отнёсся к замыслам, но лидера принялась защищать Мана. Музыканты люди творческие, а значит, чаще всего эмоциональные. Когда разгорелся горячий спор, Синдзи это не удивило, ибо за последний год жарких дискуссий было множество. Даже он пару раз принимал в них участие, чем заслуживал удивленные взгляды. В эти моменты Айзава вставала на его сторону: мол, раз вечно молчаливый Икари-кун заявил что-то, то надо делать так. Она считала, что Синдзи молчалив не от неуверенности, а из-за мудрости, которую парень в себе никак не мог разглядеть. В эти моменты ему было очень приятно и тепло.

Многим кажется, что в кружке классической музыки всегда тишина, покой и полная идиллия. Вплоть до смертной скукоты. Собственно, в такой кружок Синдзи и ходил в средней школе, что ему очень нравилось. Но в старшей школе Чигуса была Минами, поэтому шум и гам в кружке звучали постоянно, руша все мыслимые и немыслимые представления о занятиях классикой.

Юноша никогда не отличался чувством юмора, не говорил с сарказмом. Но ему захотелось подчеркнуть всю бессмысленность и комичность их горячего спора, который уже давно вышел за пределы обсуждения замысла Айзавы. Поэтому на разогрев он выбрал тринадцатую серенаду «Allegro» Моцарта. Без скрипки будет не так красиво, но он решил постараться.

Уложив смычок на струны, Синдзи коротко вздохнул и закрыл глаза. Секундой позже начал играть.

Музыка полилась по всей комнате, заполняя каждый уголок, оживляя застоявшийся прогретый воздух. Волны вибрировали сладким пением виолончели.

«Слишком быстро для разогрева».

Но Синдзи и не думал останавливаться. Он и сам тонул в бессмертном шедевре, который явился миру во всём своём великолепии века назад и проживёт до скончания времён. Вот они, бессмертность и вечность, будто можно их коснуться, лишь захотев.

И тут рядом с ним заиграла скрипка, подхватывая темп. Совсем немного понадобилось, чтобы сыграться и поймать волну обоим музыкантам. И вот уже скрипка и виолончель играли в одном порыве. Синдзи не видел, кто именно присоединился к нему, — он играл, как обычно, с закрытыми глазами. Да и неважно это было, ибо звуки переплетались в гармонии, как инь и ян.

Вторая скрипка присоединилась с наскока, словно в порыве страсти и ревности, не всегда попадая в ноты. Уши резало нарушение гармонии, и Синдзи постарался помочь второй скрипке поймать темп. Совсем немного понадобилось, чтобы единая гармония снова восторжествовала. И вот красота расцвела с новой силой, увлекая всех находящихся в комнате в свой прекрасный мир беззаботности и торжества музыки.

Когда чудесная музыка смолкла, Айзава похвалила парня под аплодисменты участников кружка.

— Отличный разогрев, Икари-кун! — положила руку ему на плечо Минами. Она немного запыхалась, а на лице выступали капельки пота. Но энергии у неё было ещё хоть убавляй. — Вот это я понимаю любовь к музыке, у тебя бы всем учиться. Вот так надо отдаваться, так надо играть, вкладывая всю душу и отбрасывая всё бренное!

Синдзи смущённо улыбнулся, почесав затылок. Ему определённо нравилась похвала от столь требовательной девушки. А ещё, что она не убирает свою руку с его плеча и юноше передаётся тепло Айзавы. Та наклонилась к его лицу, даже ближе, чем того хотел сам Синдзи, — и он почувствовал её учащённое дыхание.

— Я хочу, чтобы ты вёл партию Баха, — никто лучше тебя не справится, даже я, — сказала она манящим голосом так, чтобы все слышали. — Вложись полностью, я рассчитываю на тебя.

— Но как виолончель может повести в «Эйр»?

— Импровизируй!

После этого она растрепала ему волосы и отошла к другим участникам. Его сердце забилось чаще.

«Остынь, Синдзи, — говорил он себе. — У неё есть прилежный парень, учится в университете, а семья владеет своим бизнесом. Она идеал во всём. У тебя никаких шансов».

Его осенило: а ведь он никогда всерьёз не представлял, что мог с кем-то встречаться. Конечно, он сегодня уже размышлял про Ману, но это всё так — детский лепет, на парочку свиданий. А что делать потом? Осознание этого факта взбудоражило ум. Сразу вспомнился Отоя, который корил его, что он никогда даже не пытался завести себе девушку. Хотя у его брата опыт тоже был не то чтобы богатый, но он бросил все попытки, как только познакомился с Маной. А с учётом того, что Киришима решила сегодня сделать какой-то выбор, то, значит, нарисовался чёртов любовный треугольник. И что же теперь делать? Самый простой вариант для юноши — уступить брату, ведь получается, что он на неё давно глаз положил. Конечно, немного обидно. Но так будет лучше для всех, ибо Икари девушку воспринимает как друга, хоть и близкого.

Синдзи глянул на надувшееся лицо Маны, которая недовольным прищуром сопровождала Минами. И вдруг догадался, кто была первая, а кто вторая скрипка. Увидев недовольство девушки, Синдзи понял, что с этим надо что-то делать, пока всё не вышло из-под контроля.

Айзава время даром не теряла и раздавала ноты, а также чуть не пинками заставляла Такаши-сана усесться за вторую виолончель. Но и не забывала подбадривать, что у того всё прекрасно выйдет.

— А ты, Кадзуо-кун, будешь у нас сегодня дирижировать, — командовала глава кружка. — Твоё фортепьяно, увы, здесь не понадобится.

— Из меня дирижёр как балерина, — жаловался худощавый очкарик. — Помнишь, в прошлый раз получилось совсем не так, как ты рассчитывала?

— Но урок-то ты извлёк, ведь так? Да и кто знает, может, если бы ты пошёл учиться на артиста балета, сейчас бы выступал на сцене.

— Ты не забыла, что ведёт партию Синдзи? Может, ему дирижировать сразу?

— А ты сможешь сыграть на виолончели?

Кадзуо лишь фыркнул, но безо всякой злобы.

— Импровизация! Твоё дело — ритм, Синдзи задаст темп.

Кадзуо, сдавшись, взял в одну руку ноты, во вторую — запасной смычок, ибо дирижёрскую палочку они сломали пару месяцев назад во время очередного жаркого спора, а денег на новую президент школьного совета выдавать отказывался под любым формальным предлогом. Из-за обоюдной ненависти с Айзавой.

Через некоторое время все уже были готовы. Минами одобрительно кивнула, и очкарик скомандовал:

— Ну, ребята, — три, четыре!

Начало вышло ужасным. Такаши пытался справляться с инструментом, которым пользовался редко. Его спасало лишь то, что композицию он уже знал. Мана же ноты не знала, поэтому ей пришлось постоянно или нагонять темп, или сбавлять обороты, причем с ошибками. Кадзуо, махая смычком, про себя повторял все ноты и внимательно слушал Синдзи. Минами же, как и ожидалось, единственная, кто могла хорошо играть, без погрешностей. Но даже ей не хватало банального опыта и практики. Теперь Синдзи понял, почему ведущим она поставила именно его, ибо на поверку оказалось, что он единственный, кто хорошо знает и умеет исполнять бессмертное произведение Баха. Юноша мог задавать темп, пока члены кружка классической музыки не сыгрались вместе.

«Air On A G String» лилась в стены комнаты, обволакивая своей мелодией каждого участника кружка. Магия Баха заставляла юношей и девушек задумываться о чём-то своём, доставая из потаённых уголков памяти приятные воспоминания. Будь коллектив сейчас сыграннее, казалось, они смогли бы сделать мир лучше, призвав самих ангелов откликнуться на этот чудесный зов.

Партия шла за партией. Разбор полётов за разбором. Даже всё время недовольный Такаши влился в общее течение. Постоянные споры и дискуссии, раздиравшие кружок, сменились на усердную работу. Музыка лилась с каждым разом всё гармоничнее. Синдзи на один миг захотелось, чтобы это продолжалось вечно. Как и вечна эта композиция.

К вечеру Минами объявила о завершении сегодняшнего продуктивного дня и отправила всех по домам. Ребята поблагодари друг друга, собрали инструменты и разошлись. Мана вызвалась убрать в комнате кружка и попросила Синдзи ей помочь. Тот, естественно, не возражал, пребывая в блаженном настроении и витая в облаках.

— Ключ не забудьте оставить в учительской! — напомнила Айзава перед уходом.

Но не успела она уйти, как снова ворвалась в кружок:

— И только попробуйте чем-то неприличным тут заняться! — погрозила она кулачком. — Киришима, это в первую очередь касается тебя!

Мана невольно дёрнулась:

— Что-о-о? — надулась она. — Что значит меня?

— Потому что Икари-кун приличный парень!

«Спасибо за комплемент», — на лице юноши отчётливо виднелась недовольная гримаса. Нет, конечно ему было приятно, что Айзава его высоко ценит. Но что-то в этом есть и обидное.

— Я вообще-то тоже приличная! — смутилась Мана.

Синдзи хотел поддержать свою подругу, ибо не припоминал за ней чего-либо компрометирующего, однако его уже опередили:

— Чуть менее приличная, — ехидно бросила глава клуба и сразу же ретировалась.

«Ну спасибо, Айзава-сан, — Синдзи мысленно догнал удалившуюся, — вы сама тактичность».

Со стороны Киришимы донеслось злостное рычание, не свойственное милой девушке. Казалось, она готова сейчас разломить надвое швабру.

После уборки Мана прильнула к открытому окну, любуясь ранним закатом. Солнце уже клонилось к горизонту, но, несмотря на это, с улицы веяло невыносимой жарой. Погода не оставляла шансов даже на лёгкий ветер.

В комнате было непривычно тихо. Ни музыки, ни разговоров. Только приглушённые звуки доносились из соседних кружков.

— Вот бы здесь остаться! — счастливым голосом протянул Синдзи. Таким он редко бывал.

Мана развернулась спиной к окну. Она явно намеревалась что-то сказать, подбирала подходящие слова.

— И что мы здесь будем делать? Сыграем ещё одну партию?

— Нет, на сегодня хватит. Мне просто понравилось, как здесь сейчас тихо и умиротворённо. И за окном не слышно диких криков бейсболистов: спасибо погоде.

— И мы тут вдвоём. Наедине.

Синдзи кивнул.

— Син-кун, может, это прозвучит как-то некрасиво, — Мана на секунду запнулась, — но тебе нравится Айзава-сан?

Юноша несколько удивился такому вопросу. Нравится ли Айзава ему? Определённо да. Он чувствовал, как к ней его тянет. Но также прекрасно понимал: максимум, что их может связывать, — это дружба. И всё. Уж совсем они с разных планет.

— Ну да, нравится. — Он заметил, как Мана напряглась. — Нравится как человек. Как ты мне нравишься, и я — тебе. Может быть. И вообще, с чего бы такие вопросы?

— Я тебе нравлюсь лишь как человек? — Теперь её щёчки заметно побагровели.

Мана взяла его за руку и подтянула к себе. Он снова испытал те же ощущения, что и утром. Сердце опять начало колотиться. Синдзи уже стал догадываться, о чём именно спрашивает Киришима, и не знал, что ответить. Нравится ли она ему больше, чем просто человек? Как девушка? Мана в последнее время всегда рядом. Ему с ней комфортно, даже когда он в плохом настроении. Более того, с Киришимой юноша оживлялся, отгоняя весь скапливающийся негатив. Определённо он хотел с ней общаться. Может быть, это и есть настоящая любовь, которую он принял за дружбу?

Но что тогда с Отоей? Ему Мана явно нравилась как девушка, а может, он даже и был влюблён. А был ли Синдзи влюблён в Ману, он уже точно сказать не мог. Ответ же надо дать прямо здесь и сейчас. Юноша зажмурился, стараясь представить себя вместе с Маной, как это рисуют во всяких романтических фильмах. Не получилось. Значит, нет? Или он ошибается из-за неопытности? Попытки разобраться в своих чувствах осложнял страх её ранить своим неумением обращаться с девушками. Он боялся, что если они слишком сблизятся, то Синдзи всё испортит и сделает ей больно, а она причинит боль ему. И тем самым они уже вместе причинят боль Отое.

Девушка заметила, как юноша начал нервничать. Она понимала, что Синдзи в замешательстве и ему сложно описать то, что чувствует. Мана решила упростить задачу, скользнув левой рукой по его щеке и прижав его к себе почти вплотную. До него снова донеслось приятное благоухание, которое заставило встрепенуться.

— Знаешь, — она неуверенно улыбнулась, — а ты мне нравишься не только как человек.

Синдзи только и смог тяжело выдохнуть от таких приятных, сладких слов. На большее не хватило.

— И уже очень давно, правда давно. Но ты ничего не замечал, совсем, — Мана продолжала говорить, смущаясь и запинаясь. — А может, и замечал, но не был уверен. Я не знаю, но… я всё ждала, когда ты сделаешь первый шаг. Но… но… в итоге решила сделать его сама. Потому что я больше не могу так, не могу молчать. В-вот.

— А как же Отоя? — пролепетал Синдзи и очень пожалел об этих словах, настолько они были неуместны прямо сейчас. Всё вышло из-под контроля.

— Он тоже… хороший парень. Очень. И чего юлить, — она слегка запнулась, — его я тоже лю… л-люблю.

Мана пристально заглянула в глаза Синдзи. Её милое личико выдавало в ней смятение, растерянность и вместе с тем смелость, которая толкала её выложить абсолютно всё, что у неё на уме.

 — Но я не могу быть одновременно с вами обоими, как бы того ни хотела. Это невыносимо, знаешь ли. Очень. Вы так близки и так далеки от меня. Поэтому я хочу, — она снова запнулась и от волнения вцепилась в свою юбку, — нет, я должна сделать выбор.

Синдзи не знал, что ответить. Ему только что признались. Но одновременно признались заочно и Отое. Юноша даже не знал, радоваться или огорчаться. Что вообще должен в этот момент чувствовать любой другой парень? Что должен сказать и сделать? В глубинах сознания ответа не нашлось.

— Но ты мне первым… п-понравился, — Мана не стала терять инициативу, уловив душевные терзания Синдзи. — И сегодня утром, точнее ещё ночью, во сне, я поняла, с кем хочу быть на самом деле. Прямо вот осенило… понимаешь?

— Получается… — не успел он договорить, как она приставила палец к его рту.

— В-выбор, — закусила она нижнюю губу, — мой… выбор.

Раскрасневшаяся Мана встала на цыпочки, чтобы достать губы Синдзи. Парень поначалу забылся и решил просто отдаться моменту. Но в его голове мелькнул образ, который сыграл роковую роль: он вспомнил, как Отоя смотрел сегодня на Ману, как они держались за руку. И представил, как тому будет больно. Да, сегодня братец намекнул Синдзи, чтобы он действовал. Как бы давая понять, что не будет вмешиваться или чинить препятствия. Но трагедия заключалась в том, что всё же Икари не испытывал никаких романтических чувств к Киришиме. Во всяком случае до этого момента. Поддаться течению настоящего и просто принять девушку? И что потом?..

Юноше невероятного усилия стоило отпрянуть от, казалось, неминуемого сладостного поцелуя. Девушка так и застыла в глупой позе. Недоумение на её лице сменилось разочарованием, а потом и вовсе стыдом. Голова резко опустилась, плечики вжались, а взгляд уткнулся в пол. Она слегка попятилась с набухшими глазами.

Сердце у Синдзи бешено колотилось, стекали капельки пота по лицу. Он знал, что надо что-то сказать, но, как бы ни прокручивал шестерёнки в голове, у него не находилось правильных слов. В груди сильно кольнуло — пришло осознание, какую роковую ошибку он совершил. В попытке всё исправить теперь уже он потянулся к ней, но Мана оттолкнула его. Закрыв лицо руками, она пулей вылетела из комнаты.

Некоторое время он просто стоял как истукан. Где-то вдали слышались голоса из других кружков, там и не подозревали о разыгрывающейся в жизни молодых людей драме.

«И только попробуйте чем-то неприличным тут заняться!» — всплыло наставление Айзавы в памяти юноши. «Как в воду глядела».

Синдзи в шоке плюхнулся на ближайший стул, стараясь понять, что сейчас произошло. Только-только он начал осознавать, какую боль причинил Мане. Она открылась ему, доверилась, хотела дать ему частичку своей теплоты, любви. А Синдзи буквально отверг её чувства.

Юноша разрывался. Он не хотел причинять боль Отое, но причинил боль Мане.

Синдзи выскочил из комнаты, чтобы попытаться найти Ману. Юноша хотел всё исправить, хотел объясниться. Утешить. Обнять.

Поцеловать? Может быть.

Сердце заколотилось ещё сильнее. Он пробежал по этажам, зовя её. В надежде, что всё ещё можно вернуть как было. Но в школе след Маны простыл.

Он пошёл обратно в комнату кружка, всем сердцем желая, чтобы Мана оказалась там, вернувшаяся за своими вещами. Но надежды Синдзи рухнули, когда увидел пустую комнату и нетронутые вещи. Он снова плюхнулся на тот же стул и готов был зарыдать. Его трясло, как при ознобе, а сердце было готово выпрыгнуть из груди.

«Что же я наделал?»

«Что же ты наделала?»

Повторял и повторял он себе эти вопросы.

«Есть ещё один вариант встретиться с Маной».

Синдзи взял сумки и футляр со скрипкой, закрыл комнату на замок и медленно пошёл к учительской. Ему некуда было торопиться. А в голове он раз за разом прокручивал, как будет перед Маной извиняться, что ей говорить, что делать.

Синдзи знал, где живёт Киришима, — южнее парка Камиоко. Туда минут двадцать быстрым шагом, но его путь занял не менее сорока, а значит, она убежала от него вот уже как чуть более часа назад. Юноша мог лишь догадываться, что чувствовала Мана весь этот час и какую боль ей приходилось переносить. Однако он был очень удивлён, когда её родители сказали, что сегодня дочь ещё не возвращалась из школы.

«Возможно, она пошла выплакаться к одной из своих подруг».

Оставив её вещи семейству Киришимы, парень не спеша потопал домой. Семья Маны долго выспрашивала его, что произошло. Но что он им мог сказать? «Она призналась мне, а я её отверг»? Так он их и оставил в неведении. Сказать правду он не мог, но и успокоить ложью — тоже.

«Отоя меня убьёт».

Синдзи был полностью опустошён. Чем больше времени проходило, тем меньше у него оставалось желания показаться на глаза Мане. Теперь ко всем чувствам добавился стыд за свой поступок. Стыд за её поступок, ибо он недоумевал. Не понимал, зачем она так поступила. Неужели она его и вправду любила? Сегодня она заявила, что любит обоих братьев. И сделала выбор в пользу Синдзи. Почему? Неужели он был чем-то лучше Отои? Или же из-за жалости? Ведь его брат не имел проблем с общением с противоположным полом и пользовался успехом у девушек. В некотором смысле.

Юноша знал, что от проблемы не убежать — рано или поздно её придётся решать, если он хочет сохранить дружеские отношения с Маной. И это, скорее всего, произойдёт прямо завтра. Максимум послезавтра.

Небо уже налилось красным, когда он дошёл до своего дома. Весь этот путь ему показался бесконечным. Желудок неистово просил пищи. Голова гудела, бил озноб.

Открыв дверь, он решил, что дома никого нет. Об этом свидетельствовал пустой гараж. А висевшая на холодильнике записка, что хозяева дома вернутся не ранее девяти вечера, подтвердила предположение. Синдзи знал, что Яори наверняка заблаговременно оставила ужин в холодильнике. А если что, он и сам вполне неплохо готовит.

Живот снова заурчал, прося еды.

Но почти сразу до Синдзи донеслись тихие всхлипывания со второго этажа. В коридоре он приметил обувь Маны. Синдзи машинально ударил себя по лбу — логично, что она побежала к Отое искать утешения. Юноша даже вздохнул с облегчением, что не самому придётся всё объяснять брату, ибо тот мог просто не поверить ему. А потом заживо закопать.

Синдзи не решился выдать своё присутствие и медленно, почти на цыпочках поднялся на второй этаж. Он боялся застать Ману заплаканной, юноша её такой никогда не видел. Но что-то ему говорило — на этот раз ему нельзя убегать.

По мере приближения к комнате Отои он расслышал не только всхлипывания. Кое-что ещё. Прильнув к приоткрытой двери и заглянув одним глазком, он чуть не свалился от неподдельного шока. Синдзи не ошибся в том, что Мана всхлипывала, но она ещё и постанывала в крепких объятиях Отои. Синдзи отчаянно пытался убедить себя, что девушка просто уселась на колени брата и крепко обняла его в поисках утешения, а всё остальное — плод воображения. Но нет, полуголые и поглощённые нежной страстью, они не давали ему никаких шансов увернуться от осознания увиденного. Синдзи так и стоял оцепенев, наблюдая за сценой, которая рушила весь его мир.

Вид небольшого количества крови на простынях привёл юношу в чувство. Только сейчас он заметил, что и сам возбуждён и жадно разглядывает, как брат «утешает» его лучшую подругу. Глаза вцепились в обнажённое извивающееся тело Киришимы.

Ему стало мерзко. Противно. В первую очередь от себя. С онемевшим лицом он развернулся и пошёл в свою комнату, совсем не заботясь о скрытности. Там он вытряс всё из школьной сумки и методично, словно в трансе, стал закидывать в неё все необходимые вещи, будто собрался в далёкий поход. Из заначки достал все карманные деньги, которые у него копились долгое время. Машинально положил плеер. Взгляд юноши остановился на письме. Он не успел решить, брать или не брать приглашение от отца, как парня словно вернули к реальности, когда за стеной послышалось топанье и разговоры.

«Времени нет».

Теперь его накрывали ярость и ощущение предательства. Он всего лишь отказал в поцелуе. Ничего более. А его в ответ жестоко предали.

Кто-то бы сказал, что это воздаяние за содеянное. Но Синдзи так не считал. Он не сделал ничего настолько дурного, чтобы заслужить такое предательство от них обоих. Ревность раздирала его. Только сейчас он понял насколько ему была дорога Мана, что на деле оказался не готовым отдать её даже собственному брату.

Парень схватил письмо, вылетел из своей комнаты. Хотел побежать на кухню, но его перехватил около лестницы Отоя, который был только в шортах, надетых наспех.

— Синдзи, постой! — схватил его брат. — Дай я тебе все объясню!

Но он не хотел слушать никаких объяснений. Он вообще не хотел что-либо слушать и стал вырываться. Впрочем, Синдзи не отличался физической силой, и тем более он не был ровней питчеру. Его наполненный злостью и болью взгляд остановился на вышедшей из комнаты Мане. На ней была лишь школьная рубашка, а ниже пояса девушка оказалась совсем голой, но это её никак не заботило. Словно она уже давно была готова обнажиться перед двумя братьями. На её гладких ножках Синдзи заметил следы крови и сразу вспомнил, как Мана извивалась над кузеном, теряя невинность. Это ещё сильнее разозлило Синдзи, и он стал вырываться с новой силой.

— Хватит! — вскрикнула девушка со слезами на глазах. — Только не деритесь, прошу вас!

Поздно. Синдзи не заметил, как направил кулак в лицо Отои, чтобы наконец-то вырваться. Но рефлексы бейсболиста не подвели, и он удачно увернулся. Затем, схватив Синдзи обеими руками, повалил того на лестницу. Каким-то чудом они не покатились вниз. Отоя что-то кричал брату — мол, они все допустили ошибку, и Синдзи в том числе, но юноша не желал слушать. Он и так знал, что в какой-то мере виноват, убежав от проблемы. Но он хотел как лучше для Отои, для Маны. И не заслужил такого предательства с их стороны. Не заслужил такой боли. Не заслужил этой жгучей ревности.

В борьбу вмешалась Мана, которая искренне хотела расцепить братьев. Она очень сильно жалела о своих словах утром. Борьба двух братьев, её друзей, парней, которых она, быть может, в равной степени любила, не была весёлой или интересной.

— Это я виновата! — кричала девушка сквозь слёзы, вмешавшись в общую свалку. — Я во всём виновата!

Синдзи даже не заметил, как кто-то сильно толкнул Ману. Он не знал, кто и когда это сделал. Был лишь уверен, что это вышло случайно. Братья услышали вскрик и как что-то скатилось с лестницы.

Первым среагировал Отоя, немедленно бросившись вниз. Синдзи в шоке спускался по лестнице, не зная, что он увидит. Бедная Мана, лежавшая на первом этаже, перед ним предстала почти полностью нагая. Его глаза цеплялись за самые интимные места, отчего ему стало тошно от себя. Ссадины усыпали её хрупкое и стройное тело. Она была в сознании, но не могла пошевелиться.

— Звони в скорую, Синдзи! — гаркнул Отоя, прикрывая Ману первым попавшимся полотенцем. Он аккуратно положил девушку ровно на спину и о чём-то её спрашивал. Что-то связанное с первой помощью. Та лишь рыдала от боли.

Синдзи отступил к выходу с отстранённым взглядом, не веря, что всё дошло до такого. Его бил озноб от страха.

— Синдзи, мать твою, скорую!

Синдзи помчался прочь из дома.

— СИНДЗИ!!!

Он бежал как можно быстрее. Бежал от проблем. Бежал от своей жизни. Бежал от себя. Бежал от них. Бежал от причинённой боли. Бежал от ревности. Бежал от ответственности. Бежал от дома, который никогда ему не был родным. Бежал от всего. Бежал куда глаза глядят. Глаза, которые слезились от боли, горя, страха.

Просто бежал.