ДЕНЬ, КОГДА СОЛНЦЕ КОСНУЛОСЬ ГОРИЗОНТА

Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет.

Апокалипсис, Глава 21-я, Стих 25-й.

Пространственная зона Мытарств - между землей и небом, где действуют духи злобы поднебесные - на границе миров материального и духовного, земного и небесного, понимаемая как опасная демоническая зона нечистой, падшей духовности, космических сил зла. Вышедшая из тела душа видит страшные чёрные демонские обличья - эфиопов; проходя сквозь них в сопровождении ангелов, она в определённых местах воздушного пространства подвергается задержанию и допросу относительно отдельных грехов.

По С. С. Аверинцеву. Мифологический словарь, «Мытарства»

1.

Летунья Наири выглянула в окно. Перед дверью топтались двое стражников, третий пыхтя заводил пружину стоявшего поодаль самохода.

- Что вам угодно-то в такую рань? Кайт сложен, труба закупорена, в ближайшие пару часов я никуда не полечу.

- Просто проследуйте с нами – заведующий вызывает. Дело крайне срочное: четыре минуты на сборы, с собой – экстренный запас.

Запрыгнув в дорожный костюм и прихватив пресловутый запас, летунья вышла из дома. Стражник любезно указал ей на сиденье самохода. Наири жила двадцать пятого мая в полдень. Летуны почти всегда выбирают жилье в полуденной области, поближе к основанию трубы. Путешествуя на кайтах по всему Календарю, они часто ленятся ходить пешком внутри своего дня.

Дворец заведующего находился, как и положено, вечером - он гнездился между контрфорсов ветролома, отделявшего двадцать пятое мая от двадцать шестого. Дороги до дворца было три километра и самоход покрыл это расстояние за пять минут. Ветер шевелил волосы Наири, но с истинным Ветром, дующим между Воздухом и Небом, сравниться не мог. Город был пустынен: ремесленники и купцы, пекари и кузнецы, грибоводы и чернорабочие – обыватели в этот час спали, и окна льнувших друг к другу домов смотрели на узкие улицы пестрыми ставнями. Солнце смотрело с высоты, как и двадцать, и двести лет назад. Море по правую руку рябило хрустальной поверхностью – Наири оно часто снилось в кошмарах, однако наяву казалось совершенно безобидным.

Заведующий вышел ей навстречу за пределы дворца – небывалое дело, даже учитывая их достаточно теплые отношения. Повелитель дня с населением в несколько тысяч человек ждал посреди дороги, нетерпеливо переминаясь. С ним было всего двое охранников.

- Наири, голубушка, как хорошо, что тебя привезли так быстро, - вид его выражал скорее раздражение, что летунью не доставили еще быстрее. – тысячу раз прости за беспокойство, но времени очень мало, - Сифтяй говорил это, шагая вглубь дворцовой территории. Полноватый коротышка, он то и дело подпрыгивал на ходу, а Наири, двигаясь быстрым шагом, едва за ним поспевала.

- Если нам дорого время, зачем было терять его и везти меня во дворец? – Наири решила, что будет говорить прямо, - мне понадобится больше часа, чтобы открыть трубу и подготовить кайт к полету.

- Речь вовсе не о полетах, - заведующий и летунья шли мимо покоев, углубляясь в сад, все ближе подходя к подножию ветролома. От приближения к угольно-черной семисотлоктевой стене словно бы делалось темнее и прохладнее. Наири начала догадываться, зачем ее вызвали.

- Тебе придется спуститься в Нижний Мир, - подтвердил ее догадки Сифтяй, - в том Климате, который сейчас под нами, скоро будет рассвет. У тебя пятьдесят минут – на самом деле чуть больше, но лучше считай так – чтобы управиться с делом и вернуться. Потом мы расстанемся с этим Климатом на целый год.

Летунья обдумала неожиданную перспективу и лишь затем задала главный вопрос:

- Но зачем мне спускаться-то? Что произошло?

- Подземники нашли летуна, провалившегося через Хрустальное Море. А теперь слушай: то, что я скажу – строжайший секрет, это важно для безопасности всего нашего дня. Летун – из четвертого апреля. Он вез мне послание от начальника…

- Насколько я знаю, летун четвертого апреля – женщина.

Конечно, не стоило перебивать заведующего, однако Наири не выдержала. Летуньей четвертого апреля была Зифа, ее сестра.

Сифтяй хоть и был на взводе, отреагировал на удивление мягко.

- Подземники говорили «он». Хотя не вспомню сейчас, было ли там прямо сказано про пол. Так вот в чем дело: над территорией двадцать третьего мая летун был подбит.

- Эфиопы!?

- Нет. Люди позавчера.

Наири кивнула. Зенитные орудия после резни на восемнадцатом мая редко кто отваживался применять, но на двадцать третьем они оставались. Сбить летуна можно, можно даже повредить кайт, не причинив вреда самому летуну, главное при этом - не промахнуться так, что снаряд пересечет границу Воздуха и Неба.

- На порванном кайте летун кое-как перемахнул через ветролом и оказался на территории вчера, но не смог ни сесть на утренней стороне, ни дотянуть до вечерней, а упал на море. Рядом с местом падения увидел круглую дыру в поверхности моря. До ближайшего берега больше километра. Пока дойдешь – пять раз эфиопы прилетят. Вот летун и решил, что пока никто не видит – лучше уж в эту дыру прыгнуть, и будь что будет. Упал в Климат пять-сто-восемьдесят-семь – ты не знаешь эту нумерацию, так что не забивай голову. Падал на кайте, поэтому почти не пострадал. Местные его подобрали и хотят передать нам. Ты спустишься. Удостоверишься, что это он и заберешь его.

Они подошли к подножию ветролома. В углу между стеной и контрфорсом находился спуск, прикрытый навесом. Наири заглянула в шахту – та выглядела как обычный колодец, какие роют водоснабженцы, чтобы добраться до родника или крестьяне, чтобы добраться до пород, на которых растут грибы. Вниз уходил ряд скоб, в глубине различался тусклый огонек. Наири знала, что заведующий торгует с нижними Климатами: спички и лекарства в обмен на рыбу и дичь. Нелегкое, наверно, дело – таскать все это вверх-вниз по узкой шахте.

- Я все сказал, что знаю. Иди.

Наири начала спуск. Шахты она не боялась: высота не могла сравниться с той, которую она достигала в полете, а теснота была почти как в трубе для запуска кайтов.

- Желаю удачи. Разберись и возвращайся.

Летунья расценила эти слова как прощание и наверх больше не оглядывалась. Она спускалась все ниже и ниже. На каждой скобе была отчеканена эфиопская печать: две вертикальных черты (жители Календаря могут спускаться в шахту, если есть разрешение заведующего), под ними эфиопская тамга, под ней еще три вертикальных черты (жители Нижних Клиамтов не могут подниматься в шахту ни прикаких условиях, пока действие печати не отменено). Тамга подтверждала, что правило введено эфиопами.

Эфиопские правила нарушать не следовало. Последний раз так попытались сделать на восемнадцатом мая. Там было перенаселение: почти пятьдесят тысяч человек – очень много для одного дня. Люди решили нарушить запрет и построить дома на поверхности моря. Тогда с Неба спустилась, наверное, тысяча эфиопов. Вышедших на море убили всех, а из оставшихся на берегу - ровно половину. Летуну, упавшему в Нижний Мир очень повезло, что он избежал кары, да еще таким странным способом. Интересно, это Зифа? И если нет, то что с ней произошло?

Тут Наири вспомнила, что впервые в жизни лезет в Нижний Мир – да еще в ночное время. Как они вообще там живут – если из каждых двадцати четырех часов половину Календарь заслоняет солнце и на улице становится темно как в чулане?

Огонек внизу постепенно приближался – стало видно, что шахта обрывается, отвесно выходя в некое помещение вроде пещеры. От нижней скобы до пола этого помещения было примерно полтора человеческих роста. Внизу стояли два человека и негромко переговаривались. Один держал фонарь – свет от него и указывал дорогу летунье.

-… А если они ыаеххаа, то аеххаа.

- Так у нас аеххаа…

Понятно. У каждого племени в этом мире есть свои табуированные темы, разговаривать на которые можно только со своими. Если такой разговор слышит посторонний – то понимает лишь те слова, которые не запрещены.

Первый подземник толкнул собеседника и указал ему на летунью. Тот глянул – и склонился в полупоклоне, ухитряясь при этом смотреть вверх. Товарищ последовал его примеру.

- Летунья с солнечного Календаря, горячо вас приветствуем. Прыгайте к нам. – он указал на пол перед собой.

- Просто прыгать?

- Да-да, здесь совсем невысоко, тем более, вам не страшно.

Наири приготовилась к прыжку – и тут ее посетила мысль: а почему вообще понадобилось, чтобы спускалась именно она? Неужели летун сам не мог подняться по лестнице. Он ранен? Насколько серьезно? Почему подземники не могли позвать стражников заведующего?

Надо было думать раньше. Отбросив размышления, Наири спрыгнула. Приземлилась и тут же выпрямилась, осматриваясь.

Темнота оказалась не такой уж страшной. Летунья стояла посреди каменной галереи. Фонарь позволял видеть ближайшую окрестность.

Оба подземника были на вид молоды. Фонарщик обладал лицом корявым, но открытым и добрым на вид. Второй был какой-то невыразительный. Он держался в стороне и молчал. Одеты оба были в толстые куртки

- Приветствуем в нашем грешном Климате, - корявый широко улыбнулся; части зубов у него недоставало, - сейчас надо будет спуститься, заберете своего.

- Скажите, а сюда его почему не подняли-то? – поморщилась Наири.

- Так вы ж летунья, вам же проще будет, - взгляд подземника выражал искреннее непонимание. Летунья вздохнула.

«В Нижнем Мире нет Ветра, у меня нет кайта, как я в Воздух-то поднимусь?» - хотела спросить Наири, но получилось:

- В Нижнем Мире ыеахххаа аххаае, как я в Воздух-то поднимусь?

Похоже, знать о существовании Ветра подземникам не положено. Летунья сказала:

- Не смогу я тут летать в общем.

Фонарщик расстроился.

- Это как же тогда? Придется на клети ехать тогда. Вы нас извините, мы не знали.

Подземники повели ее по галерее. По левую руку стена доходила почти до потолка - то есть до нижней поверхности Календаря, на верхней поверхности которого располагался весь привычный летунье человеческий мир. Потолок очень медленно, но все же заметно двигался относительно пола галереи. Не пройдет и часа как сверху будет Море – и солнечный свет, струящийся сквозь его толщу. Наступит двадцать шестое мая, а с двадцать пятым этот Климат расстанется на целый год.

По правую руку стены не было, а лишь парапет, доходивший летунье до пояса. Над ним и за ним – только тьма. Наири осторожно приблизилась к парапету, продолжая шагать по галерее. Где-то в глубине горели несколько огоньков. Летунье подумалось, что высота этой галереи над уровнем Климата должна быть примерно такой же как высота ветроломов над уровнем Календаря.

Клеть обнаружилась в конце галереи. Невыразительный остался наверху, а корявый зашел вместе с Наири. Он надавил на бугорок, выпиравший из стены, и клеть поползла вниз.

Они спускались все ниже и ниже, а Наири думала о непроизносимом – обо всех этих ыеххаа да аеххаа. Она иногда слышала эти звуки на других днях, особенно тех, которые расположены далеко от двадцать пятого мая: всегда есть что-то, о чем жители одного дня говорят свободно, а жители другого не могут даже знать. Или от людей, занимавшихся некой особой деятельностью, например от копателей колодцев или электриков. В свое время сама Наири очень удивилась, когда на балу у Сифтяя заговорила о морских пустошах, лежащих по бокам от Календаря – и услышала хриплый стон из собственного рта.

У подземников, стало быть, тоже имелись свои секреты. Человеку, живущему на определенном уровне мироздания не положено знать об устройстве нижних и верхних уровней – кроме тех, которые непосредственно граничат с его собственным. Наири жила на Календаре, она летала, оседлав Ветер, по Воздуху, но выше Воздуха находилось Небо. Там тоже что-то было, но эфиопы стерегли эту тайну ревностно. Под Календарем располагался Нижний Мир с его Климатами, в который летунья теперь тоже попала. Ниже Климатов находился Тартар – про него Наири знала лишь, что он есть и, что, когда солнце коснется горизонта, половина всех жителей Календаря, выбранная эфиопами, должна будет навсегда спуститься туда. Быть может, перед ее приходом эти два подземника обсуждали именно Тартар?

Когда уже почти спустились, летунья неожиданно поняла, что в Климате холодно – то же странное, непривычное и неприятное ощущение, которое она когда-то испытала в продовольственных хранилищах Октябрьского Союза. Не зря на подземнике толстая куртка. А она даже и не подумала, что в Нижнем Мире может быть холодно. Не замерзнуть бы: летный плащ хоть и держит ветер, но сам по себе легкий и быстро отдает лишнее тепло.

Наконец, клеть остановилась: Наири и ее спутник достигли поверхности Климата. Здесь было много огней – от разбросанных поблизости хижин подземников. Корявый повел ее к ближайшей. Навстречу вышел человек – и по неуловимому сходству жестов с Сифтяем летунья поняла, что это – смотрящий.

- Здравствуй, летунья. Ищущий тебя – за дверью, правда он потерял сознание.

- Приветствую, - буркнула Наири и устремилась, куда указывал смотрящий. В захламленной комнатке, на полатях валялся мужчина…

- Это не летун! Никто из нас не может носить такую одежду. Кого вы мне подсунули?

Тело лежавшего резко перестало быть безжизненным. Он словно бы за долю секунды пришел в сознание. Открыл глаза и произнес:

- Ыеххааа айхаооно, - и поморщился, поняв, что его слова непонятны.

- Мы солгали, - улыбнулся смотрящий, - нам пришлось солгать, иначе заведующий не прислал бы тебя так быстро.

«А еще нам пришлось сказать, что упавший летун – из четвертого апреля. С тем, чтобы ты тоже полезла сюда расторопно и не задавая лишних вопросов». Наири прикинула, стоит верить догадке или нет – и не решила. То, что они случайно выбрали именно четвертое апреля из трехсот шестидесяти пяти дней календаря – маловероятно. Как они узнали, что летуньей четвертого апреля является сестра Наири – непонятно.

Старший продолжил:

- На самом деле он пришел из Тартара.

Пришелец сказал:

- Меня зовут Мом, и мне действительно нужно наверх. Помогите мне, Наири.

- Да с чего бы?

- У меня послание для Сифтяя Фарфанея, заведующего днем календаря двадцать пятое мая. Я могу передать его только лично и устно.

Наири поняла, что смысл этой фразы расслышала она одна – для смотрящего человек из Тартара сейчас ыхал и ахал.

- Даже если я скажу все необходимое сейчас, вы не сможете услышать, - добавил человек, - но поверьте, это крайне важно.

- Сколько сейчас времени? – спросила летунья.

Смотрящий указал на стоявшие в дальнем углу гирочасы - новомодное изобретение, выглядевшее нелепо в нищенской обстановке подземного мира. Их придумали – весьма символично – на первом января, в столице Зимней Империи. Тамошние ученые открыли, что ось раскрученного маховика начинает вращаться, причем полный оборот делает ровно за сто секунд, то есть за одну минуту.

- Я не знаю, как мерять по ним время суток, – призналась Наири.

- Сейчас пять часов, сорок минут утра, - спокойно произнес смотрящий, - шахта скроется в шесть.

Наири повернулась к выходу:

- Одна или с кем-то, но я иду сейчас.

2.

Летунья с Календаря не учла одного: поднимать клеть труднее и медленнее, чем спускать. Когда они добежали до вершины, шахта уже скрылась за границей Климата.

- К какому следующему дню можно подняться через вашу галерею? – спросила летунья.

- К тридцатому мая, - смотрящий поднялся вместе с ними и теперь неловко оглядывал галерею, - шахты в наш Климат стоят через каждые пять дней Календаря.

- Это что теперь-то? Ждать тридцатого мая?

Смотрящий кивнул. Взгляд летуньи горел адским пламенем, но она пока молчала.

Мом прикинул, есть ли у него четыре дня. По всему выходило, что есть, но совсем впритык.

- Наири, послушайте, - сказал он, - отверстия в Хрустальном море, про которые смотрящий наговорил твоему Сифтяю, действительно существуют. Я не падал сквозь них, но они есть – точно знаю. Мы можем подняться через одно из них уже завтра днем.

- Ты безумный? Эфиопам-то меня хочешь сдать?

- С чего вы взяли, что эфиопы…

- Нет, это ты с чего взял, что можешь такой бред предлагать?

Летунья набрала воздуха, но тут заговорил смотрящий:

- Даже если бы можно было пройти мимо эфиопов, (- Нельзя! – вклинилась летунья) все равно этот путь закрыт. Как вы доберетесь к этому отверстию? Летунья не сможет подняться без ветра.

Мом обратился к летунье:

- Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться по воздуху до двадцать пятого мая.

- Часа два. Нам-то придется лететь через весь Календарь: июнь, июль, август и так до мая.

- А разве невозможно полететь от тридцатого мая к двадцать пятому напрямую? – вклинился смотрящий.

- Как так-то? Я не поняла.

- Тридцатое мая от двадцать пятого отделяет четыре дня – двадцать девятое, двадцать восьмое, двадцать седьмое и двадцать шестое. Поему бы не полететь через них?

- Ну нельзя же так! - из тридцатого в двадцать девятое. Время вспять никак не повернешь.

- Она имеет в виду, - пояснил Мом, - что ветер над Календарем дует в одну сторону: от тридцатого к тридцать первому и так далее. А летать они могут только по ветру.

- Я не знал, - пояснил смотрящий и надолго задумался.

Так и спустились они, не придумав ничего лучше ожидания.

Потянулись дни – потянулся Календарь над Климатом 5-187. В семь с небольшим утра открывалось Солнце. Над Климатом проплывало море. Полоса тьмы отползала на запад, уступая место зеленоватому дневному небу. Мом пытался разглядеть просвет, через который они могли бы прорваться наверх, но то ли его не было вообще, то ли он был совершенно незаметен.

В пять часов пополудни с востока снова наползала тьма.

Днем поселок подземников казался игрушечным. Да он таким и был – игрушечное поселение в игрушечной стране. Ютился на небольшом участке тундры, прилегавшем к соленому водоему. Вдали виднелась стена, отделявшая этот Климат от соседнего. Днем она была скрыта маревом и казалась далекой. Ночью ее не было видно совсем.

- В тундре живут северные олени, лемминги, куропатки, толсторогие бараны и еще много кого, - рассказывал смотрящий, - в воде есть киты, рыба, крабы, пингвины. Мы узнаем, когда можно кого-то убить и съесть. Это означает, что животные расплодились и их число надо уменьшить.

«Как вы узнаете?» - хотел спросить Мом, но решил, что это бессмысленно. Общение со смотрящим уверило Мома, что тот никогда не скажет чужакам неположенного. Без всякого внешнего влияния на свой речевой аппарат.

- Вас мало, - сказал Мом, чтобы сменить тему.

- Семьдесят пять взрослых мужчин, сто взрослых женщин, восемнадцать мальчиков, тридцать одна девочка.

- Я думал, доля мужчин среди взрослых должна быть меньше, чем среди детей.

- На Календаре может и так – у них есть настоящие врачи и больницы. А у нас женщины от родов умирают – не от первых, так от вторых или третьих.

- Семей нет?

- Таких как наверху – нет. Если бы мы устраивали браки, с деторождением было бы еще хуже. У нас все рожают, за детьми каждой ухаживают.

- Вас мало. Рано или поздно все к инцесту сведется.

- Поздно, а не рано: мы тут всего двести лет живем, возможно, триста. Глупцы придумали, будто тысяча поколений прошла. Пять-шесть, не больше. А ты говоришь, скоро бездна откроется. Тогда это не будет иметь никакого значения.

- Ты сказал, медицина наверху лучше развита, чем здесь. А в целом…

- Люди Календаря глупы и невежественны, - перебил смотрящий, - их больше, у них есть настоящие города, есть каменные дома, есть техника, но это все не созданное, а дарованное. Они забыли, кто они и для чего их поселили на Календаре. Они превратили знание в предание, потом в священный текст, а потом утратили в него веру.

Летунья подчеркнуто сторонилась Мома, видимо, винила, что вырвал ее из привычной жизни. Общалась в основном с подземником, дежурившим под шахтой, когда она спустилась. Днем они уходили ловить рыбу, на ночь летунья уединялась в заброшенной хижине, которую ей выделил смотрящий.

Ночью Мом чувствовал себя увереннее. Темнота была привычнее дневного света. Каждый вечер он пытался настроить передатчик, но похоже, земля глушила сигнал. На пошаговые инструкции из центра рассчитывать не приходилось. Плохо, что оставалось мало времени: придется действовать исходя из своего незнания. Солнце может коснуться горизонта в любой момент, тогда эфиопы потеряют силу, но и ему надо быть готовым.

По словам летуньи, тридцатое мая составляло единое образование с двадцать восьмым и двадцать девятым. Проход через тоннели в ветроломах между этими днями был свободный. Отношения с двадцать пятым мая у союза трех дней были безразлично-нейтральные, как и у Наири с тамошним летуном. Тот почти наверняка пустит их в трубу и возможно даже одолжит свой кайт.

Поздно вечером тридцатого мая Мом, летунья и смотрящий стояли на галерее, ожидая прохода наверх. Ровно в полночь начало выползать из-за стены отверстие в потолке. Наири заглянула туда, и ее лицо сделалось испуганно-растерянным.

- Что такое?

- Печати сорваны, - она указала на нижнюю скобу. Никаких печатей Мом не разглядел – скоба была гладкой.

- Никаких печатей.

- Их и нет. А должны быть. Их сбили.

- И что это значит?

- Как можно это не знать-то? Ты что, час назад родился?

Смотрящий сказал:

- Эфиопы взялись за Календарь.

- Солнце коснулось горизонта, - прохрипела летунья и села на пол.

Смотрящий продолжил:

- «Солнце коснулось горизонта, печати сломались, и эфиопы свели половину всех людей в Тартар: каждого жителя на каждом втором дне Календаря и на Климате, расположенном под этим днем и всех животных этого Климата. А семена растений люди несли с собой. Так будет происходить и в будущем, каждые двенадцать поколений».

«Почему так рано?» - подумал Мом. Должно было оставаться еще от восьми до сорока часов. Неужели солнце зашло раньше времени? Мом рванулся вверх по шахте.

Солнце стояло в зените, так же, как, должно быть, стояло и двадцать, и двести лет назад. Получалось, что эфиопы просто решили выполнить свою миссию загодя. Логично, в общем-то. Сделать все необходимое, пока они еще в силе, а потом спокойно отлеживаться придавленными к небу тяжестью собственных тел.

Мом осмотрелся. Все выглядело, как и должно было. Наверху – солнце, окруженное туманным голубым ореолом неба, которое преломляло и рассеивало лучи так, чтобы скрыть от живущих на Календаре поселения и сооружения эфиопов. Ниже неба, над самым горизонтом – узкая полоска воздуха, такая же голубая, но в отличие от неба ясная и четкая. На западе возвышалась ребристая стена – очевидно, ветролом, отделяющий тридцатое мая от двадцать девятого. Благодаря ветроломам на Календаре нет такого чудовищного ветра как в воздухе. Колодец, из которого выбрался Мом, находился у подножия другого ветролома – его гребень терялся в солнечных лучах. Пространство перед стеной заросло колючей травой и небольшими деревьями. В отдалении имелись постройки, дальше забор, а за забором – город. Дома в пять-шесть этажей лепились друг к другу; между ними кое-где темнели проходы-улочки, узкие как щели между зубами.

Рядом с Момом злобно засопело: летунья выбралась на поверхность вслед за ним. Сейчас еще и смотрящий небось вылезет. Хотя нет, им же запрещено подниматься на Календарь. Нехорошо, конечно, получилось – даже не попрощались.

- Ну что ты творишь-то? Не понимаешь, что…

- Посмотри вокруг. Что изменилось за пять дней?

Надо отдать летунье должное – она замолчала и действительно начала оглядываться.

- Я не на этом дне живу. Вроде бы ничего не изменилось. Но людей-то нет.

Видно было, впрочем, что люди шли сюда. Трава по дороге к колодцу была вытоптана, а еще на ней валялись сумки и узелки со скарбом. Мом подошел к ближайшему, разворошил. Одежда, посуда, простыни.

- Нельзя брать в Тартар слишком много. Только самое необходимое, то что можно унести в одной руке, - пояснила Наири. Странное дело – теперь она была прямо-таки безмятежно спокойна. – Эфиопы выбрасывают все лишнее.

Они пошли по тропе. Чем дальше уходили от колодца, тем она становилась шире. Город был мрачен и пуст. Дома с распахнутыми дверями и следами судорожных сборов. Многие, впрочем, были заперты – хозяева, видимо, не смогли оставить их открытыми, даже уходя навсегда.

Наири шла чуть впереди, выбирая дорогу. Скорее всего, она шла к точке запуска летунов. Мом следовал за ней, стараясь повнимательнее разглядывать покинутый город. Летунья молчала и его это беспокоило.

- Ваш день отстоит на пять дней от этого. Значит, оттуда никого не увели. Даже наоборот, твой заведующий может попытаться занять соседние дни, один или оба.

- А другие дни? Думаешь, мне только у себя есть о ком беспокоиться?

- Я тебе обещаю: люди, которых сводят в Тартар, остаются живы и здоровы. Никто их не убивает и не притесняет, просто переселяют в новую ыехх… Черт, в общем все в ними хорошо. Ты мне только поверь.

- Я лечу к нам, - непоследовательно отчеканила Наири.

- Отлично. Мне тоже туда надо как ты помнишь.

3.

Наири наконец чувствовала себя на своем месте. Ветер толкал ее вперед, нес через ветроломы. Наверху Небо и Солнце, внизу море и Календарь. И она в воздушном пространстве, вольная двигаться вперед. Словно все это пространство единолично принадлежит Наири.

Посланник Тартара был надежно к ней пристегнут. Три раза приходилось прежде Наири таскать пассажиров в тандеме, и Мом переносил полет не в пример лучше всех троих. Первое время он, конечно, испуганно жмурился, но теперь привык и во все глаза разглядывал пейзаж внизу. В Воздухе сразу становится видно устройство Календаря – длинной, замкнутой в кольцо полосы, разделенной ветроломами на сегменты-дни. Каждый день – залив в виде полумесяца, но форма следующего всегда немного отличается от формы предыдущего. Пока они приближались дню летнего солнцестояния, выпуклость полумесяца становилась все шире, а рога все меньше. Потом они миновали двадцать второе июня и выпуклость начала уменьшаться, а рога расти. Теперь летели над сентябрем. Впереди как раз виднелось равноденствие – только этот день состоял из двух частей – утра и вечера, разделенных неодолимой преградой моря, и не соединенных перемычкой. Вслед за этим днем перемычка-выпуклость вновь появлялась, но теперь она лежала по левую сторону Календаря, а не по правую.

Дальше лежал Октябрьский Союз, занимавший дни с одиннадцатого октября по седьмое ноября с общим населением более двухсот тысяч человек. Больше только полумиллионная Зимняя Империя. Октябрьский Союз легко отличить при взгляде с Воздуха – густо застроенные дни-города там строго два через два перемежались зелеными днями-заповедниками. Наири внимательно вглядывалась в города – ей казалось, будто не половина дней пустует, а все. Кое-где, однако можно было различить редкие фигурки на пустынных улицах. Кажется, народ просто попрятался по домам. Потому наверно и летунов в Воздухе больше не было.

В середине ноября летунья почувствовала, что кайт снижается, хотя она развернула крыло почти на всю площадь. Наири оглядела поверхность кайта, но нигде не заметила складки или пробоины.

- Слушай, а мы в тот ветролом не врежемся? - поинтересовался Мом. Четр бы побрал его догадливость. Наири отвязала балласт - оставалось только надеяться, что он не упадет никому на голову. Кайт мигом взмыл в Воздух и перемахнул через ветролом.

- Нам что, не хватает ветра?

- Молчи. Похоже, кайт поврежден, - Наири сосредоточивала все внимание на управлении полегчавшим устройством.

- Уверена? Посмотри на небо. Солнце в зените?

Наири хотела проигнорировать Мома, но все-таки глянула. Она не знала, что такое «в зените», но с Солнцем явно творилось что-то странное. Оно отклонилось от своего положения и словно чуть приблизилось к границе Воздуха. Цвет Неба изменился, оно из голубоватого стало в каких-то местах густо-синим, а в других – нежно-розовым.

- Ветер ослабевает, вот что происходит, - прокаркал Мом, - чем больше тангенциальное ускорение, тем меньше нормальное и тем меньше угол между поверхностью Календаря и плоскостью вращения. Тогда притяжение будет постоянно.

- Я ни черта не поняла. Что делать-то, по-твоему?

- Ты можешь повернуть вверх?

- Что? Да зачем мне это делать?

- Нужно попасть туда, - Мом показал вперед и вверх. Там, в лучах сместившегося солнца...

- Город эфиопов…

- Не город, просто станция. Их там пять-семь, не больше. Подлетим, разберемся, спросим, что происходит.

- Ты совсем обезумел? Там же эфиопы.

- Начинается закат. На закате эфиопы теряют силу.

- Хватит. Хватит нести чушь и корчить мудреца. Не до того сейчас.

- Не хочешь, как хочешь, - Мом достал из кармана предмет странной формы и направил на летунью. Та почему-то сразу догадалась, что это оружие.

«И что теперь будет? Заставить лететь вверх?» - успела подумать Наири, прежде чем Мом нажал кнопку, и она потеряла сознание.

4.

К тому моменту, как летунья пришла в себя, Мом успел осмотреть станцию и пересчитать имеющихся эфиопов. Их было пятеро, двое даже оказались в сознании и злобно позыркивали на человека. Однако они были крепко принайтованы к полу и сделать ничего не могли.

- Уж прости, что оглушил тебя. На разговоры времени не было.

Летунья молчала.

- Тебе даже неинтересно, почему мы не упали после того, как я вывел тебя из строя?

- Небось тоже приборчик какой-нибудь из кармана достал.

- Именно. А точнее, эта железяка, вмонтированная в мою спину, на самом деле самоуправляющаяся ракета.

Наири подумала, а затем сказала:

- Блокирование речи больше не действует.

- Именно.

- Тогда говори свое послание Сифтяю.

- Нет никакого послания. Я знал, что скоро солнце коснется горизонта и должен был попасть на небо до этого.

Летунья сглотнула и приподнялась. Оглядела комнату. Мом же смотрел в окно. Календарь лежал теперь не поперек, а вдоль неба. На станции эфиопов пол и потолок поменялись со стенами. Солнце наполовину зашло – и с точки зрения Мома, и с точки зрения людей, оставшихся на Календаре. Притяжение обеспечивалось теперь не вращением Календаря вокруг солнца, а равнозамедленным движением всей системы. Ее замедление сейчас сравнялось с десятью метрами в секунду за секунду, а вращение прекратилось.

- Кстати, давно хотел спросить: вы тут на Календаре вообще помните, что находитесь на космическом корабле?

- Да. Об этом же все знают. Легендарная Земля, переселение к другим звездам и так далее. Скукота из воскресной шко… погоди, ты хочешь сказать, что...

- Я с другого космического корабля. То, что вы называете Тартаром, на самом деле шлюз, через который можно выйти в космос. Или на десантные корабли. Когда половина всего населения уходит в Тартар – это должно было означать, что они высаживаются на новую планету.

- Так сейчас мы подлетаем…

- Сейчас другая ситуация. Именно поэтому я здесь. Работа у меня такая – лазить по застойным кораблям и исправлять ситуацию на них.

- По застойным? Как так?

- Понимаешь, ваш корабль – часть самой первой волны межзвездной экспансии: вы летите уже больше тысячи лет. Мы сейчас почти в световом веке от Земли. Корабли могут размножаться почкованием – за триста лет автоматизированная система строит новый корабль, пристыкованный к старому. Когда он готов, половина людей со старого переходит в новый, тот отделяется и дальше идет своей дорогой. Для того, чтобы родить новый корабль, старый должен сбросить скорость почти до нуля – просто технологическая особенность. Предполагалось, что размножение кораблей будет происходить перед высадкой на планету. Сейчас как раз идет торможение. И это неправильно.

- Почему?

- Потому что мы находимся в нескольких световых годах от ближайшей планетной системы. Все дело в эфиопах. Они – страшная ошибка первой волны экспансии. Их сделали стойкими к невесомости которая имеет место в центре корабля, но в результате они вообще не могут жить на планетах, только в космосе. Они никогда не смогут высадиться, корабли – их единственный дом. При этом они ведь люди – слабые и не избавившиеся от жажды счастья, опасной для межзвездных путешественников. Девятьсот лет назад на одном из кораблей эфиопы решили, что нет смысла вообще высаживать людей на планеты, когда можно вечно кочевать в космосе, отпочковывая один корабль за другим. Ваше солнце – термоядерный реактор в центре корабля, оно обладает большим запасом энергии и может его подпитывать за счет межзвездной материи. С тех пор этот корабль и его потомки никуда не десантировались. Люди второй волны – вынуждены их отлавливать и перепрограммировать. Проблема, что таких кораблей как ваш, набралось уже больше десятка, а, чтобы их догнать, приходится летать на релятивистских скоростях…

Он сбился и посмотрел на летунью. Та хлопала глазами, кажется, раздумывая над услышанным.

«Она ведь не поняла большую часть сказанного. Для нее космос, земля и корабли – это не реальность, а религия. Абстракция, далекая от забот реальной жизни».

- Слушай, - сказал Мом, - мне сейчас не до разъяснений. Надо идти к макросолнцу, искать центр управления, отменять программу почкования. Идти надо. Потом попробую объяснить. Можешь оставаться здесь, можешь мне помочь – решай сама.