Вечный пульс

Где-то далеко внизу волны бессильно бились о скалу и с рассерженным шипением отступали назад. Влажные камни едва поблескивали в фиолетовых рассветных сумерках. Пахло морем, озоном и увядшими водорослями. Ринна отпустила руки и ухнула туда, в пронизанную брызгами бездну.

Говорят, в такие моменты вся жизнь проносится перед глазами.

Всё они врут.

Полчаса спустя она ехала на работу в своем маленьком автомобильчике, своей обтекаемой формой и сиянием похожем на каплю. Пальцы еще подрагивали после мощной дозы адреналина, поступившей в кровь. Немножко страха смерти перед работой никогда не повредит. Делает мысли холодными, быстрыми и ясными. Закаляет нервы и мобилизует внутренние резервы организма. Именно поэтому Ринна уже пару месяцев начинала свой день с прыжка в пустоту со страховочным тросом. А еще страх смерти помогает почувствовать себя живой.

Иногда только он и помогает.

«Предполагаемое опоздание на встречу – восемнадцать с половиной минут!» - с легким укором раздалось из динамика мобильного телефона. Черт. Сегодня она слишком долго приводила себя в порядок после прыжка.

Ринна недовольно фыркнула. Впереди был ненавидимый ею отрезок шоссе, вечно загруженный, да еще и в два раза сузившийся из-за ремонта. Секунду посомневавшись, молодая женщина мигнула фарами, а затем решительно вывернула руль и выехала на полосу встречного движения.

Автомобили, ехавшие по ней, среагировали моментально и начали уходить в оставшийся свободным ряд с той удивительной гармонией, с которой стая рыбок обтекает неожиданное препятствие. На Ринну воззрился добрый десяток любопытных пар глаз, и ее встретило столько же приветливых улыбок.

Из какого-то кабриолета ей радостно помахали две незнакомых женщины.

- «Удачно Вам добраться!» - донесся до Ринны голос одной из них. – «И успеть туда, куда Вы так спешите!».

Ринна нажала на стертую кнопку, расположенную под рулем, и из крыши «Капли» выехал небольшой флажок со смайликом.

Отличный способ сказать «спасибо», простой и наглядный.

Женщины восторженно засигналили в ответ, а одна из них оживленно замахала вслед Ринне.

Мелочь, а приятно. Впрочем, именно из таких приятных мелочей и складывалась жизнь в Неаполисе 3013 года.

Прозрачные двери бесшумно раскрылись, и скоростной лифт в мгновение ока поднял Ринну на 56-й этаж. Не успела она сделать шага из лифта, как ее тяжелую сумку подхватил Леон – ее личный секретарь, подтянутый парень в светло-сером, идеально выглаженном, костюме.

- Отлично выглядите, госпожа! – смерив ее оценивающим взглядом, отозвался он. – То, что нужно для эфира: море вкуса и маленький островок дерзости!

Кажется, «повышенная цветистость лести» была одним из достоинств юноши, указанных в анкете приема на работу.

- Журналисты уже здесь? – спросила Ринна.

Леон хитро покачал головой.

- Я взломал светофор на круговом движении в квартале отсюда, так что бедолаги до сих пор катаются по кругу! Хотите посмотреть запись с камер? Их уже укачало, но они все еще ждут зеленого сигнала…

Ринна поневоле расхохоталась:

- Ну, зачем ты с ними так?

- Никто не должен знать, что Вы тоже умеете опаздывать, госпожа. – с нескрываемым уважением произнес парень. – Вы все-таки спасительница мира. И сами знаете, как люди ревностно относятся к своим кумирам…

- Скажите, что Вы почувствовали в тот миг, когда метеорит врезался в Землю? – широко распахнув красивые зеленые глаза, с придыханием спрашивала журналистка.

Сколько же раз Ринне приходилось рассказывать эту историю… Но она терпеливо улыбнулась и начала вспоминать:

- Страх за все человечество. За то, что вся наша жизнь безвозвратно кончится. Когда я пришла в себя после удара об стену, то побежала в лабораторию. Ключ-карта на вход не работала, и мне пришлось разбивать двери из небьющегося стекла. Сомнительное удовольствие, когда кислород улетучивается из здания с каждой секундой.

- Это правда, что Вы запустили «Пульс» на своем последнем вдохе?

Ринна посмотрела прямо в камеру и оператор, увидев, как она побледнела, сделал крупный план.

- Да. – просто ответила молодая женщина. – Это было последним моим осознанным желанием. Если бы не оно, я бы умерла еще раньше, на подступах к лаборатории… Я ползла из последних сил.

По напудренной щеке журналистки скользнула слеза, и девушка бросилась к спасительнице мира, и растроганно взяла ее руки в свои. Ринна со смущенной улыбкой ответила на это пожатие.

Наконец, наплакавшись (что, конечно же, тоже было показано крупным планом), ведущая прошептала, обращаясь ко всем зрителям.

- Простите за слезы, но мне трудно поверить, что я разговариваю со спасительницей мира…

- Мир спасла не я. – вежливо поправила Ринна.

- Как?

В огромных от удивления глазах журналистки нарисовалась почти детская обида, как будто ее представление о мире пытались разбить так же, как Ринна, прорываясь к лаборатории, крошила небьющееся стекло.

Леон тревожно посмотрел в лицо Ринне, а оператор занес палец над кнопкой выключения камеры.

- Мир спасла не только я. – торопливо продолжила молодая женщина. – Спасибо ученым, предвидевшим возможность того, что однажды земля столкнется с огромным метеоритом и «слетит» со своей орбиты. Спасибо гениям, долгие годы разрабатывавшим «Вечный Пульс» - альтернативный источник земного вращения, своеобразный имитатор межпланетной гравитации. Их считали безумцами, беспочвенными теоретиками Пессимистами, предполагавшими самое худшее. Но однажды эти пессимисты оказались правы… Это им спасибо, а не. Я всего лишь оказалась в нужное время в нужном месте.

Оператор и Леон с облегчением выдохнули, и, когда Ринна закончила говорить, в конференц-зале раздались громкие аплодисменты.

Разминувшись в коридоре с журналисткой, на фоне многочисленных дипломов на стенах рассказывавшей о блестящей карьере 26-летней ученой Ринны Флайн, 2 года назад после успешного предотвращения гибели Земли ставшей главой крупнейшей корпорации мира, героиня репортажа вошла в свой кабинет и закрыла за собой дверь. И лишь когда все пять замков, ожив, замуровали ее в уютном кабинете с фиолетовыми стенами, женщина с облегчением опустилась в кресло и прикрыла руками усталые глаза.

От освежающего трепета после прыжка в бездну не осталось ни следа. День уже клонился к вечеру. Меньше, чем через час у нее была следующая встреча, и оставалось всего 49 минут на себя.

Откинувшись в кресле, Ринна чувствовала, как где-то там, глубоко в сердце земли, ворочается металлический колосс. «Живое сердце Земли». «Путеводный маяк человечества», «Вечный Пульс».

Пульс, обнимающий всю планету. Пульс, в такт с которым бьются сердца всего человечества. Пульс, поддерживающий жизнь этого мира после Великой Катастрофы.

Тогда, два года назад, ранним майским вечером все население Земли увидело, как огромный метеорит врезался в Луну, расколол ее пополам и  беспощадно устремился к Земле. Его черная тень, как знак близкой гибели, неумолимо ползла по асфальту, накрывая здания и превращая очаровательные майские сумерки в непроглядно черную ночь. А потом – настал миг удара, которого этот мир еще не знал…

Но благодаря «Пульсу», мир выжил. Только расколотая луна на небе напоминала о том, как страшно мог кончиться для всего человечества обычный майский вечер. Однако и в ней нашли свою красоту. Как шрам украшает героя, напоминая о его подвиге, так и эта изуродованная луна стала символом нового мира.

Раздвоенной луне было посвящено множество песен и картин. Она и правда была удивительно красива: металлическое нутро разорванной планеты слабо переливалось изнутри разными цветами, поэтому каждую ночь мир омывали разноцветные блики, похожие на северное сияние.

Сейчас, в самом начале вечера, она уже должна была взойти.

Молодая женщина подошла к окну, коснулась его рукой – и стекло с едва слышным шипением «уехало» вверх.

Ринна вышла на балкон и вдохнула вечерний воздух, напоенный ароматом цветов. Снизу доносились слабые отзвуки музыки, восторженный гул голосов, щелкали направленные в небо фотовспышки.

- Сегодня зафиксировано самое яркое за месяц сияние Раздвоенной Луны, - с должной степенью восторга заметил механический голос на мобильном телефоне Ринны. – Сделать памятное фото для выкладывания в Дневник Прекрасных Мгновений?

- Давай. – согласилась Ринна. – И подпиши: «Сегодня кобальтовый оттенок особенно восхитителен».

- В топе обсуждается рубиновый. – удивился искусственный интеллект телефона. –Запросить палитру для независимой оценки?

- Исправляй в тексте на рубиновый и выкладывай.

Вместо согласия телефон услужливо щелкнул и замигал желтым огоньком, отправляя данные в личный фотоблог.

А молодая женщина оперлась локтями на перила балкона и начала задумчиво смотреть на луну.

Она не сияла ни кобальтовым, ни рубиновым. И была абсолютно, нетронуто целой.

Почему-то Ринна всегда видела Луну не так, как все остальные. Окулист объяснил это дефектом органов зрения и предложил операцию. Но девушка отказалась. Ей, главе огромной корпорации, не до торжественных любований Луной. Пусть будет какой угодно.

- Получено пять лайков, - довольно крякнул телефон. – Правая половинка Луны особенно нравится публике!

Но Ринна его уже не слышала. В своих мыслях она была уже далеко отсюда.

20 мая 3005 года

«Всего один элемент» -  увлеченно рассказывал Ринне ее научный руководитель –  Пдумать только, всего один элемент отделяет человечество от всеобщего счастья…».

Всего одна крохотная мыслительная операция. Мгновенный импульс, возникающий в глубинах мозга, крошечная стрела, летящая из ниоткуда в никуда и делающая нас ищущими, сомневающимися и несчастными.

Кто-то считал это критичностью. Кто-то – способностью анализировать. А любители всеобъемлющих определений – абстрактным мышлением.

Мечты, глобальные планы, миры, которых не существует, кроме как в головах – разве не эти бессчетные абстракции виноваты в том, что человечество беспрестанно спорит, дай ему только повод? Подумать только, средневековые схоластики могли всерьез рассориться из-за предполагаемого количества ангелов, способных уместиться на кончике иглы. Что уж говорить об обычных людях, обуреваемых гораздо более приземленными страстями: жаждой власти, богатства, всепобеждающей любви?  

Любая страсть несет в своей основе нехватку – но разве без абстрактного мышления человек способен представить себе то, чего ему не хватает? Допустим, он сирота, выросший в грязных кварталах города – откуда ему знать, как бывает иначе? Почему же он хочет для себя иной жизни?

Ах, если бы эту крохотную мыслительную операцию можно было отменить…».

Ринна слушала профессора, но мысли ее были совершенно в другом месте, и они были сладостны. Яркий пример так ненавидимого почтеннейшим профессором стремления мечтать.

Она думала о предстоящей встрече с Майном, о том, как они пройдутся вниз по течению реки мимо освещенных закатным солнцем домиков, построенных у воды, а потом, лежа на траве, будут целоваться, как умалишенные.

Они оба мечтали о невозможном, и общность этих мечт сначала сделала их друзьями, а затем и чем-то большим. Они всюду ходили вместе и казались настолько едиными, что их дразнили Майн Рином (по аналогии с Майн Ридом). Но им было все равно. Скоро начиналась сессия, а за ней – долгое, теплое лето. Лето, которое они проведут вместе в маленьком городке с извилистой рекой, историческим центром, разделенным ею на две части и кучей пивных с окнами, так уютно светившимися по вечерам.

Впрочем, Ринна не пила. Она предпочитала опьянение иного рода: наслаждение тем, что щедро дарит жизнь. Смех в дружеской компании; трепет и радость любви; озноб от головокружительных идей, приходящих по ночам; вдохновение, которое превращается в написанные страницы... Майн радовался практически тому же – за исключением шумных компаний и прибавлением его любимой гитары.

А играл он, надо сказать, мастерски. Как и конструировал научные теории.

Ринна и Майн были одними из самых талантливых студентов Академии Междисциплинарных Исследований, оба блистали на кафедре Антигравитационных теорий и им обоим сулили большое будущее.

 А пока что – их просто ждало лето, полное золотого света и первой для них обоих взаимной любви.

16 апреля 3013 года

Мобильный телефон Ринны ожил и ликующим голосом произнес:

Вас беспокоит муж, Майн Дельфт.

Ринна несколько секунд посмотрела на экран, сомневаясь, отвечать или нет, но затем все же произнесла:

- Да?

- Ты видишь эту луну? Что за цвет! – захлебываясь от восторга, затараторил Майн. – Я уже сделал двадцать фоток и меня перепостила добрая сотня! А лайки… я даже не считал! Представляешь?!

Рассеянно слушая Майна, Ринна вышла с балкона и перекинула через плечо лямку сумки. Повинуясь легкому движению руки, пять замков заворчали внутри двери, и глава корпорации покинула свой кабинет.

Нужно было встретиться еще с одним человеком, а он очень не любил ждать.

Харрен сидел за барной стойкой и задумчиво потягивал густой коктейль из клубники и базилика. Вместо приветствия он пододвинул Ринне второй стакан с точно таким же коктейлем. Его гладь слегка подергивалась в такт биению, пронизывающему мир.

Без долгих преамбул он раскрыл большую тетрадь, разлинованную в мелкую клеточку:

- В этом месяце в городе перестали рисовать пять художников и замолчали три писателя, - карандаш Харрена указал на график, едва заметно отклонившийся вверх.

- В рамках допустимой погрешности.

- Да. – согласился Харрен. – Хотя на сей раз в эту погрешность попал один из моих любимых художников. Его последняя работа.

Харрен протянул Ринне небольшой набросок. На нем была нарисована маленькая фигурка в широкополом плаще и шляпе, стоящая на краю крыши. Окружающие ее небоскребы едва вырисовывались за легкими штрихами, изображавшими дождь. На миг Ринне даже послышалось легкое шелестение капель об асфальт.

Талантливый парень.

Был.

- А что с ним сейчас?

- Лопает шарики на телефоне. Сутками.

Статистик жадно опустошил свой бокал и заказал еще. Глава корпорации вздохнула и отложила рисунок.

- Жаль.

- Еще как. Впрочем, Вам-то что жалеть…

Харрен запнулся, сжал кулаки и молча уставился перед собой. Ринна удивленно посмотрела на него. Статистик Харрен слыл творческой личностью, капризной и непредсказуемой, но сейчас он выглядел особенно рассерженным и подавленным.

Это заметила не только Ринна. Немолодая женщина, сидевшая рядом с юношей, осторожно тронула его за локоть.

- Простите, что у вас с лицом? – спросила она, с детским любопытством разглядывая его.

- А что с ним не так? – неприветливо осведомился Харрен, развернувшись к ней всем корпусом.

- Оно… не такое, как у всех. Почему у Вас уголки рта смотрят не вверх, а вниз?

- Проблемы с мимикой. – пожал плечами парень. – Пострадал во время Великой катастрофы.

Женщина резко соскочила со стула и кинулась к Харрену. Мгновение спустя она уже крепко обнимала его и гладила по голове.

 - Какой ужас. Бедный мальчик… Моя мама – знахарка, она готовит отличные мази. Я попрошу ее приготовить лекарство для Вас и принесу его Вам! Дайте мне свой адрес!  Нельзя это так оставлять!

Харрен, тщетно пытавшийся разомкнуть объятия незнакомки, безнадежно переглянулся с Ринной.

Но глава корпорации «Вечный пульс» не ответила на его взгляд. Она безотрывно смотрела на женщину, обнимающую совершенно чужого человека и обливавшую его плечо искренними слезами.

Любовь к дальнему – основа всеобщего счастья.

Разве не так?

- Продолжай высказывать то, что начал. – сказала Ринна, когда непрошеная доброжелательница, осыпая Харрена благословениями, наконец удалилась.

- Я боюсь, эта информация  нарушает субординацию.

- Твоя обязанность – докладывать мне любую информацию.

- Тогда слушайте, - почти с вызовом произнес Харрен. – Любая смерть – это выброс энергии, возвращающейся обратно в мир. Мои приборы фиксируют каждого умершего в миг, когда то, что мы называем душой, покидает его тело. Но… на прошлой неделе я усовершенствовал свою аппаратуру и обнаружил странную вещь.

Рука Харрена задрожала и, чтобы скрыть это, он намертво вцепился в свой бокал.

- Мои приборы фиксируют больше смертей, чем их происходит фактически.

- Как это? – впилась в него взглядом Ринна.

- Души тоже умеют умирать, в то время, как физическая оболочка остается жива. Этот парень, играющий в шарики вместо рисования картин – он мертв, Ринна. Я сам зафиксировал огромный выброс энергии в миг его «духовной смерти», а через день он уничтожил все картины в своей мастерской. Я пошел дальше и просканировал его тушку, жрущую в «Гамбургере Мечты», вдоль и поперек. Ни капли внутренней энергии.

- Возможно, это единичный случай?

Харрен покачал головой.

- Новым прибором я обработал прежнюю статистику. За два года со старта «Пульса» физически умерло шестьсот миллионов. А духовно – исчезло три с половиной миллиарда личностей. При населении Земли в четыре целых, восемь десятых это означает…

- Не надо, - отрезала Ринна. – Я тоже умею считать.

26 ноября 3005 года

Когда Майн придумывал новую мелодию, его лучше было не трогать. Его лицо, склоненное над грифом гитары, было предельно сосредоточенным, и от этого казалось грустным. Длинные пальцы с коротко остриженными ногтями осторожно пробовали то один аккорд, то другой – и так без конца, пока он не нанижет их, как бусины, на нить мелодии один за другим. Песни давались ему не так легко, как хотелось бы, зато каждая была отточена до совершенства. Слова Майн тоже писал сам, но нередко Ринна подсказывала ему ту или иную удачную строчку.

Однако сейчас он решил уединиться надолго и бесповоротно.

Лишь под утро Ринна, предварительно постучав, зашла в его комнату и увидела, как ее возлюбленный с сияющими глазами убирает гитару в чехол.

- Кажется, это лучшее, что я когда-либо писал, - выдохнул он и крепко обнял девушку.

- Про что?

- Если бы я мог ответить словами, то не обращался бы к нотам, - с едва заметной ноткой довольства собой ответил Майн. – Но, если кратко, то песня про свободу и бесконечную дорогу. Знаешь, в Неваде есть такая – 34 километра без единого поворота, прямая, как стрела. И, конечно же, пустыня вокруг.

- Конечно.

Ринна высвободилась из его объятий – лишь для того, чтобы, говоря, любоваться счастливым, озаренным вдохновением лицо Майна.

- Так вот, – ухмыльнулся он. – Эта дорога – полная фигня. Свобода – не в том, чтобы ехать по прямой. Свобода – в том, чтобы умело преодолевать крутые повороты. Потому, что именно тогда ты понимаешь, что ничто не может тебя остановить – даже те силы, для которых ты только песчинка.

- Мой научрук бы сказал, что ты впадаешь в опасные абстракции, - игриво прищурилась девушка.

- А я бы сказал, что он – ограниченный трус, как и тысячи его предшественников, пытавшихся заковать человека, его фантазию и тягу к совершенству в какие-либо рамки. Но… у него это никогда не получится. -  с уверенностью закончил свою речь юноша. – Просто – не получится. Человек, если он настоящая личность, никогда не сдастся. Он поднимется с колен, даже если оступился и упал.

Сейчас лицо Майна было воистине прекрасно – глаза горели, щеки слегка разрумянились. С легкой грустью Ринна подумала, что молодость однажды закончится, и они перестанут быть такими восторженными и чистыми. Перестанут вот так говорить по ночам, потому, что у них будет куча срочных дел и их физические тела будут гораздо сильнее изнашиваться и уставать. Но та удивительная сила, заставлявшая глаза Майна сиять так ярко, его пальцы - так верно подбирать ноты, а его деятельный ум – так быстро находить нестандартные решения, всегда останется с ним. Великая сила, называемая талантом.

А талант – это вечная новизна. Взгляда на мир, ощущений, придумок. А новизна всего и вся – что это, как не вечная молодость?

12 декабря 3005 года

…Три… Два…Один.

Огромное сердце, сплавленное из самых прочных слоев металла, глухо забилось под землей. Пол под ногами Ринны и руководителя задрожал, и помещение пронизала едва ощутимая вибрация. Однако уже секунду спустя они перестали ее ощущать. Ринна и невысокий старичок даже переглянулись с легким удивлением и беспокойством. Однако стрелки приборов тихо покачивались в такт глухим подземным ударам.

А каменный блок медленно оторвался от пола комнаты для экспериментов, отделенной от них стеклом во всю стену, и, качнувшись, завис в воздухе. 

Это могло означать только одно: пробная миниатюрная версия «Пульса», прибора, способного изменять гравитацию (пока что в рамках одной комнаты) – работала!

Нервная дрожь, терзавшая Ринну с сегодняшнего утра, исчезла. На ее место приходило ликование. Она едва могла поверить своему счастью: чудо, которое она больше года разрабатывала под контролем профессора, существовало теперь не только на бумаге!

Руководитель, с довольной улыбкой наблюдавший за показаниями приборов, подошел к пульту управления и, дотронувшись до одного из рычагов, вопросительно посмотрел на молодую ученую.

Ринна кивнула, и мгновение спустя сухая рука профессора сдвинула рычаг ниже.

Пульс под полом забился быстрее. Теперь он был похож на радостное биение сердца в ожидании долгожданной встречи.

Каменный блок взлетел выше и начал медленно описывать эллипс, подобный орбите кометы.

Старичок подошел к Ринне и по-товарищески хлопнул ее по плечу.

- Милая моя, а Вы, положительно, гений!

Гордость переполнила Ринну. Услышать такие слова от старика, всегда с огромной «натяжкой» ставившего пятерки даже общепризнанным всезнайкам – дорогого стоило!

- Я… я… - прошептала она, и ее глаза налились слезами радости. Они быстро-быстро побежали по щекам Ринны. Она чувствовала, как в ее горле застыл комок. Это было так хорошо… что даже почти больно. Ликование заполнило ее всю. Черт, эти эмоции надо выразить, иначе она лопнет. Плевать, что это официальное испытание, которое записывается на видео. Она не может больше ждать!

- Ура!!! – воскликнула Ринна и, запрокинув голову, расхохоталась в голос. – У меня получилось! Я крутая! Какая же я крутая!!!

Профессор посмотрел на нее с мягким, отеческим чувством, и ничего не сказал. Его лицо сейчас было похоже на лицо доброго Бога, которого обычно рисовали на старинных картинах. Мудрое, всепонимающее, внимательное и ласковое.

Ринна кинулась к профессору, упала перед ним на колени, и, обнимая его ноги, забормотала:

- Профессор, нет, это Вы гений, Вы! Я просто шла по Вашим стопам! Простите, что я не верила! Что я порой сомневалась и работала с неохотой! Я все сделаю, чтобы это открытие увидело свет! Все...

- Тогда пока что выключите «Пульс», милочка. – сухо произнес профессор. Наклонив голову подобно хищной птице, профессор впитывал глазами восторженное, омытое слезами лицо Ринны, и его пальцы задумчиво поглаживали черный металлический браслет, плотно обнимавший его запястье.

- Да! Конечно! Сейчас! – вскочив с колен, Ринна подбежала к пульту управления и резко наклонила рычаг вверх.

«Пульс» замолк на половине удара и мерный гул, заполнявший помещение, прекратился. Камень с грохотом рухнул на пол. А Ринна, стоявшая около пульта, вдруг вздрогнула, схватилась за сердце и упала, как подкошенная. Из ее полураскрытых губ вырвался неопределенный хрип, а руки и ноги задергались, как будто через тело девушки пропускали электрический ток. Профессор схватил со стола лежавший на нем дефибриллятор, в несколько прыжков оказался рядом с распростертой на полу Ринной, разорвал на ней блузку, и послал в ее конвульсивно приподнявшуюся грудь разряд.

И еще один.

А затем, с облегчением взглянув на ровно задышавшую девушку, подложил ей под голову подушку, сел за письменный стол и быстро заскрипел перьевой ручкой по шершавой бумаге бланка отчета.

«Исключительный успех».

16 апреля 3013 года

Ринна открыла глаза и некоторое время невидящим взглядом смотрела перед собой. В последнее время сны о прошлом приходили к ней все чаще, и каждый раз ей было непросто возвращаться назад. Даже отпускать руки для того, чтобы упасть в пропасть, было проще, несмотря на то, что тело в инстинктивном страхе пыталось врасти в каждую молекулу влажного камня перед ним.

Рядом с ней в постели с счастливой улыбкой на лице спал Майн. Ринна осторожно вылезла из-под одеяла, босыми ногами протопала на кухню и налила себе из-под крана ледяной сладковатой воды. Ее рука, держащая стакан, дрожала.

То, что она услышала сегодня…. Этого просто не могло быть. Не могло. Ринна, как никто другой, знала, что некоторые факты, озвучиваемые прессе, весьма сильно разнятся с реальным положением дел, но… миллионы духовных смертей? Разве можно было в это поверить?

Ринна поморщилась. Ее запястье, туго стянутое металлической полоской браслета с маленьким экраном, едва заметно мерцающим в темноте, ныло. Это была давняя боль, надоедливая и тягучая. Она исходила изнутри, из самих костей, и обезболивающие не помогали. Молодой женщине захотелось всего на миг снять браслет и как следует помассировать ноющую косточку.

Этот браслет, носимый в целях безопасности, ответственные лица ее уровня не имели права снимать ни на секунду, но… после того, что она услышала сегодня, ей и правда требовалась хоть какая-нибудь поблажка.

Ринна нажала на застежку браслета, и тот, пискнув, разошелся на ее руке и соскользнул на стол. Женщина с наслаждением растерла затекшую кисть руки, вспотевшую под браслетом кожу.

- Как хорошо… - прошептала она, и даже вода во рту показалась ей более сладкой. Она была совсем легкой и опьяняющей, как вино. Гладь воды едва заметно подергивалась в такт Вечному Пульсу. Сердце Ринны слегка убыстрило свой ход, подстраиваясь к нему.

Голова молодой женщины слегка закружилась. Быстрое биение сердца приятно отзывалось во всем теле. Ее наполнило легкое волнение, словно она сейчас должна разрезать парадную ленточку на открытии какого-нибудь крутого заведения.

Боже, как хорошо… Ее тело пело, а рука не болела, а сладко ныла – если погрузить ее в теплую ванную, то будет вообще красота. Черт, надо срочно купить шоколадный гель для душа и обмазаться им целиком. А может, в этой процедуре ей поможет Майн? Или… Леон? Он такой молодой и красивый… И почему она раньше не задумывалась о том, чтобы получить немного удовольствия прямо в обеденном перерыве? Леон не откажет – ведь он так ее уважает… И есть за что!

 Ринна почувствовала, что ей хочется танцевать. Да, прямо здесь и сейчас, на кухне подобно дискотеке, озаренной разноцветными бликами луны!

Почему? Потому, что она неимоверно крутая! И глава корпорации! И счастливая жена! И великий ученый! И икона стиля! И спасительница ми…

- Все, хватит! – сделав над собой невероятное усилие, прошипела Ринна, и защелкнула на руке браслет.

Ход сердца замедлился, и желание танцевать исчезло так же резко, как и появилось. Разноцветные огоньки, пляшущие по стенам, слабо мигнули еще несколько раз и погасли. Боль в руке вернулась.

Пораженными глазами Ринна смотрела перед собой.

- Что со мной только что было?

Испуганное сердце колотилось так быстро, что она едва могла дышать. Экран браслета подмигивал так же сбивчиво и торопливо.

Подрагивал в такт ее собственному пульсу.

Роскоши, которой мало кто на Земле обладал.  

16 апреля 3013 года

Этот восторг. Эти яркие краски мира. Это ликование, похожее на страстную молитву.
Эта гордость собой. Все это она уже однажды ощущала – во время первого запуска «Пульса».

Тогда Ринна списала это на волнение и радость по поводу удавшегося эксперимента.

Но сейчас все повторилось как под копирку. Женщина с содроганием вспомнила наполнявшую ее неестественную радость, так и норовившую растянуть лицо в улыбку.

Не ее радость.

Не ее улыбка.

Не ее пульс.

И в ее голове вдруг явственно всплыл один из первых семинаров ее профессора.

- Философы, считавшие, что мир - это лишь то, что мы ощущаем, абсолютно правы. У каждого человека своя картина мира.

Профессор улыбнулся и покровительственно посмотрел на Ринну.

- Например, глядя на Вас, кто-то может увидеть нерадивую студентку, которая рисует вместо того, чтобы слушать.

Ринна смущенно отодвинула блокнот.

- Извините.

- Продолжим. Ровесник увидит в Вас очаровательную девушку. А я – вижу будущую талантливую исследовательницу.

Ринна покраснела.

- Мы все видим мир по-разному, - развел руками профессор. – Поэтому не понимаем друг друга. Но порой даже самые разные люди способны видеть мир одинаково. Самый простой пример – массовые иллюзии, вызываемые ошибками мозга в анализе цветов рисунка или его перспективы. Но что, если общими будут не только ошибки? Что, если найти волну, которая сможет объединить всех людей?

Общая волна… Только что она была на ней. И эта волна чуть не свела ее с ума.

Впервые в жизни Ринна увидела луну не цельной, а Раздвоенной.

Как все.

Но у нее ли на самом деле дефект зрения?

Луна. Метеорит. Великая Катастрофа.

А было ли все это на самом деле?

Или это была массовая иллюзия? Ошибка мозга, помноженная на пять с половиной миллиардов земного населения?

Лишь повод для того, чтобы запустить «Пульс»?

Колебания Сердца, запертого внутри Земли, не вели ее по идеально выверенной орбите вместо навсегда потерянной. Они лишь распространяли по земле Пульс, делавший ее жителей восторженными и покорными. А для того, чтобы не превращать в слезливых и восторженных детей сильных мира сего, им полагались браслеты – якобы в целях «безопасности».

И Ринна была одной из этих избранных. Не великой ученой, не спасительницей мира, а еще одной рукой, дергающей за нитки весело танцующих марионеток.

Но и из ее спины торчала нить.

Ринна вернулась в спальню, села рядом с Майном и погладила его по щеке.

Он улыбнулся ей:

- Какие у тебя мягкие руки... Это крем из той прикольной рекламы с котиками?  Ну, там поют еще: «Мягче шерстки для ручек жестких…»

И Майн начал напевать мелодию рекламного ролика, старательно выпевая каждую ноту.

- Что же они с тобой сделали, Майн? Что я сделала?.. – тихо произнесла Ринна.

Майн недоуменно приподнялся на постели, все еще по инерции постукивая по одеялу в ритм песне.

- Что это значит?

- Месяц назад приборы Харрена зафиксировали огромный выброс духовной энергии. Примерно в это же время ты бросил науку и увлекся всяческой фигней. Фотками, лайками, чатами… Я думала, это кризис среднего возраста. А на самом деле – ты просто умер. Скажи мне, кто ты?

- Чемпион города по игре в шарики! – с гордостью ответил мужчина. На его лице не было ни тени улыбки – только бесконечная уверенность в собственных словах.

-  А кем ты был раньше?

Майн остановившимся взглядом смотрел на Ринну, и его губы шевельнулись, как будто он хотел что-то сказать – но не сказал.

- Майн, самолеты на основе твоих антигравитационных полей летают по всему миру. Твои Благодаря твоим изобретениям исчезли болезни позвоночника и железнодорожные катастрофы, человечество научилось строить небоскребы почти до стратосферы и безбоязненно летать в космос. Ты был великим ученым и отличным музыкантом, Майн. Свои песни ты тоже забыл? Послушай…

Ринна поднесла телефон к уху мужа и нажала «Play». Оттуда полились грустные и спокойные аккорды одной из ранних песен Майна и его негромкий грустный голос.

Дыхание Майна стало прерывистым. Мужчина поднял руку и поднес ее к лицу жены, коснулся пальцем ее щеки и скользнул вниз, по следу скатившейся слезы.

Молодая женщина невольно подалась навстречу этого ласковому прикосновению.

- Ринна… - прошептал Майн.

- Ты… помнишь? – сдавленным голосом произнесла женщина.

Муж смотрел на нее с тревогой и ужасом.

- Что у тебя с лицом? Почему у тебя у губ уголки не вверх, а вниз? Это… не как у всех!

Ринна оттолкнула его руку и выбежала из комнаты. А несколько минут спустя из гаража на полном ходу вылетела «Капля».

2 сентября 3004 года

- Чем любовь к ближнему отличается от любви к дальнему? – неторопливо расхаживая вдоль кафедры, рассуждал старый профессор:

- Всего лишь наличием осознания того, что этот человек – «твой». А значит, от него в значительной степени зависит твоя жизнь, желания, надежды и мечты. Любя дальнего, человек не строит планов на его жизнь. Не пытается его изменить. Не ставит свое счастье в зависимость от другого. В этой любви он свободен.

«Свое» же побуждает людей к борьбе – из страха потерять или желания обрести еще больше.

Столетие назад был проведен интересный эксперимент на птицах. Многие из них, как вы знаете, стремятся украшать свои гнезда. Использовав особое химическое вещество, в мозгу птиц «отменили» мыслительную операцию, делящую мир на «чужое» и «свое». Результат превзошел все ожидания – птицы возвращались в любое гнездо, которое видели перед собой, и выхаживали чужих птенцов, если таковые там были. Своих птенцов они не искали, но о них прекрасно заботились другие птицы. Я считаю это одним из точнейших воплощений одной из великих религиозных идей прошлого тысячелетия о всеобщей любви и гармонии.

Студенты торопливо записывали за профессором, и в тишине звучал только скрип перьевых ручек по бумаге. А затем с заднего ряда раздался негромкий, но уверенный девичий голосок.

- Но позвольте… Какая же это любовь, когда не важно, кто рядом? Я думала, что любовь – это выбор, а не его отсутствие.

Профессор замедлил шаг и с интересом посмотрел на дерзкую девушку.

- Встаньте.

Она встала – невысокая, стройная, с непослушными завитками темных волос, сбегающих на плечи.

- Как Вас зовут?

- Ринна Флайн.

- Приходите после занятий, Ринна. Мы с Вами поспорим. Люблю спорить с молодыми… - старичок добродушно и с некоторой снисходительностью усмехнулся и продолжил лекцию.

16 апреля 3013 года

Лифт медленно полз вниз, отсчитывая этажи. Минус пятидесятый… минус восьмидесятый. Ринна, как загипнотизированная, следила за сменой цифр.

Минус сотый.

Двери открылись, и она вошла в лабораторию, стены которой круто поднимались вверх, образуя овальный купол.

В кресле около огромного пульта, мерцающего самыми разными цветами, дремал старичок в белом халате.

Услышав шаги, он поднял голову и приветливо улыбнулся Ринне.

- А вот и мой маленький гений пожаловал…

Вместо ответа она выхватила из сумки пистолет с дулом, переливающимся серебристым светом, и выстрелила в старика.

Его глаза округлились, и он застыл, прикованный к креслу парализующими энергетическими «путами»,

- Профессор, что на самом деле случилось в день Великой Катастрофы?

Старик указал глазами на экран компьютера.

- Видеоархив к твоим услугам.

Ринна села за компьютер. Сердце билось в ее груди громко и больно. Профессор с насмешливой улыбкой искоса наблюдал за ней. Она направила курсор к значку видеоплеера и увидела, как в глазах старика мелькнул огонек удовлетворенности.

- Нет. – прошептала женщина и потянулась курсором к другому значку.

Архив работы «Пульса».  Полная статистика.

Профессор недовольно шевельнулся в своем кресле.

- Если ты решила поиграть в шпионку, то очень зря. Завтра я сниму тебя с поста, и…

Курсор Ринны застыл напротив времени запуска «Пульса». Времени – и описания процесса:

Режим «Иллюзия» - запуск – 17.33. Режим «Подавление мозговых импульсов» - запуск: 18.59.

На самом деле «Пульс» был запущен за полтора часа до катастрофы. А это значит – никакого столкновения. Никакого удара. Никакой необходимости включать мощнейший в истории человечества прибор.

Никакого оправдания тому, что в мире лишь у каждого восьмого осталась душа.

- Но  зачем? – тихо спросила она. – Зачем было так поступать?

- Мои родители погибли на Шестой Мировой войне, - хрипло ответил старик. – Сначала отец, а потом – и мать. Брат погиб на Седьмой. И я подумал, что должен создать мир, где нет войн. Вражды. Ненависти. Неравенства как такого. Мир, где никто не погибает.

- В Вашем мире погибло еще больше, профессор. – покачала головой Ринна. – Я видела статистику. Уверена, что Вы о ней знаете.

- Песчинки в общем потоке не важны. Их сила – в единстве.

- Когда «я» теряет себя в «мы», это «мы» не стоит ни гроша. – холодно возразила Ринна. – Сумма нулей – это ноль.

- В мире есть и единицы. – хрипло прошептал профессор.

- Да, придающие себе значение за счет нулей, слепо следующих за ними. Ведь так приятно иметь вокруг послушных восторженных дураков, готовых на тебя молиться и радостно загоняющих себя во все более узкие рамки? 

- Да, они наивны и слепы, но они счастливы и добры. Ты хочешь вернуть их в мир вечной вражды и мелких личных интересов?

- Я хочу вернуть им себя. – твердо произнесла Ринна.

Профессор по-птичьи наклонил голову и хрипло засмеялся.

- Ты не умнее их.

- Ну и пусть.

Ринна нагнулась к ученому и нажала на застежку металлического браслета на его руке – такого же, как и у себя, и тот с едва слышным стуком упал на пол. Она отшвырнула браслет ногой и направилась к пульту управления.

На десятках экранов было видно, как глубоко в центре Земли билось огромное железное сердце, отбивавшее «Великий Пульс». Сияя металлом, в черных потеках масла, оно методично и быстро наполняло вибрацией всю планету. И эта небольшая дрожь была способна, подавив всего несколько нервных импульсов, изменить весь процесс человеческого мышления.

Убрать деление на «чужое» и «свое». Уничтожить критичность. Обуздать фантазию. Свести всю деятельность мозга к стимуляции центра удовольствия.

Человек, подверженный воздействию «Пульса», деградирует постепенно. Сначала тебе просто чуть радостней жить, и ты бодр и полон сил. Еда становится вкуснее, друзья – интереснее, а ежедневные обязанности – легче. Потом – замечаешь, что чужие эмоции с легкостью начинают течь сквозь твои. Потом – с трудом вспоминаешь собственное имя.  Но разве нужна такая мелочь, как имя, в мире бесконечного общего счастья?

Ринна протянула руку к рычагу.

- Помнишь, как остановилось твое сердце? – прошипел профессор с кресла. – С ними случится то же самое. Хочешь угробить все человечество?

- Мы его уже угробили, - горько усмехнулась Ринна. – Но даже смерть должна быть честной. Лицом к лицу, а не в спину. Насмерть, а не заживо.

Тонкая рука Ринны нажала рычаг, и металлическое сердце в глубине Земли, дрогнув, остановилось.

Профессор захрипел.

А она – впервые почувствовала себя еще живее, чем когда летела в пропасть, пахнущую морем.

…Ринна шла по улице, и под ее ногами веселым водоворотом танцевали осенние листья. Маленький городок около реки очень изменился за те годы, что она здесь не была. Молодая женщина дошла до ворот полузаброшенного парка, прошла его насквозь и тропинка вывела ее к строгому зданию, перед которым стояла толпа юношей и девушек. Они обнимали руками стопки только что выданных им потрепанных учебников и, блестя глазами, переговаривались между собой.

- Если все получится, - увлеченно рассказывал невысокий юноша своей огненно-рыжей собеседнице, – то моя теория изменит представление человечества о полетах в космос…

Девушка сморщила свой милый, весь покрытый веснушками, носик.

- Если эта великая идея пришла к тебе в голову после самой первой лекции, то что же будет после второй?..

- Первый набор после девятилетнего перерыва, - повернувшись к мужу, сказала Ринна. - Харрен говорит, количество талантливых ребят просто зашкаливает.

- Так называемый эффект сжатой и отпущенной пружины, - негромко произнес Майн, - Природа не прощает насилия над собой и всегда стремится наверстать упущенное. В ближайшее столетие человечество будет до безобразия умным и талантливым. Как после Темных Веков – Возрождение во всем своем расцвете, после страшных 20 и 21 веков – блаженный век 22-й…  Природа умеет зализывать свои раны.

«И мы» - про себя добавила Ринна.

Человечество не умерло после отключения «Пульса». Без потерь, конечно, не обошлось. Миг отключения не выдержало несколько сотен сердечников. Но, к счастью, большинство сердец сумело начать свой ход заново. Чего не скажешь о душе. Некоторые, не сумев приспособиться к новой реальности, где радость не закачивалась прямо в мозг, подсаживались на наркотики, впадали в депрессию или кончали с собой. Многие из тех, чьи души растворились в «Пульсе» без остатка, не смогли вернуть свою личность – но постепенно, по воспоминаниям близких, по своим сохранившимся записям и произведениям, кропотливо и бережно восстанавливали себя.

После отключения «Пульса» Майн год лежал, уставившись в стену. А потом – заговорил. И с первых слов стало понятно, что его неповторимый живой ум и внутренняя сила, светившаяся на дне ироничных глаз, вернулись.

Ринна взяла руку мужа и поднесла к губам. Под тонкой кожей около косточек пальцев тихо и спокойно бился его пульс.

Его собственный пульс.

Майн посмотрел на нее и улыбнулся. Кожей Ринна почувствовала, что он счастлив.

Своим собственным счастьем.

Никто и никогда не сумеет внушить его извне. Оно рождается внутри нашей души, незаметно и тихо. Так же тихо, как по капле наполняется новой водой некогда вычерпанный колодец.