Коробка Искривлений
Благодарности Виралу и Сабуро
Его звали Лаки. Две тысячи и две сотни лет назад его могли бы звать Феликс. Имя это, вернее, прозвище, означало "счастливчик", и сам Лаки считал, что оно ему совершенно не подходит. Но так решили Майор и Джут, а с ними лучше было не спорить. Здесь, на территории аномалии, спорить вообще было опасно. Особенно, если дело касалось спора с самим собой.
Об аномалии он услышал примерно за месяц до того, как попал сюда. Странному научному проекту требовались добровольцы для проживания в зоне на севере материка, недавно подвергшейся терраформированию. Деньги за это обещали немалые, одновременно предупреждая, что отбор будет жёстким. Но когда Лаки заговорил о своём желании принять участие в эксперименте с Майлзом, тот выглядел не на шутку встревоженным.
- Послушай, парень, что тебе вообще известно об аномалиях? - Майлз стащил с головы визуализатор, разворачиваясь к другу в кресле-вертушке.
- Там творятся необъяснимые вещи, - пожал плечами Лаки.
- Ага, ответ достойный учёного мужа из философской коллегии при Департаменте науки! - съязвил Майлз. - Но, братец мой, аномалия - это тебе не шутки! Вот, взгляни-ка, - он нацепил прибор обратно, спроецировал картинку визуализатора на стену перед собой и принялся лихо перебирать в воздухе пальцами - печатать на голографической клавиатуре.
- Вот аномалия на Планто-11. На кадрах - примеры мутации, проявившейся в следующем поколении. Атрофированные нижние конечности, чрезмерно удлинённая лобная кость черепа, лишение волосяного покрова, неспособность к дальнейшей репродукции... Дальше - Аристо-Л. Попавшие в зону аномалии испытывали серьёзный дефицит кальция, их кости рассыпались в песок в считанные дни... А вот моя любимая, Скорта-4. Здесь население вообще обезумело и принялось пожирать друг друга - аномалия выкрутила индикатор насилия в мозгу на максимум. Так что пришлось подвергнуть всю планету орбитальной бомбардировке направленным метеоритным потоком - зараза распространялась удивительно быстро! А это три миллиона человек, на минуточку.
- То есть, когда я вернусь оттуда, я захочу тебя покусать, если прежде не рассыплюсь в труху? - скучающим голосом поинтересовался Лаки. Умению своего приятеля доставать из лайфнета закрытую информацию, за которую им грозило уголовное преследование, он давно перестал удивляться.
- Я же сказал, - раздражённо бросил Майлз, срывая с себя визуализатор, - не шути с этим! Если не выходит убить себя спид-тониками и дешёвым пойлом, зачем лезть в самое пекло? Лучше возьми "визирь" и набери, и лети - к ней!
- Пошёл к чёрту, - предложил ему Лаки холодным тоном. - Давай дальше про свои аномалии.
- Добро, - кивнул друг. - В общем, вся соль в том, что возникают они зачастую как раз после неудачных попыток людей что-то там прикрутить, под себя подстроить. Покрыта планета вечной мерзлотой, а колонистов девать некуда - ничего, сейчас мы её терранём в райские кущи! А потом - бах!
- Большинство примеров терраформирования - удачны. Ну, во всяком случае, по официальным данным, - поправился собеседник. - Но, по-твоему, лучше вечно жить под куполом? - он указал пальцем вверх, предполагая раскинувшееся на уровне тропосферы защитное поле.
- Удачны, - неожиданно согласился Майлз. - Но сколько можно испытывать судьбу? Может, самое время угомониться? А то с каждой новой теркой - новый провал... Разве только со Скортой до конца не понятно - кто-то говорит, что там на населении испытывали бактериологическое оружие... Раздолбать к нулям целую планету!
- Уймись, чёртов старый хиппи, - беззлобно оборвал его Лаки. - Так разбираться в технологиях и быть таким консерватором! В любом случае, денег свалить с этой планеты у меня нет - а подышать нормальным воздухом, хоть разок, хочется.
- Зато на пойло хватает, - покивал головой Майлз, и был снова послан.
В следующий раз он вспомнил об эксперименте, когда Майлза уже не было рядом. Лаки куда-то брёл по городу, периодически вздрагивая от проклятых автомобилей на магнитной подушке, снующих над головой, и тут в глаза ему бросилась навязчивая реклама-проекция. "...час. Врата рая открылись, - вещала стройная шатенка, одетая в обтягивающий купальник. - Новая планета, с условиями, идеально соответствующими Лазурному берегу середины XX века. Полное терраформирование. Спешите оформлять билеты - Кинеа-9 ждёт вас!"
Лаки хмыкнул и отправился оформлять себе путёвку в собственный райский уголок.
Беглое сканирование сети дома не принесло результата - объявление перестало быть актуальным. Несколько приуныв, Лаки нашёл в сохранённых заметках контакты научпроекта и наугад кинул запрос на входящий вызов.
Ответили ему сразу.
- Добрый день, вы позвонили в компанию "Серенити", - бодро отрапортовал женский голос на том конце линии телекома. Картинки не было.
- Да, день добрый, - привычно стушевался Лаки, не видя лица собеседника. - Вы тут давали объявление, я бы хотел поучаствовать в вашем проекте...
Выяснилось, однако, что в колл-центре ни о каком проекте и знать не знают, потому его звонок переадресовали. Дальше с ним общался мужчина - тоже в голосовом режиме. Лаки привык не светиться сам, но подобное поведение от солидной конторы несколько обескураживало. Мужчина задал несколько вопросов, аккуратно подбирая слова, после чего предложил пройти собеседование при личной встрече. Лаки уже готов был разочароваться в своей идее и отказаться, когда представитель компании "Серенити" неожиданно заявил:
- Мы вышлем за вами машину. Не беспокойтесь, мы определили ваш адрес по входящему вызову. Спускайтесь к подъезду через пять минут, всего хорошего, - на этом связь прервалась.
"Проклятье", - чертыхнулся Лаки, избавляясь от визуализатора и покрываясь лёгкой испариной. Вот в том, что ему сейчас стоило "не беспокоиться", он точно не был уверен. Майлз в прошлом году поставил на его железо свои блокираторы, обзаведясь новыми - сигнал они раньше глушили на "ура". Так быстро устарели? И что за настойчивость - зачем этим учёным тут же понадобилось его видеть? Ох, прав был Майлз...
Несколько минут Лаки лихорадочно соображал, что к чему, потом глубоко вздохнул, относительно утешая себя привычной мантрой: "Человеку в этом мире всё должно быть безразлично". Она выручала его с самого детства, когда он едва не сломался впервые. С некоторого времени слово "безразлично" заменило другое, куда более краткое и ёмкое.
"Ладно, не распылят же они меня, в конце концов, за инфу из официальных каналов!"
Машинка уже терпеливо ждала, подрагивая в воздухе, у подъезда, тёмно-синего цвета - этот цвет его успокоил. Боковая дверь отъехала вверх, и Лаки с комфортом устроился на мягком сиденьи. Водителя, как и следовало ожидать, не было. Тем лучше - меньше вероятность, пусть и незначительная, ДТП. Лаки пожал плечами, созерцая проплывающий за окном пейзаж, пока автопилот не доставил его к месту назначения.
Вытянутое белое здание в пять этажей (всего-то!), со стороны фасада - зеркальные стены; своя прилегающая территория с забором, естественно. А забор ничего так, внушает. Хоть и бетон с колючей проволокой сверху - банальщина дикая. Перед парадным входом, куда заботливо подвезло его авто, зачем-то - старенький экспонат истребителя, Майлз бы от зависти удавился. У Лаки душевного трепета они не вызывали совершенно. Когда его транспорт удалился на парковку, а вышедшая навстречу женщина оказалась низкорослой и явно не в его вкусе, Лаки освоился окончательно.
Однако же ему пришлось немало походить по коридорам и кабинетам, причём общалось с ним попеременно, по меньшей мере, пятеро сотрудников этой "Серенити". Анкетные данные, два небольших теста - на интеллект и внимательность, тест на физические нагрузки... Отжимания прошли удачно, а вот после приседаний пришлось с полминуты отдышаться.
"Эй, а вдруг мне вообще это не подходит?!"
Когда Лаки поинтересовался у единственной здесь девушки, показавшейся ему привлекательной (хоть она и была блондинкой), та постаралась заверить, что ему компенсируют его время, так что ещё как минимум час он не роптал. Но к тому моменту, как подошла очередь психолога, скользкого лысеющего типа в очках, Лаки уже изнемогал. Очкарик стал задавать свои раздражающие вопросы, и в ответ получил всё по максимуму и наиболее доходчивым языком. Лаки без утайки рассказывал ему о своих девиациях и страхах (без крайнего фанатизма, разумеется), попутно додумывая на ходу - чтоб его, наконец, выпустили отсюда. Глаза за линзами стёкол, вначале равнодушные, открывались всё шире - и вот уже психолог смотрит на него горящим взором, а блондинка, побледнев, выходит за дверь.
"Принеси мне ананасового сока, дорогуша, - хотелось Лаки крикнуть ей вслед. - И пусть эти ботаны уже считают, сколько должны мне за потраченное мной время!"
Но он сдержался.
Психолог не хотел уходить, пока на их столе не замигала синяя лампочка; на прощанье он долго тряс руку Лаки в своей потной ладони, глядя на него едва не с восторгом. Лаки даже не вставал.
Очкарик ушёл, и в дверях появился тот самый мужчина, что разговаривал с Лаки по телекому - он моментально узнал его голос. Парень подобрался, сев более ровно. Если психолог раздражал, подобно назойливой мухе, то сейчас у Лаки появилось ощущение, что в комнату залетел овод, и он напрягся, глядя на вошедшего. Одетый в дорогой костюм, с приклеенной к лицу дешёвой улыбкой, на которую купилась бы разве что переигравшая в дэйтинги школьница-простушка, мужчина расположился напротив.
"Меткаелс Баннинг", - гласил бейджик у него на груди.
- Скажите, как вы узнали о нашей компании и нашем эксперименте? - задал он первый вопрос, не снимая улыбки.
- По одному из инфоканалов крутили вашу рекламу, - как можно более беззаботно ответил Лаки, и тут же похолодел. Или это Рон ему кинул ссылку?
- Насколько давно?
- Недели... С месяц назад, - решил он ответить правду.
- Почему же вы решили связаться с нами именно сейчас?
"Не смотри на меня так, пижон! Это что, преступление - быть слоупком?"
- Да как-то... занят был - то одно, то другое. А сегодня вот вспомнил.
- У вас отличная память, - костюмчатый улыбнулся ещё шире.
Лаки выдержал его взгляд. Только ногти руки, покоившейся на колене, принялись терзать обшивку кресла.
- Ну, в конце концов, это практически моя мечта, - почти честно признался Лаки.
- Вот как? - вскинул брови мужчина. - Дело в том, что десять дней назад мы приняли решение отказаться от участия добровольцев в нашем проекте...
"Вот и славно".
- ...Но ради вас, пожалуй, мы сделаем исключение.
"О, нет..."
Язык Лаки прилип к нёбу, и он понял, что стакан сока сейчас был бы весьма уместен. А ещё лучше - стакан бокси, да покрепче.
- Мы ведь должны помогать с мечтой другим людям, не так ли? Особенно таким особенным людям, как вы, - и в руках костюмчатого сама собой возникла папка с бумажными распечатками.
Бумага. Как архаично... И как зловеще.
Лаки сдавленно рассмеялся, в ответ на тавтологию - запоздало рассмеялся, заворожено наблюдая за неспешными пальцами мужчины напротив, освобождающими угол папки из цепких объятий застёжки. А потом на него посыпался ворох фраз, и комната зашаталась перед глазами.
- употребление запрещённых препаратов...
- незаконное выкачивание программ...
- нежелательные и сомнительные знакомства...
- приводы в состоянии алкогольного опьянения...
- психические расстройства...
- Я справился, - хриплым голосом отозвался Лаки на последнюю реплику, - я держу своих демонов в узде.
Мужчина внимательно посмотрел на него оценивающим взглядом.
- Именно поэтому вы нам и подходите. Вам пришлось многое пережить, но вы научились справляться со своими страхами, ведь так?
Лаки нервно кивнул. Пальцы прекратили теребить искусственное кожпокрытие, вцепившись в него мёртвой хваткой.
Мужчина кивнул в ответ, и мягко, гораздо более натурально улыбнулся, стараясь его подбодрить:
- Тогда позвольте ввести вас в курс дела. Как вы уже знаете, в связи со стремительным ростом популяции нашей колонии, на севере Авроры было проведено преобразование неподходящих для человеческой жизни территорий. Обычно преобразование идёт согласно расчётам... но всегда остаётся вероятность математического отклонения.
Лаки молчал, старательно утрамбовывая в глубины памяти возникшие перед глазами кадры безобразных коротконогих уродцев-детишек.
- В настоящий момент зона преобразования, получившая кодовое имя КсС-83, закрыта... в обе стороны. Мы не можем с полной уверенностью сказать, что именно пошло не так, у нас есть только предположения. Именно поэтому нам нужны вы.
- Но почему я?.. - спросил Лаки, и голос его дрогнул. - Что случилось с остальными - там, в зоне, ещё кто-то остался? - до него запоздало начал доходить смысл слов костюмчатого.
- До вас были и другие добровольцы, - кивнул мужчина. - К сожалению, мы не знаем, что с ними. Официально все они числятся пропавшими без вести.
- Тогда зачем вам я, дьявол вас раздери?!
- То, что мы знаем наверняка - это то, что отклонения в КсС-83 каким-то образом стимулируют человеческие страхи, - он сделал паузу. - Ни у кого из участников эксперимента не было таких результатов психотеста, как у вас.
И снова комната поплыла перед Лаки, а слова собеседника долетали до его сознания раскатами грома.
- по меньшей мере, десять дней...
- постоянный контакт...
- всем необходимым...
- безбедное существование и всеобщее уважение...
- на ваши ранние шалости...
- Майлз, - очнулся Лаки. - С ним ничего не будет?
Мужчина категорично покачал головой.
- Безусловно, нет. Не беспокойтесь. Ни о чём не беспокойтесь - в конечном счёте, это для вашего же блага.
Лаки машинально кивнул. Ему уже всё было "безразлично". Почти всё.
- Осталась только небольшая формальность - удалить ваш модификатор НК-17.
- Эй, - дёрнулся Лаки. "НыКарь" в своё время обошёлся ему недёшево. - Ваши кролики все "чистенькими" заходили, что ли?
- Да, - отрезал костюмчатый. - Любой модификатор в состоянии повлиять на психику, так что подобную возможность следует исключить. По возвращению вы сможете позволить себе покупать новые ежедневно, поверьте мне. Не беспокойтесь, мистер Лаки...
Лаки вздрогнул и часто заморгал. Нет, конечно, тот мужчина назвал его иначе. Настоящим именем. Но вспоминать его - лучше не стоило. Слишком много на нём было всего. Каждое воспоминание тянуло за собой невидимую паутину иллюзорности, неосуществимости, разочарования, сожаления - и, запутываясь в ней, жертва неминуемо попадала в лапы паука с большой буквы "С"... Он научился позволять себе вспоминать только те вещи, что происходили совсем недавно.
К примеру, семнадцать дней назад, когда он и те двое из звёздной пехоты, лиц которых он так и не увидел, стояли на границе аномалии, и буквально через три шага от них из засушливой, потрескавшейся земли вырастала ослепительно изумрудная трава; а за лужайкой высились могучие седые сосны, и стая неведомых Лаки птиц парила в лучах рассветного солнца, осторожно облизывающих верхушки деревьев.
- Ступай на траву, парень, и снимай гермошлем, - протрещал из нагрудных динамиков тот, которого, как понял Лаки, звали Кэл.
Наверняка не настоящее имя. Как и он сам.
Лаки потоптался нерешительно на месте, и перешёл на травку. Потом вопросительно взглянул на солдата. Тот нетерпеливо махнул рукой.
- Это точно неопасно? - переспросил Лаки. - А вы?..
- А мы останемся там, где надо, и в случае чего простимулируем тебя, - холодно отозвался Кэл, поправляя перекинутый через плечо на ремне рецессор.
- Давай, пацан, не затягивай, - равнодушным голосом бросил второй.
Лаки сглотнул, и принялся отстёгивать шейные крепления. Зажмурившись, он снял гермошлем... но ничего не произошло. Напротив, пение птиц неподалёку стало более явным, а когда Лаки попробовал сделать вдох, воздух показался ему удивительно насыщенным и живым.
Настоящим.
- Молодец. Швыряй мне шлем... Дальше - скафандр.
Лаки послушно выполнил первое указание, завозившись с застёжками одежды и глубоко дыша. В процессе он сделал пару вдохов ртом, словно пробуя воздух на вкус, и второй десантник добродушно засмеялся:
- Вот видишь, всё в порядке!
Оставшись в костюме из модифицированного кожзаменителя, Лаки помедлил, стоя со скафандром в руках.
- А назад?
- А назад, как время придёт, - отрезал первый. - Приборы у тебя есть, выйдешь на это же место через десять дней. Ну же!
- Может, махнёмся? - несмело осведомился Лаки, глядя на висящий на поясе у Кэла нож, в который уже раз за утро.
- Ты что уже, воздухом обдышался?! - гневно затрещал динамиками пехотинец, вскидывая рецессор.
- Кэл, потише, - вмешался второй, - он про твой ножик. Всю дорогу пялился.
- Ножик? - глухо переспросил Кэл, и Лаки стало нехорошо от его тона и нацеленного на него оружия. - И зачем тебе мой ножик, сестрёнка?
- Бриться буду, - выдавил Лаки, бледнея.
Солдат отцепил нож левой рукой и швырнул в траву ему под ноги.
- Эй, - тут же запротестовал второй, - это не положено! А вдруг он себя прирежет? Пацан, верни мне нож, - попросил он спокойнее, обращаясь к Лаки.
- Да кому какое дело, - Кэл убрал рецессор. - Захочет убиться - найдёт, как. По мне, так пусть они все пересдыхают, если кто ещё остался - и учёные заодно.
Лаки, застывший на месте, изумлённо вскинул брови. Так, в открытую, желать его смерти, в лицо?
А потом понял, что перед ним - просто безликий пехотинец с ненастоящим прозвищем, и безразличие вернулось к нему, радостно распахивая объятия.
- Мой брат шёл в числе десанта на Аристо, - негромко добавил Кэл. - Двинули.
Второй подобрал скафандр Лаки, и они ушли, не оборачиваясь, к транспортному модулю.
Лаки постоял, нахмурившись, ещё минуту, глядя им вслед, потом подобрал с земли раскладной нож Кэла и рюкзак со всем необходимым, брошенный ему вторым солдатом, и направился вглубь леса.
Бриться он привык начисто, лазерной машинкой, безболезненно удаляющей волосяной покров с кожи - но здесь, в аномалии, как ему объяснили, на технику полагаться не стоило. Даже приборы, лежащие в рюкзаке Лаки, он все увидел впервые несколькими днями ранее, и место им было в каком-нибудь музее. К примеру, той штуке с крутящейся стрелкой, которую костюмчатый называл "компас". Лаки не сразу наловчился им пользоваться, а как бриться ножом - вообще слабо себе представлял. Конечно, он видел старые фильмы про бравых вояк, проделывавших подобное в кадре, но воспринималось это тогда в диковинку. Что ж, с завтрашнего утра придётся осваивать. И хорошо бы ещё найти до заката водоём... Каждый вечер он принимал душ, так же тщательно, как и брился, старательно смывая с себя переживания, лишние мысли, пытаясь очиститься от воспоминаний, от ошибок прошлого... А наутро вставал, и они вставали вместе с ним, присасываясь к коже холодными склизкими пиявками, и он снова чувствовал себя грязным, и долго приводил себя в порядок. А потом шёл в мир, лежащий под куполом, пытаясь отыскать своё место в нём - и не находил. Иногда он срывался и накачивался бокси, спид-тониками, и проводил в мутном бреду дни, недели - но всегда ему приходилось вернуться, когда самому, когда - с помощью Майлза, и всегда, после, ему становилось только хуже. Мир под куполом был слишком однообразен; он не давал вздохнуть, медленно переваривая людей в своей утробе, не позволяя никому вырваться из-под серого колпака.
И вот он здесь. Хрустят под ногами ветки, джинсы стали влажными от росы, а где-то наверху, в кронах деревьев, щебечут птицы. Пахнет смолой... да, наверное, это смола. И что-то ещё вплетается в её аромат, становясь сильнее, перекрывая его, такой душистый, сладкий запах - от тех кустов, усеянных гроздьями тёмно-синих бусинок... Звёзды, какой здесь вкусный воздух! Надышаться - невозможно. Беззаботно ступая по лесу, сквозь внезапно ожившую детскую мечту, Лаки ощутил требовательное урчание желудка. Там, под куполом, ему редко удавалось заставить себя схарчить что-то раньше полудня. Он порылся в рюкзаке, и извлёк оттуда набор жевательных пластин - недешёвый и раритетный провиант, поставлявшийся исключительно для армейских подразделений. По вкусу пластина напоминала желе, и одна такая заменяла собой суточный рацион дюжего бойца. Лаки скептически пошуршал упаковкой - аппетита они не вызывали. Пройдя ещё немного, и не переставая оглядываться по сторонам, он присмотрел вполне добротное деревце с налитыми соком плодами - из тех, о которых смутно помнил, что они съедобны, по студенческому курсу архиботаники. Как-то их название перекликалось с небом... "ятучи"?.. По ту сторону никаких фруктов практически не встречалось - во всяком случае, у обычных людей. Слишком мало калорий. Слишком много производственных требований. Нерационально. А витамины все привыкли принимать отдельно, в пигулках.
Лаки сорвал круглую, красную ятучу с дерева, и повертел в руках. Пожалуй, здесь, в райских кущах, все плоды должны быть съедобными. Иначе - смысл?.. Костюмчатый говорил, что, после первых подозрений на аномалию, образцы всего, что только можно было достать, вплоть до тех же фруктов и мяса животных, подвергли тщательнейшему нейрохимическому анализу, и ничего не нашли. Лаки осторожно откусил кусочек, сделал пару жевательных движений - и едва не поперхнулся слюной.
Укус, ещё укус - и вот на его ладони лежит обглоданный со всех сторон огрызок с высыпавшимися семенами. Лаки с некоторым сожалением поглядел на него, но семена жевать не стал, и потянулся за следующим фруктом. Ещё и ещё - и вот трава перед ятучей уже густо усеяна огрызками, а Лаки всё продолжал захлёбываться слюной, вкусом и восторгом.
Разглядывая вовсю щебечущую в десятке метров пташку, Лаки собирался отправить в рот очередную порцию ятучи, но брезгливо отдёрнул руку, переведя взгляд на фрукт. На месте недавнего укуса копошились мерзкие жирные черви, хотя Лаки мог поклясться, что ятуча не была червивой, когда он сорвал её с дерева. Парень швырнул плод в траву, выплюнув то, что не успел прожевать, и в ту же секунду ощутил жжение в горле. Согнувшись, он схватился за шею рукой, не в силах вдохнуть, борясь с подступившими спазмами, и красная жижа закапала у него изо рта на зелёный травяной ковёр. Задыхаясь, Лаки таращил глаза, а кожа под пальцами руки, сжимающей горло, пошла бугорками - и когда он с усилием оторвал от шеи ладонь, в ней змеились те самые черви! Привалившись к дереву, он захлёбывался кровавой пеной, пока пронзительный крик замолкшей на время птицы не заставил его резко повернуться в ту сторону - и так же резко ему стало легче. Жжение прошло, и Лаки сделал несколько осторожных вдохов. Он взглянул на ладонь - она была чиста. Отдышавшись, он ошалело огляделся - никаких червей или кровавых пятен. Ощупал горло - пара царапин, по-видимому, оставленных его же ногтями, да и только. Никаких следов гнили на надкушенной им ятуче - он даже разломал фрукт, чтобы удостовериться.
Лаки шлёпнулся на траву, издав короткий нервный смешок. Так вот ты какая, аномалия КсС-83!..
- Птичка моя, береги меня!..
За день Лаки ещё дважды останавливался подкрепиться плодами различных деревьев, стараясь, чтобы поблизости непременно было слышно пение птиц. Это отняло у него немало нервов, но он решил, что обязан себя пересилить, пока ещё в состоянии справиться со своим страхом. Так что Лаки ограничился тем, что не слишком усердствовал с едой. Во второй раз ему попался действительно червивый фрукт продолговатой формы, и парень долго тёр глаза, тяжело дыша, и вновь и вновь рассматривая плод, пока наконец не зашёлся совершенно идиотским смехом. Отсмеявшись и моментально помрачнев, Лаки двинулся дальше, неся червью поживу в руке с полчаса, пока пальцы его не разжались сами собой.
Часа через три, а может, и через четыре, после полудня он набрёл на сплюснутой формы озерцо с песчаным берегом. За водоёмом начинала понемногу проявляться холмистая местность, и противоположная сторона высилась над водой на добрых пару метров, вся изрезанная корнями каких-то больших деревьев. Минут пять Лаки стоял, задумчиво покусывая губу и пощёлкивая пальцами, глядя на водную гладь, затем встрепенулся, отыскал добротную палку и с величайшей предосторожностью проверил дно. Только потом он позволил себе умыться и ополоснул тело - не заходя, впрочем, глубже, чем по колено.
Ближе к вечеру он проголодался не на шутку. Фруктов в рационе на сегодня хватало - да и желудок мог воспротивиться столь радикальному изменению в привычном меню, а опустошать аптечку раньше времени не хотелось. Лаки извлёк из рюкзака пластинку, и, покривившись, сунул её в рот, где она мгновенно разбухла. Одними ятучами и подобным добром сыт не будешь. Лаки пообещал себе попробовать завтра смастерить какое-нибудь подобие оружия и поохотиться - за день он видел немало различной живности, от косуль до волков. За последними Лаки даже хотел погнаться, поддавшись внезапно охватившему его детскому восторгу. Костюмчатый объяснял, что терраформирование исключает возможность нанесения видоизменённой природой умышленного вреда человеку. Но дикие собаки находились не слишком близко, а отклоняться от предписанной траектории не стоило, так что Лаки довольно быстро оставил эту затею. Водоём он нашёл, теперь ему нужно было до заката добраться до самой станции "терки" - "коробки", как её называли техники. И она, как и всё неведомое и непонятное, манила и пугала его одновременно.
Некоторое время ему пришлось продираться через валежник, и Лаки принялся чертыхаться, подумывая вернуться к озеру до того, как солнце перестанет питать светом землю. Но вот лес расступился перед парнем, и его сердце пропустило один удар, прежде чем застучать снова. Он увидел Коробку.
Она находилась в центре мёртвой породы, подобной той, что окружала аномалию, с диаметром в несколько сот метров - занимая по ширине примерно половину. Пятно выжженной земли имело овальную форму, вытягиваясь по направлению его движения, как с трудом различил Лаки. Сама Коробка представляла собой, на первый взгляд... коробку, круглое одноэтажное здание с гладкими стенами цвета холодного металла и одной-единственной дверью, обращённой к парню - и он знал, что она действительно одна. Но видимая часть являлась только верхушкой ледника. Коробка уходила вглубь земной коры на километры, десятки километров, конусом вгрызаясь в планету, изменяя, подчиняя, преобразовывая...
Первой мыслью было припустить отсюда со всех ног, и бежать, не останавливаясь, до края аномалии. Вернуться под купол, и забыть всё, как страшный сон... Забыть этот страшный сон. Лаки подавил настойчивое желание, напомнив себе, что его заберут только через десять дней. Девять плюс ночь. И если он рассчитывает жить дальше без купола, где-то в другом месте, где терраформирование прошло успешно, да вдобавок забрать с собой Майлза... и не только - то лучше ему сделать всё, как надо.
Он эмоционально сплюнул себе под ноги и решительно направился к Коробке - "знакомиться". Утренний страх пока оставался единственным, и Лаки старался не смотреть себе под ноги, чтобы не обнаружить там тянущихся к нему из песка рук покойников. У двери он извлёк из рюкзака, пожалуй, единственный технологически современный девайс - ключ-карту, и поднёс её к считывающей панели. Открылся неосвещённый проход, слабо мотивировавший своей затемнённостью ступать в него. Но после того как Лаки, привычно ругнувшись, зашёл-таки внутрь Коробки, его проклятие сработало волшебным образом и пространство вокруг осветилось. Дверь за спиной с шипением стала на место, и парень обнаружил себя в коридоре перед дверью внутренней. Коридор, предположительно, тянулся по всему периметру Коробки - не слишком широкий, не более четырёх метров. Даже, скорее, узкий. Пожалуй, чересчур узкий. Всё уже и уже...
Лаки подавил волну нарастающей паники, повторяя свою мантру, и собрался с духом перед финальным штурмом. Проблем имелось, в сущности, всего две. Проблема была в том, что здесь могло не быть людей. Тогда Лаки предстояло заняться рутинной работой для "большого брата", в которой он совершенно запутался ещё во время первых объяснений. Очень Большая Проблема была в том, что здесь могли Быть люди. И что они из себя представляли, и как отреагировали бы на его появление - виделось загадкой.
Заметно подрагивающей рукой он повторно активировал ключ, в другой сжимая нож Кэла. Панель приняла карту, однако внутренняя дверь открываться не спешила. Лаки попробовал снова, а потом ещё раз - но единственной реакцией системы оставался слабый звуковой сигнал.
Что, если и первые двери тоже не сработают, и он окажется заперт здесь навечно, в узком пространстве между двух стенок?!
Но тут над второй дверью зажёгся экран монитора, и появившийся на нём худой мужчина с редкими усиками и кругами под глазами, не в пример своей измождённой внешности, радостно воскликнул:
- Добро пожаловать в Коробку Искривлений! Представьтесь, пожалуйста!
- ...чтоб ты обосрался! - вскрикнул от неожиданности Лаки, готовый последовать собственному пожеланию.
Мужчина на экране нахмурился.
- Вряд ли это ваше настоящее имя. Назовите причину своего визита?
Стараясь унять бившую его дрожь, Лаки разглядывал усатого. На вид - его ровесник, лет двадцать пять. Одет в форму техперсонала, разговаривает с заметным юпитерианским акцентом. Настроен, вроде, дружелюбно...
- Я... Меня прислали проверить, всё ли у вас в норме, и не нужна ли какая помощь. Из "Серенити".
Лицо мужчины прояснилось:
- А, так вы в гости?
- Ну... да? - неуверенно согласился Лаки.
- Тогда добро пожаловать! Входите и следуйте за мной.
Дверь открылась, пропуская его в небольшой полукруглый зал. Внутри никого не оказалось, и Лаки призадумался было, за кем же ему нужно следовать, но возникшая голограмма усатого приветливо помахала ему и нырнула в ближайший коридор. Шагая за проекцией по лабиринту станции, парень не мог избавиться от удивления. Отнюдь не такой встречи он ожидал даже в самых радужных своих предположениях. На первый взгляд, всё здесь было в порядке. Ну, малость шальной учёный, так они все - того...
Проекция остановилась перед очередной дверью, снова помахала ему, обернувшись, и исчезла. Лаки зашёл в двухъярусное помещение, представлявшее собой командную рубку, судя по наличию здесь нескольких рядов столов с вмонтированными цифровыми панелями, обилию датчиков, рабочих пультов, мониторов и прочей электроники. Стоявший ярусом ниже у интерактивной карты человек поднял голову и внимательно посмотрел на вошедшего.
- Лаки, - произнёс он после некоторой паузы.
- Что? - не понял парень.
- Ты - Лаки, - повторил человек. Среднего роста, широкоплечий, со смуглой кожей и цепким взглядом.
Лаки не успел удивиться ещё больше, как на него налетел усатый с монитора, только теперь - вполне реальный, бросившись обниматься.
- Я знал, брат! Знал, что кто-то ещё обязательно придёт! - кричал он, взбегая по ступенькам на верхний ярус. - Меня зовут Джут, брат!
Лаки неуверенно ответил на его рукопожатие, и усатый притянул его к себе, заключая в объятия, не переставая повторять:
- Я знал, брат, знал! - а потом смачно поцеловал в щёку.
Лаки отпихнул ожившую проекцию, глядя на Джута, как на умалишённого. Внешность того действительно заставляла сомневаться в его адекватности. Чуть раскосые, бегающие глаза, короткая стрижка. Блондин. Не ел он как будто с неделю.
- А я говорил, майор, что будут ещё люди, - ничуть не смутившись неприязненной реакции парня, продолжал Джут, обращаясь к поднимающемуся к ним второму. - Две недели никого не было!
Лаки повернул голову в сторону его собеседника. Этому, пожалуй, под пятьдесят - волосы тёмные, тоже короткие, а вот бакенбарды седые. Открытый прямой лоб, и...
- Майор, - протянул тот руку, крепко пожав ладонь Лаки.
Военный и безумный техник?..
- Очень приятно, сэр, - парень попытался разглядеть знаки отличия на простой синей рубашке, но заметил только бугрящиеся под ней мышцы. - Моё имя...
- Лаки, - перебил его майор. - Здесь, у нас, не принято обращаться друг к другу по имени.
- Как скажете, сэр... - пробормотал Лаки, и вдруг заметил. За отворотом рубашки, с фамильярно расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, на которой не было галстука.
На шее у "военного", со стороны солнечной артерии, виднелась чёрная прямоугольная полоска, представлявшая хитросплетение вьющихся символов. Это и были его "эполеты". Лаки любил старые фильмы, и худо-бедно, но умел находить в лайфнете интересующую его информацию. "Майор" оказалось не званием, а кличкой этого человека, а сам он был из благородных - бандитом.
Зэк и его шлюха.
И Лаки, бледнея, проклял свои тёмно-русые волосы шапочкой, доходившие до середины шеи, серые глаза и неестественно длинные, как для мужчины, ресницы - проклял, как отродясь не проклинал, даже когда в детстве сверстники постоянно дразнили его девчонкой.
- Давно здесь? - поинтересовался Майор, не отводя колючего, изучающего взгляда.
- С утра, - выдавил из себя Лаки, стараясь не смотреть ему в глаза.
Нет, он не походил на одного из тех пижонов, которые наносили себе на тело татуировки, даже не задумываясь об их истинном значении, а так - чтобы похорохориться перед друзьями. Обычно пижонов находили синими, с перерезанной шеей. Всё по старинке. И судя по количеству вензелей и ширине самой полоски, среди благородных звание Майора было ничуть не ниже рангом.
- Один пришёл? - продолжал задавать вопросы бандит.
- Да... сэр.
- Когда назад?
- Через десять дней.
Майор кивнул, и встал вполоборота, позволив Лаки вздохнуть свободнее.
- Как в пути, добрался нормально, брат? - подал голос Джут, и прозвучало в нём почти искреннее сопереживание.
Значит, они тоже прошли через подобное.
- Нормально. Один раз, правда, стало дурно... но это наверняка из-за жары.
- Да уж, - подтвердил Майор, глядя в сторону, - здесь бывает жарко.
Лаки решился.
- Позвольте вопрос, сэр?
Благородный снова посмотрел на него, теперь - с ироничным прищуром. Понял, что он заметил?..
- К чему формальности, сынок? Зови меня просто Майор.
- Майор... Вас здесь только двое, или есть кто-то ещё?
- А кого бы ты хотел видеть? - деланно изумился зэк. - К сожалению, девчонок нам пока не завезли.
Справа от него весело заржал Джут, и Лаки вздрогнул.
- И как вы здесь... как вам... в аномалии?
Майор перестал усмехаться, и глаза его опять стали холодными и злыми.
- В каком-то смысле, аномалия - это и есть мы.
Вот этого Лаки совсем не понял. А понял только то, что хочет поскорее убраться отсюда, и подальше. От психа и преемственного убийцы. Прямо сейчас.
- Я... - он предательски закашлялся. - Я могу идти?
- Да, конечно, - неожиданно легко согласился бандит, снова меняясь в настроении. - Не забудь заглянуть к нам в гости ещё раз до своего возвращения, сынок!
И на негнущихся ногах, не слушая разочарованное бормотание Джута, Лаки оставил командную рубку, позволив себе вздохнуть лишь после того, как дверь за ним закрылась. Оказавшись снаружи Коробки, парень поминутно оглядывался на неё, словно ожидая какого-то подвоха. И вот она уже скрылась из виду, а над головой распростёрлись мохнатые лапы деревьев - но Лаки шагал, не сбавляя скорости, словно ему не пришлось покрыть сегодня внушительное расстояние.
Он подумывал было забраться на дерево, но предположил, что свалится оттуда во сне - так что на ночлег парень устроился между корней дуба с холмистой стороны дневного озера, обойдя его. Он устал, чертовски устал, слишком много было пройдено за этот день, слишком многое пришлось пережить, и Лаки ворочался на подстилке изо мха, борясь с напряжением, прислушиваясь к звукам природы вокруг и клокочущим чувствам внутри. Первый раз всегда страшно; завтра, завтра будет новый день, появится солнце, и он с наслаждением окунется в притаившиеся рядом воды, сейчас главное - дотерпеть, выдержать. Проснутся птицы, музыка их наполнит лесной храм, и он понесётся за испуганно улепётывающими оленятами, смеясь и кувыркаясь в потревоженной листве - только бы наступило это завтра! И звери кинутся врассыпную, а он примется преследовать одного, с крепкой, остро заточенной палкой, хищник в предвкушении мяса и крови; и настигнет добычу, и будет убивать, убивать...
Спал он чутко; да и не сон это был вовсе - беспокойная мутная дрёма. Ему снился плеск воды неподалёку, шорох песка, блеск кожи в дурном лунном свете, горящие в ночи глаза, алчущие поживы, треск ветоши под массивными короткими лапами, с шипением выталкиваемый воздух, дуновение которого он ощутил на собственном лице... Лаки разлепил веки - и закричал, закричал от ужаса, сводящего с ума первобытного страха, пытаясь отпрянуть, натыкаясь спиной на шершавую кору широкого ствола. Пока он ворочался во сне, нож вывалился у него из руки, и Лаки почувствовал удивительную беспомощность голосящего, вопящего, орущего корма перед ожившим кошмаром, исторгнутым из чрева природы. Он кричал от своей ничтожности, пока вышедшее из воды чудовище не ударило его по ноге, вспарывая кожу под джинсами, оставляя глубокий порез от острых когтей - и Лаки увидел своё разорванное тело под деревом, раскиданные по песку потроха, словно наяву. Тогда он закричал от боли, ненависти и отчаяния, готовый броситься на мерзкое отродье, и утопить его в своём бушующем гневе, закричал, пружинясь и отталкиваясь от дерева, взрыхляя дёрн - и варан на мгновенье замер, попятился, и исчез в лесной чаще.
Лаки погнался за ним, и упал, захлёбываясь в истерике. Он нашарил свой нож, лихорадочно накинул лямки рюкзака и, время от времени вскрикивая, взялся карабкаться на дерево, под которым спал. Не без труда ему удалось залезть на высоту в полтора своих роста, и он попытался перевести дух, когда проклятое шипение раздалось снова, над самым ухом - и на его плечо свалилась с ветки сверху змея. Ещё одна упала прямо на голову, и Лаки с нечеловеческим воплем полетел с дерева, цепляясь за ветки. Он больно ударился об землю, вывихнув ладонь левой руки, и снова заорал, целой рукой сбрасывая с себя ползучих гадов. Подобрав сумку, он побежал вдоль озера, к огромному, торчащему из воды плоскому валуну, который приметил вечером. Швырнув рюкзак на середину, Лаки встал над ним - выставляя перед собой руку, сжимающую нож, и резко метаясь из стороны в сторону. Он превратился в воющий комок ярости, истово желающий гибели всему враждебному, что его окружало.
Всему.
Только когда небо на востоке стало светлеть, а у него уже не оставалось сил, одно только безразличие - он забылся тяжёлой дрёмой, и проспал до полудня, периодически дёргаясь во сне. Пробуждение не несло с собой облегчения; напротив, страхи обрушились на него лавиной. Отправившись исследовать окрестности, он попал в болотистую местность, и почва с наслаждением принялась засасывать его в своё нутро. Лаки увяз по самую грудь, пока не совладал с этим страхом - и тотчас обнаружил себя стоящим на крепкой, каменистой земле. Обнаруженная им пещера, которую можно было бы использовать в качестве места для ночлега, поначалу встретила его дружелюбно. Но стоило парню углубиться в неё, как его атаковало множество громадных летучих мышей, изранивших Лаки руки, шею и лицо, и пытавшихся выцарапать глаза. Насилу отбившись, он бросился назад - но за ближайшим поворотом пещера внезапно разветвлялась множеством рукавов, и их он не помнил! Когда он блуждал в лабиринте, глухой рокот раздался из-под земли, своды каверны затряслись и рухнули, погребая его заживо...
Потом, среди белого дня, всё вокруг вдруг заволокло туманом, и дальше протянутой руки предметы пропадали из виду; и только багряные всполохи, то тут, то там, зловеще мерцали в нём, подбираясь всё ближе...
Потом, когда на третий день он купался в озере, невидимое щупальце схватило его за ногу и потащило ко дну, и он погружался в мутный ил, и перед ним мелькали лица утопленников; и, с неимоверным усилием выныривая на поверхность, он оказался опутан склизкими водорослями, повисшими на нём мёртвым грузом...
Потом случилось так, что природа вдруг замолкла и наступила тишина, мучительно-пронзительная, в которой раздавалось лишь гулкое биение его сердца, шум крови в висках, невыносимое сопение дыхания, раздирающий хруст сглатываемой слюны, и он попытался затихнуть сам, но не мог, а только грохотал всё больше, медленно сходя с ума, пока, наконец, не выдержал - и его не разорвало изнутри...
Потом...
Коробка испытывала его на прочность, подбрасывая всё новые и новые, необычайно изощрённые безумства. В любой миг мир мог смешаться и перемениться, обрушиваясь на его рассудок бессмысленным, всепожирающим хаосом; и - не убивая его. Не мог? Не хотел? Ждал, пока - сам? Лаки перестал бояться смерти - мысли о ней приносили ему облегчение, и волны взбесившейся природы разбивались об его каменное безразличие.
Вместе с тем, зачем-то он продолжал жить - и даже что-то делать.
На второй день он выстрогал, как и обещал себе, некое подобие оружия, и отправился добывать дичь. Безуспешно - живность разбегалась, не давая ему приблизиться и на дюжину шагов. Единственное, что он смог занести себе в актив - разорённое гнездо некрупной птицы. Лаки вскарабкался на дерево и поживился яйцами, и даже удачно ткнул несостоявшуюся мать своей палкой - правда, не столь удачно, чтобы поживиться и ею. Яйца были маленькими, и все восемь штук он приговорил за один подход; а над лесом всё раздавался горестный клёкот пернатой плакальщицы - так что Лаки, насытившись, возненавидел себя. Он бы непременно предался хандре, если бы Коробка услужливо не подбросила ему очередной страх.
Третий день парень посвятил рыбной ловле, накопав червей. Рыба клевала негусто, усидчивости ему не хватало - и результат оказался едва ли не скромнее вчерашнего. Сверх того, взявшись разводить костёр, он долго не мог высечь искру из доядерного барахла, и, не выдержав, запустил никчёмный предмет куда подальше.
Следующие полчаса - когда он поостыл - прошли в поисках улетевшего инвентаря, и были столь же бесплодными.
К вечеру кусты неподалёку от его стоянки затрещали, и Лаки схватился сперва за палку, потом передумал и выдернул из-за пояса нож, но тут раздалось:
- Это я, брат, всё в порядке, брат, это я, брат! - и из кустов вывалился Джут.
Лаки выдохнул и опустил нож.
- Как ты, брат, всё хорошо, брат?.. А что у тебя с лицом, брат?
Раскосый выглядел ещё более дёрганым и измученным, чем в день их знакомства, гораздо чаще повторяя своё фамильярное обращение. Смотрел он на Лаки чуть ли не с жалостью. Парень представил, как в таком случае должен смотреться он сам, и криво усмехнулся. Он взглянул на ладонь с ножом - она не подрагивала. Она тряслась.
- Лучше всех, брат, отдыхаю, брат, на природе, брат! - принялся потешаться над дурачком Лаки, и ему стало капельку легче. - А это - так, порезался, когда брился. Ты сам пришёл? Джут? - на секунду напрягся он.
- Сам, брат, сам! - заулыбался усатый, приняв его паясничанье за чистую монету. - Рад, что дела у тебя бодрячком, брат!
Отсутствие поблизости Майора успокоило парня. Он взглянул на свою танцующую руку.
"Отрежу к такой матери", - зло сказал он ей, и она как будто угомонилась.
...Тут он запоздало подумал, как дурачок сумел его отыскать, и раздосадовано закусил губу. Интерактивная карта?.. Что ж, этого следовало ожидать.
- Можно я присяду, брат? - незваный гость проявлял чудеса деликатности.
- Валяй, - Лаки сделал приглашающий жест. Потом хмыкнул, и убрал нож.
- Хорошее место ты выбрал, брат, - принялся осматриваться Джут, беспрестанно кивая и улыбаясь, - хорошее, годное. Не отходишь далеко. Хотел я тебя застать, брат - и застал.
Он расцвёл такой улыбкой, что Лаки захотелось сказать: "Хороший Джут, хороший", и кинуть ему рыбку.
...Ага, рыба, чтоб её так.
Да и ладно. Добавим абсурда.
- Угостить тебя, к сожалению, мне нечем, - парень картинно развёл руками, - разве что сырой рыбы могу предложить - будешь?
- О-о, рыбка, да, - отозвался усатый, - но не-ет, сырая невкусная, жарить надо, - и он принялся одновременно кивать и водить головой из стороны в сторону, отчего та и вовсе потешно задёргалась на худой шее, - или варить. А чего ты костёр не разведёшь, брат?
- Там, откуда я родом, - многозначительно поднял Лаки палец, стараясь сдержать готовый прорваться наружу хохот, - почётное право развести костёр предоставляется гостю!
- О, брат, - дурачок вмиг стал серьёзен, - спасибо, брат. Большая честь, брат, - кивая сильнее обычного - "Да когда ж она оторвётся-то?.." - Джут горячо пожал ладонь "хозяина" и присел на корточки возле сложенных "домиком" дров.
Через минуту потрясённый Лаки наблюдал за потрескивающим и разгорающимся помаленьку костром.
Ему захотелось проткнуть полудурка палкой, а потом запинать ногами. Лаки одёрнул себя, и ему стало стыдно - за свои мысли и насмешки над больным.
- Майор научил, - сосредоточенно кивал усатый, глядя перед собой, отвечая на немой вопрос. - Хороший человек. Мудрый человек.
- И тебя он не пугает, твой Майор-то? - покривил губами Лаки.
- О нет, брат, ты что! Майор - хороший человек. Мудрый человек. Спас меня.
И Джут принялся рассказывать.
- Здесь везде опасно. Везде страхи. По всей природе. Но сильнее всего там, - он неопределённо махнул рукой, - в круглой коробке. Коробке Искривлений. Когда я пришёл, было страшно. Пока шёл, было страшно, и потом - очень страшно. Я не один шёл, и в Коробке тоже были, - раскосый бурно закивал. - И среди них - Майор. Всем, кто пришли, было страшно. Все хотели обратно, подальше. Он мне сказал: останься. И я его послушал. И он был со мной рядом, когда... когда я сходил с ума. И помог.
Лаки брезгливо поморщился. Джут, похоже, заметил это.
- Нет, брат, ничего такого, брат, ты не то подумал, брат! - затараторил он. - Он просто держал моё лицо, вот так, заставляя смотреть себе в глаза... И помог.
- И что, теперь ты перестал бояться? - скептически осведомился Лаки.
Дурачок повернулся и испуганно взглянул на него, и тут же лицо его прояснилось:
- Уже намного меньше, брат. Намного меньше.
- Ясно, - Лаки некоторое время помолчал. - И что стало с теми, кто пришёл с тобой? С теми, кто был здесь, вместе с Майором?
- Они ушли. Все ушли.
- Куда ушли? - не понял парень. - Обратно под купол, что ли?
- Они ушли, - упрямо повторил Джут. - Когда-нибудь - и мы тоже уйдём.
Лаки покачал головой, глядя на закипающий над костром котелок. Вряд ли он добьётся путного ответа от полоумного - об этом нужно разговаривать с Майором. Желания, правда, особого нет.
- Так ты тоже из добровольцев, Джут? - переменил он тему. - Тебе тоже пообещали кучу денег и всеобщий почёт?
Заслышав вопрос, усатый принялся раскачиваться теперь уже всем телом - видимо, сильно разволновавшись.
- Я актёр, брат! - заявил он, улыбаясь на все тридцать два. - Я пошёл сюда, чтобы стать знаменитым! Я мечтал об этом с самого детства, брат! И тут - такой случай, - глаза дурачка блестели, и даже речь стала более связной. - Только представь, брат: вот выходишь ты отсюда, а там - репортёры, интервью! И твоё лицо по всему лайфнету, брат!
- И где же твои репортёры? - Лаки уже готов был забыть, что усатый помог ему с костром - Джут снова его раздражал. Актёр, надо же! - Ты не слишком похож на тех ребят из фильмов, что я смотрел!
- Не всё так просто, брат! - замотал головой полудурок. - Это я раньше так думал. А потом понял, что моя главная игра - здесь. Это мне Майор подсказал! - захихикал он. - Так и сказал, да. Что я был рождён для этой роли! Понимаешь, брат?
- Какой ещё... какой ещё роли? - переспросил Лаки, еле сдерживаясь.
- Роли - здесь! У каждого из нас, здесь - своя роль! И у тебя, и у Майора. И у меня!
Лаки отвернулся и глубоко вздохнул. Да что с тебя, идиота, взять?
- Много же у тебя будет почитателей, Джут, - пробубнил он в сторону.
- Нет, брат, ты не понял! - дурачок весь светился. - Майор говорит - моя игра будет жить вечно!
Вода в котелке закипела. Лаки переключился на приготовление пищи, вслух рассуждая, как бы сготовить повкуснее - вчерашний опыт с яйцами не слишком его порадовал. Он не особо возражал, когда Джут предложил помочь, и запросто спихнул на него все кулинарные труды. Они съели рыбу; дурачок начал упрашивать Лаки вернуться с ним в Коробку, и парень без малейших угрызений совести велел ему убираться вместе с его скулежом. До наступления темноты добраться до станции Джут не успевал... Ничего, не заблудится.
Додуматься только - добровольно согласиться жить в Коробке, самом эпицентре страхов! Майор этот, видимо, ещё более безумен, чем Джут! Если Лаки донимают чудовища - кто к ним, интересно, по ночам приходит? Надо бы спросить в следующий раз... Надо бы и место стоянки поменять, перед тем, как спать укладываться! Вдруг это было предложением, от которого нельзя отказываться? Вернётся Джут в Коробку, Майор ему молча кивнёт, глянет на карту - и отправится резать глотку Лаки его собственным ножом... Парень резко задержал дыхание и прислушался. Да нет, глупости какие - отсюда Джуту топать назад, по меньшей мере, пару часов. Выходит, сменим место, и - два часа на сон? А потом - снова? Но Лаки не хотел уходить отсюда. Только малость пообвык - и уходить? Он швырнул камень в воду едва не утопившего его сегодня озера. Спустя секунду мощный гейзер ударил из того места, куда прилетел камень, волной накрывая парня и тлеющий рядом костёр.
- Точно, моё озеро, - вытерев от воды лицо, Лаки зашёлся лающим смехом.
Пару дней он блуждал по лесу, описывая широкие круги вокруг Коробки. Спать он позволял себе не более двух часов - и, просыпаясь, шёл дальше. Да, Майор мог убить его и сразу, и в следующие два дня. Зачем же ему делать это сейчас? Лаки не знал. Но вот что он, Лаки, жив - это знал. И пополнять список жертв благородного не намеревался. Страхи привычно тянулись следом за парнем - страхи, пополам с беспокойными мыслями, перетекая друг в друга. Он бы дорого отдал сейчас за возможность снова погрузиться в управляемый полусон - быть может, свою вторую почку. Но модификатор НК-17, или как его называли наибольшие ценители - "НыКарь", извлекли из его черепа, и кошмары вернулись на своё законное место. Имплант тогда стоил двух третей денег, вырученных за почку, и едва не стоил ему и жизни. Если бы не Майлз, его бы распотрошили на органы живьём. Что поделать - клоны, а вернее, их внутренности, не всегда оказывались пригодны для трансплантации. А после восстания около двадцати лет назад, нашумевшей Войны Клонов, когда выращиваемые в пробирках специально для пересадки органов состоятельным клиентам не-люди взялись за оружие... И ведь добились равных - почти - прав с остальными, добились по всей системе! С тех пор спрос на органы стал неимоверно высоким, а торговля ими - жутко опасным и сказочно прибыльным делом.
"Ну что, пошли, как следует надерёмся в честь моего второго дня рождения? Денег-то ещё полно!"
А Майлз посмотрел на него, как он сам сегодня смотрел на Джута. С презрением и состраданием - одновременно.
"Эх, Майлз, Майлз... Ну почему ты постоянно так заботился обо мне? Зачем всегда выручал? Почему не дал - самому? Разве ты не понимал, что я не могу быть вечно обязанным тебе?!"
Не мог - потому и ушёл. Оставил единственного друга.
"А ведь забавно - он ведь сперва думал, как я толкнул почку, что я раздобыл денег на билет к Ней..."
И Лаки думал о Майлзе, и о Ней, то об одном, то о Другой - попеременно.
В сущности, больше ему ничего не оставалось делать.
Она жила совсем недалеко - рукой подать. На другой планете. Соседней. И они переписывались, переговаривались, занимались поддельным сексом посредством визуализаторов, обменивались пустыми обещаниями, договаривались о встрече... И продолжали оставаться там, где и были. Порознь.
"- Не будь тряпкой. Будь с Ней.
- Что я могу Ей дать, Майлз? Я - сбрендивший, никому не нужный пьяница. Зачем я Ей?"
И Майлз грозился дать ему по лицу - но, глядя на это лицо, глядя в глаза Лаки, сам переводил разговор на другую тему.
Теперь-то - всего половина срока ему осталась! вторая половина, а дальше только легче! - всё будет иначе. Он разыщет Майлза, вернёт ему сторицей долг - смотри, гордись мной! этого добился я, я сам! Наконец-то я хоть что-то значу! А потом - к Ней, за Ней, ради Неё...
И вот он стоит на пороге Её дома - и Она не открывает ему.
"Я - окончательно свихнувшийся, никому не нужный псих, который мечтает о смерти, и страшится её. Зачем я Ей?"
И Лаки долго смотрел на нож, когда-то, давным-давно, принадлежавший Кэлу, и с силой проводил лезвием себе по горлу... а нож за секунду до этого выпадал из его руки.
Нет, говорил он себе, Она откроет, Она не может, Она должна...
И вот он стоит на пороге Её дома - и Она открывает ему. Только на пороге стоит не Она, а... она. Просто "она".
И что ты тогда будешь делать?, спрашивал он себя чужим голосом, на краях которого резонировал издевательский смех, и этот голос был для него голосом Коробки.
И Лаки хватался за голову, вырывая на себе волосы, и глухо, надрывно выл, уткнувшись носом в колени...
А вокруг в потревоженной листве смеялись и кувыркались страхи.
На шестой день он добрался до озера вытянутой формы, противоположный берег которого горбился холмами, а ближний, пологий, был густо присыпан шуршащим песком - и несколько минут глупо пялился на водоём, пока не сообразил, что это его, Лаки, озеро. Сбросив рюкзак и раздевшись донага, он в изнеможении окунулся в прохладные воды, а мысль о том, что он сейчас может утонуть, не вызывала ни малейшего отклика. Лаки плескался в воде, сплавал на тот берег и назад, и, выйдя по пояс из пруда, стал растирать тело, смывая грязь, и чувствуя себя намного лучше. Внезапно ему почудилось, что кто-то следит за ним из кустов. Он замер и прислушался; и действительно, из зарослей за песчаной кромкой берега доносился шорох. Лаки машинально сглотнул, и, сделав ещё несколько ополаскивающих движений, осторожно двинулся к своим вещам. Он потянулся к куртке, под которой лежал нож, и в этот момент в кустах кто-то шумно вздохнул. Парень выдернул нож из-под одежды, раскрывая его на ходу, и бросился на звук. Потная, усатая и раскосая, перепуганная физиономия мелькнула перед ним, прежде чем раствориться в лесной чаще. Лаки стиснул зубы, а костяшки на руке, в которой был нож, побелели.
Теперь ему оставался только один путь - в Коробку.
Внешне она не изменилась - торчащий из песка приземистый цилиндр, отливающий металлом. Лаки дважды активировал ключ-карту, подождал полминуты, и услышал знакомый уже голос, от которого ладони сами собой сжались в кулаки:
- Добро пожаловать в Коробку Искривлений! Представьтесь, пожалуйста!
- Ты меня знаешь, "брат", - процедил парень, не поднимая головы, чтобы лишний раз не смотреть на мерзкое лицо усатого.
Из динамиков раздался треск, и Джут ещё более радостно завопил:
- Лаки! Зачем пришёл, брат?
- В гости пришёл, как обычно, - заверил он дурачка. - Открывай, задница.
- ...в гости? Тогда добро пожаловать!
Встречавшей его на входе проекции Лаки скомандовал:
- Веди меня к своему хозяину, призрак.
Та помигала в воздухе, махнула приветливо рукой и двинулась... Лаки надеялся - туда, куда ему нужно.
Джут торчал в комнате отдыха, с обшитыми зелёным ворсом стенами, и заворожено следил за игрой рыбок в одном из аквариумов. При появлении гостя он встрепенулся и с неподдельным восторгом кинулся к нему:
- Здравствуй, брат, я так соскучился, брат!..
Лаки обождал, пока тот не окажется достаточно близко, а потом от души врезал ему по челюсти. Раскосый рухнул на мягкий ковёр, примешивая пятна кармина к царившей здесь зелени, и жалобно завопил:
- За что, брат, за что?!
- А то ты не понимаешь, - хищно оскалился Лаки, вздёргивая полудурка на ноги, и успев на мгновенье поразиться его худобе. Усатый не сопротивлялся. - Мерзкий ублюдок!
Он снова ударил Джута по лицу, и тот налетел на ближайший аквариум; дурачок осел на пол вместе с разлетающимися по залу брызгами и осколками стекла. Пенная ярость заклокотала в душе Лаки, и он шагнул, чтобы добить кретина, когда дверь за его спиной открылась, и в комнату вошёл Майор.
Сзади что-то зашуршало, раздался щелчок и спокойный холодный голос Майора:
- Лаки, отойди от него.
Парень обернулся. Благородный держал в руке продолговатый металлический предмет с выпирающим из него цилиндром и заканчивающийся длинной узкой трубкой, направленной в сторону Лаки. На рецессоры, даже карманные, он походил весьма слабо. Тем не менее, что-то в нём было, в этом архаичном куске железа, что-то смертоносное. Но сильнее всего Лаки поразили глаза Майора, и он как-то съёжился и поник под их ледяным взглядом.
- Этот грязный... - начал было оправдываться парень, но бандит сразу его перебил, повышая голос ровно на полтона:
- Ты меня слышал, Лаки?
Он отошёл, повинуясь.
- Моя рыбка!.. - сдавленно всхлипнул Джут, пытаясь приподняться, и стекло захрустело под ним. - Моя рыбка, рыбка!
- Ну, пусть он сварит, что ли, свою рыбку, - огрызнулся Лаки.
Майор пристально посмотрел на него, щёлкнул своей штуковиной, и сунул её за пояс. Потом сделал шаг, второй - и резко и точно двинул Лаки левой в солнечное сплетение. Парень отшатнулся, натыкаясь спиной на стену, и медленно съехал по ней на пол, силясь глотнуть воздух, и походя на выброшенную на берег рыбу. Майор присел возле дурачка, и принялся его успокаивать. Джут рыдал, собирая чешуйчатые мокрые тельца, и его пальцы и ладони сочились кровью.
- Тише, сынок, тише. Вот, смотри, вот ещё рыбка, - Майор указывал на аквариумы, - а вон там - ещё. А эту мы оживим, дай её мне; верь мне, сынок.
Джут повернул, наконец, заплаканное лицо на благородного, и тот по-отечески потрепал его по голове.
Собрав рыбу в какую-то ёмкость с водой, Майор усадил раскосого на диван напротив целого аквариума, и принялся обрабатывать раны оказавшимся в кармане антисептиком. Лаки ещё не успел полностью восстановить дыхание, когда благородный глухо бросил через плечо:
- Это был не он.
- Что... - с трудом вытолкнул из себя Лаки. - Откуда... ты знаешь?
- Потому что ты не первый, кому Коробка посылает иллюзии живых людей, - бандит выпрямился и обернулся. - Ты боялся этого, тебе это было противно, и Коробка нащупала твою слабость. Ты не первый, - повторил он, - первого - я убил.
Майор подошёл к нему и опустился рядом на корточки.
- Знаешь, почему я не убил тебя, сынок?
Он помотал головой, стараясь унять дрожь, и не опускать взгляд ниже подбородка мужчины напротив.
- Потому, что ты - Лаки.
Следующие несколько дней он провёл вместе с ними, в Коробке и за её пределами, покидая их лишь вечером - всю жизнь проведя под куполом, он так и не сумел заставить себя ночевать внутри. Майор научил его охотиться, делать ловушки на зверей, ориентироваться на местности. Он объяснил, кроме всего прочего, что остро заточенная палка Лаки называется "копьём". Он много расспрашивал, и немало рассказывал сам. Он был бандитом и убийцей, этот Майор, - и он знал цену человеческой жизни.
- У тебя в глазах не было безумия, одна только обида и злость, - говорил ему Майор. - А уж на безумие я успел здесь порядком насмотреться.
- Ты хорошо справляешься, сынок, - говорил он. - Сам, без чьей бы то ни было поддержки. Иные за пять дней успевали... а на тебе почти ни царапины!
- Я вывихнул руку, когда упал с дерева, отбиваясь от змей, - отвечал Лаки, - они тоже были иллюзиями? Что, если бы они укусили меня?
- Змея кусает только тогда, когда ты её боишься. Страх убивает разум. Если ты боишься слишком сильно - ты гибнешь.
- Я видел за это время много всякого, и оно буквально пугало меня до смерти. Я сам не знаю, как до сих пор жив. А что видел ты, Майор?
Майор только покачал головой.
- Здесь не принято рассказывать о своих страхах, Лаки.
- Здесь не принято называть друг друга настоящими именами. Здесь не принято говорить, что случилось с остальными и куда они "ушли". Здесь много чего не принято. Эти правила придумал ты? Ты слишком многого боишься, Майор.
- Если ты не боишься ничего - ты гибнешь, - засмеялся бандит.
Солнце заваливалось за горизонт, и вечер торопливо разбрасывал широкой кистью багряные краски. Джут вернулся в Коробку, и им тоже пора было расставаться. Лаки торопился, чувствуя, что его собеседник чего-то не договаривает - и позволял себе говорить то, что думал, забывая, кто перед ним.
- И где же правда? Как выжить в этом безумном мире?..
Со стороны леса, на опушке которого они сидели, донеслось приглушённое ворчание, и Лаки вздрогнул, заметив смутные очертания волка. Первой мыслью было испугаться и броситься бежать без оглядки, но он напомнил себе, что здесь, в зоне преобразования, животные не могут нанести человеку вред.
- Нет правды, - пробормотал Майор. - Когда-то - нужно сидеть и ждать. Когда-то - вставать и идти. Когда-то - кричать и бежать. Вот идёт волк, - кивнул он в сторону чащи. - Что будешь делать?
- Ничего. А почему я должен что-то делать? Мне говорили, что звери в терке не нападают на человека, - Лаки вперился взглядом в медленно приближающегося, скалящегося хищника, и голос его звучал неуверенно. - Если ты его тоже видишь, то это - не мой страх.
- Да, - кивнул бандит, - вижу. И тебе говорили правду. Только вот неправильно это - когда волк боится человека. Должно быть наоборот, - он беззвучно рассмеялся и повернулся к Лаки. - Я научил их, что это - их - должны бояться.
И Лаки закричал и побежал - побежал так, как не бегал никогда в жизни. А за его спиной всё громче звучал заливистый хохот Майора.
На следующее утро, перед тем, как заглянуть в Коробку, Лаки нарвал спелых фруктов, набив ими карманы куртки. Конечно же, Майор его обманывал. Никакие волки или другие твари не приходили за ним ночью, как и все прошлые ночи никто не приходил. Как мог обычный человек заставить зверей мыслить заново, меняя заложенное в них программой?.. Лаки пришлось долго взывать к своей логике, прежде чем он успокоился и погрузился в чуткий сон.
А фрукты - это так, их порадовать. Вчера он несдержанно себя вёл в разговоре с... бандитом. Джут, кажется, успел простить ему побои и гибель любимых рыбок. А может, Майор воскресил их, как и обещал?..
Привычно обменявшись дежурными репликами с усатым посредством устройств внешней связи, парень проследовал за голограммой в командную рубку, где они и сидели.
- Мы ждали тебя, сынок, - произнёс благородный, когда парень вошёл. - Тебе ведь завтра обратно, ведь так?
- Да, - нахмурился Лаки, не понимая, к чему он клонит.
Усатый, стоявший сбоку от входа, зашёл к нему со спины, и резко схватил под руки, беря его в замок. Из карманов куртки посыпались фрукты. Лаки закричал и попытался освободиться, но худой Джут оказался не по виду жилистым и не выпускал его из захвата.
Майор подошёл и забрал у Лаки нож. И раскрыл.
- Никто за тобой не придёт, сынок. И ты никуда не уйдёшь отсюда.
Лаки кричал, продолжая безуспешно дёргаться, когда бандит протянул нож к самому его лицу и сделал надрез над правой бровью, а потом достал оттуда необычайно тонкую, как лист ушедшей в прошлое бумаги, округлую железку.
- Ты думал, им мешал твой имплант? Нет, они хотели заменить его вот этим. Передатчиком. Но теперь ты останешься с нами.
С кончика ножа Майора капала красная кровь.
Красные ятучи катились по полу.
...Лаки вскрикнул, просыпаясь, отмахиваясь и отбрыкиваясь руками и ногами. Тяжело дыша, он долго тёр и ощупывал себе лоб.
Ничего.
Что это было? Ночной кошмар, иллюзия Коробки?
Ничего.
...Привычно обменявшись дежурными репликами с усатым посредством устройств внешней связи, и стараясь не выказывать своего волнения, он зашёл в командную рубку, где они сидели.
- Здравствуй, брат! - воскликнул стоявший сбоку от входа усатый, и Лаки вздрогнул.
- Всё в порядке, сынок? - спросил Майор, отрываясь от штудирования карты и глядя на его бледное лицо.
И что он там вечно изучает?..
Лаки рефлекторно покачал головой, и благородный взглянул на него более вопросительно.
- Я принёс вам фруктов, - встрепенулся парень, и принялся доставать их из карманов - и несколько плодов выскользнуло у него из рук.
Красные ятучи покатились по полу.
Лаки смотрел на них, словно завороженный, пока Майор не остановился рядом, кладя руку ему на плечо - и вопрос прозвучал снова.
- Я ухожу завтра, - ответил Лаки, поднимая голову. - Обратно, под купол.
Бандит похлопал его по плечу, и отошёл.
- Нам будет не хватать тебя, брат! - печально отозвался Джут из своего угла.
- Разве вы не хотите вернуться со мной?.. Вы собираетесь и дальше медленно сходить с ума в этой Коробке? Вечно изматывать себя страхами?!
Майор пожевал губами.
- Сынок, я понимаю твоё смятение. Но наше с Джутом место здесь, - усатый закивал в подтверждение его слов. - Не обессудь.
- Почему? - Лаки судорожно копошился рукой в кармане, пытаясь достать провалившуюся за подкладку упрямую ятучу. - Объясни мне, почему, Майор?! - он швырнул проклятый фрукт на пол, и тот расползся пятном сока и мякоти по матовой поверхности.
Благородный вздохнул, и невесело усмехнулся.
- Идём, подышим свежим воздухом.
- Я мог бы ответить тебе, что преступнику и умалишённому не место в мире обычных людей, - начал Майор, когда они втроём вышли из Коробки. - Мог бы сказать, что Джута тут же упекли бы в больницу, а меня - в колонию. Но это бы не было правдой - ты ведь знаешь, кто такие благородные.
Лаки кивнул. Он догадывался. Простой человек мог пойти на преступление от безысходности - ограбить кого-то, изнасиловать или убить. Но захватить шаттл с ценным грузом, устроить налёт на топливную станцию на спутнике, разорить недавно основанную колонию и увести жителей в рабство или распилить на органы - могли только такие, как Майор. Благородные имели своих людей в правительстве, являлись негласными хозяевами целых планет, перед оснащением их кораблей пасовали хвалёные рэдмейнские истребители. Они руководствовались жёсткой дисциплиной, похлеще армейской, и своим собственным кодексом чести, основа которого была заложена, ещё когда человечество только жадно поглядывало на далёкие звёзды с захолустной планетки под названием Земля. Слабые боялись их, власть предержащие смотрели на их проступки сквозь пальцы. Они были частью системы, эти санитары космоса, беспощадно выгрызая паршивый скот, позволявший себе преступать закон, не принадлежа при этом к их касте.
Преступность была уделом благородных.
- Как ты думаешь, сынок, сколько времени я здесь?
Лаки прикинул, оценил по себе и назвал наиболее оптимистичный вариант, завышая его:
- Месяц.
Майор засмеялся.
- Посмотри на Джута, - бандит указал на раскосого, который заметил в траве бабочек, и, впав в совершенно детский экстаз, принялся гоняться за ними по поляне. - Он попал сюда полтора месяца назад.
Лаки ошалело уставился на благородного.
- Я здесь уже полгода, сынок, - улыбнулся тот.
- Но... как? Зачем?! - только и смог спросить парень, когда к нему вернулся дар речи.
- Это место - мой дом, как бы безумно это не прозвучало. Давай, я расскажу тебе кое-что об аномалиях. Ты ведь слышал о них, правда? Конечно, ты ведь сообразительный мальчик. Так вот. Когда люди впервые столкнулись с аномалией... они обрадовались. Туда тут же отправили добрый полк звёздной пехоты. Человечество - а точнее, кретины сверху - решили, что наконец-то встретили иную, враждебную форму жизни, и все их научные изыскания в сфере изобретения наиболее эффективного способа убийства не пропадут даром. Какая удивительная наивность! Как только появляется угроза жизни гражданским - посылать военных, с плохо скрываемой надеждой на достойную заварушку.
Немало раз им пришлось обжечься, и только в случае с нашей Коробкой - тем, сверху, хватило мозгов после начальных признаков аномалии забросить сюда пушечное мясо. Я был в числе первых. Нас было около двадцати - кажется, семнадцать... Все - бандиты и отъявленные злодеи. До следующего утра дожили одиннадцать. Троих залётных, преступников из числа обычных людей, мы порешили сразу. Этого требовал закон, по которому мы жили - и единственное, во что верили. Трое ушли сами. Остальные тоже постепенно уходили. Появлялись новые - уходили и они. Мясо кончилось - в ход пошли добровольцы. Быть может, кому-то и удалось уйти - назад. Не знаю. Ты слышал что-нибудь о подобных случаях?.. Что ж, я так и думал.
Если они и вернулись, их проще всего было посадить в одиночку и ставить над ними опыты - чтобы узнать, как Коробка влияет на людей. Конечно, не за этим они сюда шли! Тебе ведь тоже обещали безбедную жизнь до конца твоих дней, верно, сынок?.. Можешь не отвечать, я прекрасно знаю ответ.
Что до меня самого... Я не стану тебе рассказывать, что я успел натворить в жизни - это тебе совершенно ни к чему. Ты сам видел мои масти, и представляешь мой статус в среде благородных. Но ты никогда не сможешь представить, насколько тяжело жить с таким статусом. В борьбе за власть люди готовы грызть друг другу глотки похлеще любых животных. Каждый день я опасался за свою жизнь, я подозревал всех и каждого, не доверяя никому, и всё меньше веря самому себе... Оказавшись в Коробке, я впервые за много лет вздохнул свободно. Все эти кошмарные безумства, все мои страхи здесь - они были более реальны, чем по ту сторону. Я видел врага, и не сомневался, что передо мной - враг...
Давай я покажу тебе кое-что, сынок, - этого ты ещё не видел под рукавом. Гляди, это - стрела. Это символ движения, стремления. Всю жизнь я что-то делал, шёл к чему-то, стремился быть лучше, сильнее, чтобы меня уважали и боялись. Но теперь - не хочу.
- Есть ли у тебя, куда возвращаться, Лаки?
Он вспомнил про друга, которого оставил, не в силах простить ему собственную слабость, и про девушку, от которой убегал, боясь, что она его отвергнет - и покачал головой.
- Нет, - ответил Лаки.
Майор ссутулился и весь как будто внезапно постарел лет на десять. Тяжело вздохнул.
- Иногда я думаю, что Бог, которого мы так и не нашли, высмеяли и оставили в прошлом, как пережиток эпохи - что он есть. И он устал.
На следующий день Лаки ушёл. Ушёл рано на рассвете, не попрощавшись. Чувствовал, что так - будет правильнее. Он удивительно привязался за столь короткий срок к убийце и психу, словно они были частью его самого. Потому и уходил, пока мог.
Страхи шли за ним по пятам. Они не покидали его, пока рядом находились Джут и Майор, но одному справляться с ними было тяжелее. Лаки ободрял себя тем, что скоро всё закончится. И в глубине души страшился того, что унесёт эти страхи из Коробки на своих плечах.
К вечеру он достиг границы аномалии. Он думал остановиться на ночлег возле того фруктового дерева, плоды которого попробовал здесь впервые, но оно почему-то засохло, и все ятучи на нём сгнили. Лаки прошёл чуть дальше, несколько раз сверился с приборами и принялся ждать, отгоняя от себя наваждения Коробки.
Птицы в лесу угрюмо молчали.
Он прождал весь день, но за ним так никто и не пришёл. Страхи хихикали над Лаки из кустов. Наверное, он что-то напутал, и прибыл сюда днём раньше.
На следующий день тоже никто не явился. Он ходил по краю аномалии, напряжённо вглядываясь в горизонт за мёртвой землёй вокруг зоны терраформирования, и бесконечно проверял показания приборов. Кто-то другой ходил за ним, дыша в спину, норовя тронуть за плечо, скалясь на границе бокового зрения. Лаки останавливался, медленно поворачивал голову, и волосы на ней вставали дыбом. Он резко оглядывался - и никого не видел; но он знал, что страх всегда остаётся у него за спиной.
Когда солнце описало по небу ещё один круг, он принялся делать ножом пометки на деревьях. Быть может, прошёл всего день, растянувшись двумя в его воспалённом сознании. Он ходил без устали, забывая принимать пищу, а когда вспоминал - запрещал себе притрагиваться к остаткам пластин, и жевал какие-то плоды, ягоды, и его мутило.
С новым рассветом он захотел оставить новую черту на каждом дереве, отмечая время. Подойдя к первому, он задрожал всем телом. Шесть вертикальных полосок, перечёркнутых горизонтально. И ещё. И ещё. Кора была изрезана месяцами, которые складывались в года.
Он хотел обойти все свои деревья, но на третьем упал ничком в траву и зарыдал. Открывая глаза, он замечал по сторонам кровавые пятна, и отмахивался от них, а над самим ухом раздавалось булькающее хрипение, и он тянулся за ножом - но не мог.
Он дополз до границы цветущей травы, и с трудом встал на колени. Перед ним расстилалось бескрайнее море безжизненной породы, сухой земли и серого песка. Он не знал, куда идти и сколько это займёт времени, и у него оставалось всего четыре пластины.
Лаки протянул дрожащую руку в сторону горизонта, и его пальцы мгновенно покрылись коростой, а концы их обуглились. Лаки заорал от чудовищной боли, и, отдёрнув ладонь, судорожно отполз назад, не прекращая кричать, пока у него не пропал голос.
Тогда он завыл.
Теперь ему оставался только один путь - в Коробку.
Он шёл, спотыкался, падал, полз; снова шёл. Он уже знал, кто идёт за ним. Она. Другая она. Коробка приготовила для него на десерт самое изысканное блюдо, самый изощрённый, леденящий душу кошмар, выцарапанный из глубин его сознания. И Лаки снова чувствовал себя десятилетним мальчиком, гневно кривящим губы, вскрикивающим, толкающим... И - плачущим, ничего не понимающим, ужасающимся самому себе.
Он сидел, привалившись спиной к толстому бревну, измождённый, вяло раздумывая о том, хватит ли у него сил умереть.
- Дерьмово выглядишь, сынок, - раздался рядом чуть насмешливый, такой желанный голос.
Лаки откинул голову вбок и скосил взгляд. Возле него сидел Майор.
Бандит протянул парню флягу с водой, и он принялся жадно пить, пока не поперхнулся и не закашлялся. Майор похлопал его по спине.
- Они не пришли, Майор, - поведал он сиплым голосом. - Они забыли обо мне. Никому до нас нет дела. Нас - больше нет.
- Не знаю, - благородный покачал головой, - я слишком долгое время пробыл здесь, в Коробке. И мне давно нет дела, что творится за её пределами. Быть может, не о нас забыли, а мы?.. Люди живут, пока о них помнят, Лаки.
Лаки хрипло засмеялся.
- А ты выдумщик, старик. Из-за одной аномалии на безымянной планете тысячелетняя человеческая цивилизация прекращает своё существование, внезапно растворяясь, подобно мифу. И только три стража мёртвых принуждены вечно охранять покой ушедших людей и последний их памятник... Им памятник - Коробку.
- Почему безымянной? - хмыкнул Майор. - Как тебе имя "Пандора"?..
- Мне... - начал Лаки и осёкся.
Его страх снова был с ним.
Она стояла напротив - неестественно бледная кожа, длинные слипшиеся волосы, запёкшаяся на них кровь. Она молчала, и во взгляде застывших детских глаз явно проступал немой укор.
- В чём дело, сынок? - забеспокоился Майор.
Вместо ответа он глухо застонал, закрывая лицо руками.
"Человеку в этом мире всё должно быть безразлично".
Но это были просто слова, лживые слова.
- Тише, Лаки, всё хорошо, - благородный потянулся к нему, но парень ударил Майора по руке.
- Не прикасайся ко мне, - зашипел он. - Не прикасайся... Тебе никогда не понять меня, бездушный убийца. Ты слишком много прожил, ты слишком давно научился переступать и забывать, но я не такой, слышишь меня?!
- Зачем ты убил меня, Лаки? - безмолвно вопрошала она.
- Нет... Я не виноват... Я даже не знаю, что это за девчонка! Она вечно ходила за мной, обзывала, смотрела так... Что я ей сделал?! Слышишь ты, что?! - он закричал на призрака, но она не пошевелилась. - Всю неделю... Всю ту неделю донимала меня, и я не выдержал... Я её толкнул. И она упала. Вниз головой. Я... Я не хотел! Прости меня...
В руке у Майора что-то щёлкнуло, раздался грохот, и кровь брызнула в лицо Лаки. На секунду он зажмурился - а когда открыл глаза, её уже не было.
Его руки были чистыми.
- Как... как ты... это же... - он ошалело повернулся.
- Иногда - нужно вставать и идти, - отозвался Майор, и голос его звучал, словно откуда-то издалека. - Иногда, когда никто не в силах взвалить на себя твой крест, тебе приходится научиться прощать себе самому. Её давно нет, и ты не можешь винить себя вечно.
И Лаки снова посмотрел на то место, где стояла убитая им девочка, а когда обернулся - Майора тоже не было рядом.
Коробка выглядела всё так же - железная крышка посреди иссушенной земли, открытой раной зияющей в самом сердце первозданной природы. Он зашагал ей навстречу, и две чёрные птицы, одна покрупнее, другая - помельче, взлетели с металлической крыши, удаляясь вслед заходящему солнцу.
- Добро пожаловать в Коробку Искривлений! Представьтесь, пожалуйста!
- Как ты, брат? - просто спросил он.
- Лаки! Зачем пришёл, брат?
Он помедлил с ответом, глядя себе под ноги, потом снова взглянул на приветливое лицо на экране, хмурясь.
- Я пришёл убить тебя.
Треск динамиков.
- Тогда добро пожаловать!
Странно, что он не замечал этого раньше, подумал Лаки, входя в помещение. Все реплики Джута были записаны им заранее. А дальше компьютер просто сопоставлял их с ответами гостя, выбирая подходящие.
"Майор говорит - моя игра будет жить вечно!"
Да уж, Майор не соврал тебе, брат.
Проекция усатого смиренно ожидала у дверей.
- Джут, - скомандовал ей Лаки.
Голограмма помахала ему рукой, потом мигнула. Снова помахала...
- Майор, - попробовал он.
То же самое.
- Ну, хоть говорить-то ты умеешь? - скривил он рот в подобии улыбки.
Голограмма приветливо помахала ему.
Их не было ни в командной рубке, ни в комнатах отдыха, ни в кают-компаниях, ни...
Коробка резко накренилась, и Лаки с трудом удержался на ногах, хватаясь за стену. Коридор перед ним визуально удлинился, а потолок начал опускаться.
Бешено застучало сердце, Лаки инстинктивно пригнулся... а потом расхохотался. Дешёвые фокусы. Под спид-тониками его торкало гораздо, гораздо сильнее.
Матовый металлический пол под ногами сменился чёрно-белой плиткой. Коридор впереди зазмеился, принимая обтекаемые формы. Стены складывались в приборные панели, датчики показывали критическое значение содержания кислорода, тревожная красная лампа мерцала, предупреждая о скором отказе систем жизнеобеспечения...
Лаки зашёл в уборную. Комната ходила ходуном. Он поднёс ладони к рукомойнику, и оттуда посыпался песок. Лаки демонстративно растёр песок по рукам, будто споласкивая их. Подняв голову, он наткнулся на отражение в зеркале. На него смотрела рыжая плотная физиономия, усеянная прыщами.
- Мм, - протянул Лаки. - Так вот ты какая... Какой. Неважно смотришься, брат.
Его отражение истерически засмеялось, обнажая жёлтые зубы.
Лаки сочувственно покивал и показал зеркалу средний палец. Чужое отражение исказила гримаса гнева, и оно ударило по стеклу изнутри.
Осколки посыпались на песок.
- Пожалуй, я заночую снаружи, как обычно, - громко объявил Лаки калейдоскопу вокруг, направляясь к выходу. - Ты меня не возбуждаешь! - он поднёс ключ к дверной панели, и пробормотал: - Давай, удиви меня, детка.
Дверь закрылась за ним, и он оказался во внутреннем коридоре шириной в четыре метра. Искривления закончились. Всё тот же знакомый коридор между двумя дверьми - и в противоположную, открытую, заходил, оскалившись, волк, а за ним толпились...
- Умница, дочка, - улыбнулся Лаки.
Интересно, какой периметр Коробки, впустившей в себя волков, подумалось ему. И на сколько времени у него хватит сил убегать от них по кругу?..
Он закричал и побежал.
Побежал навстречу волку.
Его по-прежнему звали Лаки, пусть больше и не осталось никого, кто мог бы назвать его так.