***

Лето стояла на откосе холма и глядела на бесконечный закат. Солнце пока ещё грело, но она знала, что это ненадолго.

Ноги Лета были опутаны травой, вьюнками, колючими стеблями некогда любивших её цветов. Их потихоньку покрывал иней, похожий на белую плесень.

Лето вздохнула и обхватила себя за плечи: в воздухе разлилась прохлада.

– Зачем ты пришел сюда опять, Холод?

Юноша остановился в нескольких шагах от неё.

– Ты не рада?

– Я умираю.

Холод скользнул взглядом по её лодыжкам, вросшим в землю, позеленевшим рукам и волосам, уже больше похожим на побуревшую от солнца траву. Солнце играло в них знакомыми рыже-золотистыми оттенками, что и раньше, но это было совсем не то же самое.

– Ты ведь останешься здесь, так?

Девушка не двинулась с места, даже не обернулась, с каким-то отчаянием смотря на ярко алеющую линию горизонта.

– Я должна защитить этот край, Холод. Если сюда когда-нибудь попадет Зима, ему конец. Я уже сказала это Осени, давным-давно, сто, тысячу лет назад сказала, но она, кажется, и без того не любит твою сестру. Ты проследишь за ней, когда меня не будет?

– Конечно, - Холод подошел и положил руку на плечо Лето. Всегда такая горячая, её кожа была похожа на гладкие мертвые листья Осени, что та так любила собирать. Парня почему-то пробрала дрожь, словно бы он замерз.

– Ты не мог бы меня обнять? В последний раз, - девушка вздохнула и еле заметно шевельнула рукой, ища кисть Холода, – я бы хотела почувствовать это.

Парень крепко обхватил Лето и прижал к себе, гладил её плечи, пока они превращались в задубевшую от мороза кору, её щеки, её губы, стирал её слезы, падавшие льдом и ранившие его ладони.

Пока Лето не шепнула: «Храни ее», - Холод не смог её отпустить.

Из нескольких перепутанных веток, в которые превратились её руки, выпал осколок зеркала.

– Ты довольна, сестра? - пронзительно-синий глаз Зимы в стекле моргнул, и Холод увидел уже свой, прозрачно-серый. Поблескивающе-водянистый.

Холод протер глаза и, поморщившись от прикосновения к льду зеркала, вложил его обратно в переплетение ветвей, а после - сжал их.

Блеск солнца, почти уже севшего, враз стал холоднее.

***

Тонкой своей кистью Осень легко прикасалась к травам в поле, и те сразу ломались под её пальцами, словно сделанные изо льда. Её корзинка была уже доверху полна снежным клевером, нежно-голубым маком и темно-синими точками четырехлистного клевера. Замерзший же вереск приходилось нести прямо в руках: мало ли подует ветер, и мелкие соцветия лопнут под его напором?

Осень бережно подхватила свою ношу и оглянулась на восток, где пока только вставало солнце. Оно было исключительно светлым, ослепительно белым и изумительно снежным; а ещё солнце казалось очень, очень холодным. Осколком зеркала Зимы, что та когда-то обронила в их лесу.

Там же, на востоке, виднелись очертания города: Осень никогда не бывала там лично, но Холод рассказывал о живущих в нём людях, о том, как солнце морозно блестит в стеклах домов и об алеющих от радости Зимы щеках. Осени этого хватало: людей она боялась.

– Уже вернулась? - Холод всегда встречал её у самого порога, словно бы не мог терпеть и такого крохотного расстояния между ними, как пара метров от дверей до камина. Хотя он никогда не ходил с ней в лес и за травами, это нежно щемило её сердце.

– Как видишь, - Осень скинула шарф и небрежно повесила на крючок: серебристо-голубая ткань таинственно замерцала на темном дубе стены. Весь этот дом был контрастом ослепляющего Холода и её, Осени, прелой поры разложения и тьмы. Тёмные стены, белые пушистые ковры; мерцающие холодным блеском огни свеч и отсыревшие за долгие годы доски; Холод, в его вечно белом, чистом костюме и она, в коричневом платье и с рябой шалью на плечах. Она не помнила себя без этого сочетания; никогда-никогда она даже не пыталась представить себе что-то другое.

– Ты быстро, - Осень села в кресло, закинув голову назад, и уставилась на юношу, обнявшего её за плечи. В шею пахнуло прохладцей.

– Щекотно, - хихикнула она и схватила его за тонкое, изящное запястье в боязни, что тот её одёрнет. – Не делай так больше.

– Разве тебе не нравится? - Холод бесстрастно посмотрел на Осень и отвернулся, засовывая руки в карманы. Девушка вздохнула и осела в кресле, переводя взгляд на синий огонь. Сегодня тот плясал особенно ярко: языки пламени плясали и извивались, даря неописуемую прохладу. Осень сладко улыбнулась и обхватила себя руками за плечи.

Травы можно было разобрать и попозже: это в поле они могли подтаять и потерять свою красоту, а тут за всем приглядывал Холод.

– Слушай... - он прервал привычную тишину. – Что ты думаешь о том, чтобы пригласить сюда Зиму? Может, сестрица по тебе соскучилась?

Осень вздохнула. Каждый год они заводили один и тот же разговор, и каждый раз он заканчивался одинаково.

– Ты же знаешь, что она меня не любит, - устало сказала девушка и нахмурилась, пытаясь найти в синем огне хоть какой-то знак: мог ли он подсказать ей, стоит ли дать другой ответ в этом году? Или оставить все как есть? – Я только мешаю ей. К тому же, Зима всё ещё в обиде за то, что ты ушел от неё ко мне.

Холод рассмеялся и снова подошел к Осени, устроившись на подлокотнике её кресла. Пахнуло морозом, и девушка протянула к нему руки в слабой надежде на объятие. Холод всегда встречал её и, казалось, следовал за ней по пятам, но в иные моменты она поражалась его отчужденности. Словно он просто следил за ней.

– Да ладно тебе. Это же был мой выбор, - Холод потрепал Осень по макушке, отчего та неловко смутилась и побледнела, – я ей это говорил и буду говорить всегда. Зачем мне сестренка, когда у меня есть ты?

Осень вздохнула и отвела от парня взгляд. Она любила Холод, уже много лет любила, но любовь эта была жгучей и мерзлой, словно присыпанной тертым инеем её любимых снежных роз.

Осень об этом совсем не хотела думать.

– Как думаешь, может, Зима однажды появится здесь? Мне надоело собирать цветы в одиночку, - девушка подобрала с пола свою корзину и направилась к дверям в кладовку.

– Я не знаю, - Холод все так же сидел на подлокотнике кресла, не двигаясь.

Он повернул голову и пристально взглянул Осени в лицо.

– Мне уже надоела неопределенность.

Осень беспечно пожала плечами и закрыла за собой дверь в царство мерзлых ароматов давным-давно мертвого Лета.

Сотни лет город на востоке был скован льдом в отчаянном ожидании того, чему уже не дано было свершиться.

Зима сюда никогда не придет.

***

Зима сидела на ледяном троне, пристально вглядываясь в разбитое и соединенное по кусочкам зеркало, лежащее у нее на руках. Осколка в самой середине не хватало. Она вздохнула и отвела глаза от стекла: они уже начинали болеть от нестерпимого холодного блеска.

Пальцы слабо разжались, и по полу запрыгали-покатились мелкие осколки, пытаясь тихим звоном сказать: они ей уже давно не нужны.

Тонкая вязь серебра-инея украшала ледяные стены её замка-дома. Зима была в нём как птица в клетке: хрупкая, болезненная красота и скрытые за ней тоска и безнадежное желание свободы. Её дворец был на самом деле прекрасен: высокие ледяные своды, под которыми разносилось эхо от самого легкого шага: изукрашенные снежными цветами стены, бесконечные балюстрады, залы; величие этого места не знало границ. Она была его единственной полноправной владетельницей, Снежной Королевой – с сердцем, однако – и главной же пленницей.

У Зимы от яркого света болели глаза, и навечно застывшие мотыльки были вморожены прямо в потолок, еле заметно мерцая в самую мрачную погоду. В ясные дни лед стен ловил и запечатывал в себе лучи солнца, переливаясь всеми оттенками голубого.

Зима тщетно терла глаза: их резало даже от слабого блеска снега при Луне. Ей казалось, это была ее расплата.

Она была бы рада ослепнуть от яростного огня Лета, если бы ту можно было вернуть.

Зима до сих пор скучала по ней, хотя они так никогда в жизни и не поговорили. Она не понимала, почему её так гложет вина за случившееся: ведь она своей глупостью убила не только Лето, но и целый город, что был под крылом той. Но людей было совсем не жалко: они были не Солнцем для Зимы, а только мотыльками.

Сама она выходила из своего дворца так редко, что это было событием; в самый последний раз - ради прощания с братом, оставлявшим её ради какой-то своей странной любви. И всегда только по ночам. Тогда она и решила оставить в лесу свой след. Свое зеркало.

До того она только пару раз встречалась с Осенью, избранницей Холода: пересекалась на путях-дорогах ночных скитаний. Зима искала свою судьбу, Осень - четырехлистники для гаданий. Обе они казались друг другу странными, чуждыми и ненужными: Зима не понимала свою неприязнь к этой хрупкой девушке, которую любил её брат, и не могла через себя переступить.

Но в то утро она запоздала домой к рассвету, впервые увидела солнечное зарево и чуть не ослепла.

Все манило её в том новом мире буйства яростного света; Зима не жалела глаз, подолгу глядя на небо через холодное стекло. Ей казалось, что свет этот с каждым днем все меркнет и меркнет, но, разыгравшись, не обращала на это внимание.

Своей глупостью она убила Лето.

Вместе с ней она убила и все свои мечты.

Холод, несмотря ни на что, остался с этой глупой девчонкой. Осень даже не понимала, что же произошло с её лесом, с её жизнью: словно бы так было всегда. Словно бы весь мир делился только на серую труху былой жизни, черноту погибшего счастья и белизну снега.

Зима не вставала со своего трона так долго, что даже забыла, каково это - стоять. Она долго вглядывалась куда-то вдаль, точно слепая: льдистые глаза её давно затянулись туманом тоски. Это мешало видеть и думать.

Качнув головой, Зима тряхнула своими тяжелыми светлыми волосами и поднялась на ноги. Сделала дрожащий, но уверенный шаг к дверям. Тяжелые, тёмные деревянные створки, казавшиеся чудовищно тяжелыми, раскрылись от одного прикосновения руки и, наконец, выпустили её на волю.

Никто никогда не держал её, кроме неё самой.

Сразу за решёткой снежных роз была солнечная поляна, непонятно как сохранившая кусочек света в местной чащобе. Черные ветви тянулись к небу; Зиме казалось, где-то среди них затерялась и Лето. Холодная, как лёд, тёмная, как ночь, безжизненная, как и сама Зима.

В этом лесу никогда не было иных звуков, кроме скрежета сугробов и шороха её юбок. Нужно было это исправить, попробовать сделать хоть что-то для мира, давшего ей этот край во владение.

По щекам Зимы текли слёзы, пока она сидела на голой земле и смотрела в небо, как всегда хотела сделать; она таяла. Через час на том месте уже текли первые, ещё боязливые ручьи.

Зима пропала вместе с последними вздохами этого морозного утра.

***

Весна стояла на обрыве, сверху вниз глядя на просыпающийся, певучий, светло-радостный лес Зимы. Даже издалека можно было увидеть мелкие ручейки, переплетающиеся, играющие, сверкающие на солнце. Лес смеялся впервые после долгого сна.

Весна улыбалась вместе с ним, руками провожая грачей и стрижей, быстро-быстро мелькавших в высоте. Она кружилась вместе с ветром и птицами, запрокинув голову назад в безудержном танце оживающей природы.

Наконец-то пришла её пора.

Но вот как долго она продлится?

Весна была рассудительной девушкой и понимала, что Зима не могла растопить свои земли просто так; она понимала и то, что это значит.

Спустившись по каменистому склону через тающие сугробы, Весна пробралась к тому месту, где раньше стоял дворец Зимы. Черные, мокрые от сползающего снега ветви и чинно плывущие облака отражались в недвижной глади небольшого озера, со всех сторон окруженного нависшими корягами деревьев. У одного из его берегов девушка заметила небольшую полянку, посреди которой лежало что-то серебристое, похожее на собранный в одно целое ворох снежинок. Аккуратно ступая по грудам залежалых веток, Весна прошла туда, влекомая странным чувством неизвестного ей ранее азарта.

Вскоре девушка вышла из чащи, сопровождаемая шорохом и плачем старого леса. На её плечах лежал любимый шарф Зимы, боявшейся не мороза, а тепла.

У окраины поля Осени её ждал Холод. От его шагов по блеклой траве бежали дорожки инея. От легкой поступи Весны на земле проклевывались робкие цветы.

Они встретились у самой границы леса. Девушка остановилась под уже зеленеющей почками липой и приветственно помахала ему. Холод был хмур и бледен – бледнее обычного.

– Думаю, это нужно вернуть тебе!

Белый шарф полетел прямо в руки юноше, в то же мгновение схватившему его и изо всех сил сжавшему. Весна чувствовала, как ему сейчас плохо.

– Она… уже навсегда? – все же выронил Холод через несколько минут, возвратив обычное бесстрастное лицо. Девушка мягко кивнула. Юноша сжал зубы и медленно вздохнул.

– Как ты думаешь… я должен буду занять её место?

Весна смотрела мимо него, на холм, на город, который отсюда не был виден. Она знала, что сейчас там по дорогам невозможно ходить: везде плачущие люди, обнимающиеся, целующиеся, дерущиеся – слов и действий не хватило бы им, чтобы выразить свое облегчение. Свою свободу.

– Скорее всего, - Весна наклонила голову и заглянула Холоду прямо в глаза, а через них – в его душу. – Ты боишься?

– Боюсь, - тяжело уронил юноша, тоже поворачивая голову к востоку. – За Осень.

– С ней ничего не случится, обещаю тебе.

Весна, будто бы это и не было сложно, шагнула вперед и схватила Холода за руки. Тот не обратил на неё внимания, всё ещё вглядываясь вдаль: куда, Весна не могла назвать точно. Может, он смотрел на впервые за долгие годы ясное небо, может, на холм, где, замерзшая, стояла Лето, может, в свое такое неопределенное будущее.

– Сейчас все границы стерты, - доверительно шепнула Весна. – Скажи ей хоть пару слов, если и впрямь хочешь попрощаться.

Холод упрямо мотнул светлой головой, но девушка уже заметила бегущую к ним со всех ног Осень, веселую и кричащую. Она и забыла, какова её подруга в тёплые дни: яркая, дышащая, живая, она не могла не влюбить в себя любого. Холод когда-то давно даже не пытался сопротивляться этому.

Когда-то давно, но уже не сейчас.

- Что случилось? – крикнула Осень, подбегая к лесу и вздымая вокруг себя сотни опавших, похрустывающих от холода листьев. Потом она заметила радостно-восхищенную Весну и хмурого Холода, теребившего в руках старый белый шарф, и умолкла.

- Зима… она… - у Осени сперло дыхание.

- Да, Зиме конец, - Весна вскинула голову и посмотрела в небо; вокруг нее все еще кружилась поднятая Осенью листва. Повеяло теплом. – Ты уже заметила? Скоро я не смогу просто так зайти к тебе в гости, так что давай не будем сейчас о плохом.

- Я и так спокойно хожу по лесу, - фыркнула Осень, вызвав удивленный взгляд Весны и обрадованный – Холода. – Вы лучше скажите: Лето проснется?

Солнце медленно клонилось к закату. Деревья шептали друг другу какие-то свои тайны, наконец-то вернув себе голос. Птицы, задорно крича что-то на своём воздушном языке, танцевали в честь начала новой жизни. Из-за холма раздавались счастливые крики вновь соединившихся людей. Мир вокруг оживал.

Трое ребят под липой держались за руки.

***