В тени

            Поначалу всё шло более-менее гладко - до тех пор, пока не пришла пора вызывать Синдзи.

            Гендо старался не подавать виду, но в его поведении читалось нарастающее беспокойство. Он всё больше времени проводил в совещаниях с сотрудниками научно-технического отдела, выслушивал отчёты службы внутренней безопасности, общался с японским генералитетом - словом, оставлял себе всё меньше свободного времени. Времени для лишних мыслей. Козо заметил странности в поведении командующего почти сразу - в конце концов, контролировать Икари вменялось в его непосредственные обязанности. Поэтому, прежде, чем о состоянии Гендо мог бы задуматься кто-либо ещё, между ними обязан был произойти этот разговор.

            - Мальчик не примет меня, - Икари сидел за столом, привычно закрывшись от собеседника, да и от всего окружающего мира сцеплёнными перед лицом пальцами рук.

            Козо задумчиво покивал в ответ.

            - Я не могу стать для Синдзи отцом, - продолжал Гендо. - Мне кажется, он по-прежнему слишком сильно любит... того человека, которым я когда-то был. Теперь для него всё будет откровенной фальшью.

            Фуюцуки отошёл от стены, ступая в освещённое выходящим на Геофронт окном пространство.

            - А что чувствуешь ты сам, Икари?

            - Я не знаю. Мне хотелось бы любить его... Но я не могу подвести тех, кто пожертвовал собой во имя проекта.

            - Ты боишься, что он не послушается тебя, и убежит?

            - Да. Дай мне совет, Фуюцуки, - приказал командующий.

            Козо снова кивнул. Повернувшись к Икари спиной, он шагнул обратно в темноту, остановившись сбоку от окна. Снаружи всегда царил день, невзирая на время суток на поверхности. Система зеркал и солнечных батарей послушно внимала человеческой воле, освещая деревья и кустарники у подножия пирамиды, обеспечивая процесс фотосинтеза в этом искусственном уголке природы. Вдали, на подвешенной у самого купола нити, блеснул металл монорельсового поезда. Профессор смотрел на безжизненные воды внутреннего озера, и молчал, хотя ответ для него был очевиден - равно, как и для Икари. В сущности, как может жизнь обычного подростка значить хоть что-то в сравнении с необходимостью выживания угасающей цивилизации? Даже если речь шла о сыне Юи. И о сыне Гендо.

            Профессор молчал слишком долго.

            - Делай то, что должен, - произнёс он наконец хриплым, глухим голосом. Чужим.

            Да, только так.

            - Без Синдзи проект обречён. Используй его, - как будто кто-то другой говорил сейчас за него.

            Но это единственный путь.

            - Если ты не сможешь заставить его полюбить себя, пусть он тебя ненавидит.

            Гендо не отвечал, и Козо чувствовал, как ненависть берёт начало уже здесь, в этой комнате. Командующий ненавидел Фуюцуки за его совет, равно как и себя - за то, что последует этому совету.

            Что ж, они давным-давно знали, на что идут.

            Синдзи испугался. Это было вполне ожидаемо. Страх вызывал не столько огромный робот, сколько встреча с отцом, лицом к лицу - впервые за много лет. Синдзи боялся, что отец, оставивший его когда-то (почему? за что? что я сделал не так, отец?), не захочет принять его вновь. Проклятая надежда, дающая силы жить дальше, заставившая переступить через себя и проделать весь этот путь до Токио-3, теперь порождала только страх.

            - Зачем ты вызвал меня, отец?

            Презрительная улыбка, обдающая холодом, бесстрастный голос; слова, за которыми не крылось ничего, кроме поставленной задачи. Нет, хрупкая надежда Синдзи не разлетелась на осколки - это самый осколок надежды сейчас крушили в пыль. А когда мальчик запротестовал, попробовал закрыться - его ракушка была грубо вскрыта разделочным ножом.

            Появилась каталка.

            И воспоминания безудержной чередой ворвались в сознание Синдзи - о том, как они виделись с отцом в предпоследний раз. О том, как отцу было плохо. О том, как каталка двигалась, только по направлению от него, а не к нему, а лежащий на ней бледный мужчина слабо шевелил губами и из носа у него торчала странная трубка. Очень скоро Синдзи потерял мать, а Гендо вернулся к нему лишь затем, чтобы оставить его на этот раз почти на десять лет.

            И тогда он мог лишь беспомощно наблюдать за удаляющейся каталкой - и, наверное, плакать. Сейчас она приближалась, и Гендо оставлял выбор за ним.

            Иллюзию выбора.

            - Я готов. Я буду пилотом.

            "Свет промелькнул слабой тенью и скрылся".

            Дни катились в бешенном темпе, новая угроза сменяла предыдущую, и единственным способом сохранить рассудок оставалось отбросить все тревоги и перестать постоянно думать о том, смогут ли они - не победить, а просто выжить - или нет. Фуюцуки сидел в полумраке, листая томик Басё, стараясь выхватить новый смысл в давно прочитанных словах, и попутно сочиняя собственное хокку. На другом конце кабинета командующего открылись двери, и профессор поднял взгляд на вошедшую Акаги Рицуко. Та на мгновенье замерла в проходе, нахмурившись и глядя на Козо, затем направилась к нему.

            - Добрый вечер, доктор Акаги, - поздоровался он первым.

            - Вечер, ночь, утро. В этом подземелье всё едино, - равнодушно бросила она, останавливаясь и глядя в окно. - Да и насчёт "добрый" - тоже спорный вопрос.

            Фуюцуки неопределённо кивнул, и вернулся к своей книге. Рицуко некоторое время молча созерцала внутренности Геофронта, а затем спросила:

            - Вы знаете, Фуюцуки-сенсей, зачем, согласно легенде, боги придумали смену дня и ночи?

            - Чтобы заглушить боль утраты, - отозвался тот. - Яма, муж Ями, умер, и она бесконечно оплакивала его, на все утешенья отвечая: "Ведь это было только сегодня!"

            - Именно. Умерев, он сам стал богом смерти, - покачала головой доктор. - А зачем тогда, по-вашему, в Геофронте вечно царит день?

            - Теряюсь в догадках, - сделал озадаченное лицо Козо.

            - Для того, чтобы персонал NERV не прекращал работать, - усмехнулась она, - во славу его величества Икари Гендо.

            Козо снисходительно улыбнулся и пожал плечами, уловив, однако, жёлчь в словах доктора. Акаги вновь отвернулась к окну, и в кабинет на краткий отрезок времени возвратилась тишина. Фуюцуки отказался от дальнейшего чтения поэзии, опасаясь оказаться ею всецело поглощённым и позабыть о присутствии гостьи.

            - Так как поживает его императорское величество? - спросила Рицуко вновь с некоторой издёвкой. - Это же его кабинет, если я не ошибаюсь?

            - Мне удалось убедить Икари немного поспать, - вновь смущённо улыбнулся профессор. - Совсем себя не жалеет.

            - Вот как. А я-то думала, у него очередные дела, - поведала Акаги окну. - Никак не выходит украсть у него лишних полчаса.

            "Духи небес всколыхнуть не сумеют сердце пустое".

            - Профессор, как вы считаете, вино тоже было придумано богами, чтобы заглушить боль утраты?

            Фуюцуки промедлил с ответом. Акаги подошла к столу. В последнее время она действительно пила слишком много, как для себя обычной.

            - Вы, наверное, вспоминаете какой-нибудь стих Ёса Бусона или Мацуо Басё, которым было бы уместно ответить в данной ситуации?.. О, ну надо же, так и есть - вот он, том. Вы позволите?

            Козо сделал учтивый жест, втайне радуясь отсутствию нужды отвечать на её тираду. Впрочем, Акаги, по-видимому, не разделяла его увлечения лирикой периода Эдо. Пролистав несколько страниц наугад, она со вздохом вернула книгу на стол.

            - Профессор, вы слишком интеллигентны и тактичны. Вам следовало бы сделать мне выговор за то, в каком состоянии я позволяю себе нарушать вашу медитацию.

            Будто бы раскаиваясь, она продолжала по инерции язвить. Сознательно ли?

            - Ну что вы, доктор Акаги... - начал было мужчина, но тут глаза Рицуко внезапно вспыхнули и она гневно выпалила:

            - Как будто я не знаю, из-за чего он избегает меня! Из-за кого... Нет, из-за чего! Половина сотрудников уже сплетничает. Ещё и улыбаются друг другу! Пустышки!..

            Фуюцуки чуть слышно вздохнул. Пожалуй, оставить и эту вспышку без ответа представлялось совершенно невозможным.

            - Доктор Акаги, - выждав необходимую паузу, Козо кашлянул и заговорил, внимательно глядя в лицо Рицуко. - Совсем недавно вы упоминали боль утраты... Но скажите мне честно, вы жалеете о том, что не можете быть с командующим сейчас, или о том, что не могли быть с Икари Гендо тогда?

            Глаза женщины сузились.

            - Я получила то, что хотела, - со злобной гордостью ответила она.

            - Вы действительно хотели именно этого? - не отводя взгляд, переспросил Фуюцуки. - Почему же вы тогда в действительности сами избегаете его? Не можете принять таким, каким он есть?

            - Вы хотите сказать... - Акаги глотнула воздух. - Что это я его использовала?.. Нет, профессор. Даже если Икари Гендо убить, он всё равно продолжит управлять всеми нами из могилы. Поменьше сострадания, Фуюцуки-сан. Кто же пожалеет вас?

            Козо печально улыбнулся и, откинувшись на стуле, продекламировал, глядя в окно:

            - Усталый, глаза закрою

            Лягу в землю сырую

            Выше меня - только небо.

            Рицуко медленно покачала головой:

            - Всё ради других, так? Ради служения призрачным идеалам? - она круто развернулась, но, не пройдя и половины пути до дверей, снова обернулась к нему. Теперь её голос звучал иначе:

            - Вы знаете, Фуюцуки-сенсей, этот кабинет слишком велик для одного человека. Командующему повезло, что у него есть такое подспорье. В вашем лице.

            Когда двери за Рицуко закрылись, в голове Козо появилась третья строчка хокку, которое он сочинял весь вечер.

            "Не можешь - не будь".

            - Фуюцуки, оставляю всё на тебя.

            Он снова оказался один, как и в тот раз. Геофронт, после массированной бомбардировки, штурмовали подразделения JSSDF, выжигая сопротивление огнём в буквальном смысле слова, повсюду в страшных мучениях гибли люди, конец света должен был наступить с минуты на минуту. Однако теперь Фуюцуки был спокоен, им овладело странное умиротворение: всё возвращалось на круги своя. В мыслях он был сейчас не здесь - профессор вернулся в ту самую палату, где почти десять лет назад он в последний раз видел Икари Гендо.

            Звук напоминал приглушённое тиканье механических часов. Пузырьки воздуха равномерно выталкивались на поверхность жидкости, заполнявшей банку с надписью "Раствор Рингера". Нить капельницы уходила вниз, катетором вонзаясь в вену измождённой, слишком бледной руки. Три трубки отводили жидкость из самого тела: одна для мочи, вторая - дренаж, а предназначение третьей Козо забыл. На первые сутки он находился у кровати Икари семнадцать часов, почти непрерывно сидя рядом на стуле, лишь дважды проваливаясь от истощения в недолгий сон. На вторые сестра привезла в палату каталку, и он смог провести ночь лёжа, непрерывно ворочаясь и постоянно просыпаясь. Дальше Фуюцуки потерял счёт времени. Прежде, чем обеспечившая его каталкой медсестра успела заступить на дежурство в третий раз, Гендо уже пришёл в себя достаточно для того, чтобы мыслить и разговаривать.

            - Клянусь яйцами Тануки, во мне столько трубок, что... добавь ещё пару клавиш - вышел бы отличный орган, - попытался пошутить Икари. - Как там мой малыш?

            - С Синдзи всё хорошо. Он держится молодцом, и даже в первый день почти не плакал. Почти... Конечно, для ребёнка увидеть своего отца в таком состоянии - крайне болезненно...

            - А Юи?

            - Я приглядываю за ней, - Фуюцуки выдал настолько бодрую улыбку, на которую только был способен.

            - Это-то и пугает, - Гендо сумел позволить себе улыбнуться лишь глазами. Немного передохнув, он продолжил:

            - Казалось бы - плановое обследование. И почему я не мог... оставить их дома?

            - Не вини себя, Икари. Ты никак не мог предполагать, что... - Фуюцуки запнулся. - Всё образуется, Икари, - он и впрямь не знал, что ещё сказать. - Самое тяжёлое уже позади.

            - Конечно, - Гендо моргнул. Немного помолчав, он спросил, глядя куда-то в сторону: - Я был... не слишком жалок?

            - Ну что ты, конечно же, нет. Ты даже сказал Синдзи: "Всё будет хорошо", когда он оказался рядом с каталкой. Только чуть тише, чем обычно... Да, определённо сказал.

            - Я не помню этого.

            - Врачи говорят, это нормально. Когда организм оправится от последствий анестезии, к тебе вернётся память.

            - Анестезии, - машинально повторил Гендо.

            - Операция была не из лёгких, как-никак - пять с половиной часов. Может быть, врачи просто поверить не могли, что строение твоего организма ничем не отличается от тела обычного человека, - Фуюцуки натужно рассмеялся, - вот и копались в тебе так долго. Соответственно, и анестезию пришлось делать тройную. Потом никак добудиться тебя не могли, - его голос предательски дрогнул.

            - Ты верно думал, когда очнулся, "ни минуты покоя", да, Икари?

            Но Гендо уже спал.

            А через десять дней Икари не стало. Фуюцуки пытался его переубедить, но тщетно.

            - Врачи говорят, ты поправишься. Если честно, они даже напуганы динамикой твоего воздоровления. Говорят, после такой операции... Редко в каком человеке встретишь такую волю к жизни, как сказал мне профессор Амаяцу.

            - Врачи всегда твердят одно и то же, чтобы ободрить пациента, - отмахнулся Икари.

            - Но в твоём случае это действительно так. Они ведь удалили тебе едва ли не половину внутренних органов. Уже через пару месяцев ты пройдёшь курс химиотерапии, и если метастазы не найдут в печени...

            - То мне предстоит вторая операция, - перебил его Гендо, - где этот твой Амаяцу уж точно зарежет меня.

            - Икари, не драматизируй. То, что с тобой произошло, может случиться с каждым.

            - Да? - Гендо гневно уставился на своего друга. - Только вот я - не каждый. На мне лежит слишком большая ответственность. Я не могу рисковать.

            - Икари! Не стоит поспешных решений. Прояви благоразумие...

            - К чёрту благоразумие. У меня в отделе в подчинении двести человек. Как они могут уважать человека, который... - Гендо сделал несколько резких движений под одеялом, невзирая на протестующий возглас Козо. На простынке под ним медленно проступило тёмное пятно, и в больничном воздухе ещё ощутимее запахло лекарствами. - ...Который кормится через вену и гадит боком? Я даже позаботиться о себе не могу без посторонней помощи.

            Фуюцуки было невыносимо тяжело, но он продолжал пытаться.

            - Ты справишься, Икари. Ты всегда справлялся. Никто тебя не бросит. Юи снова приходила сегодня... Подумай о своих близких.

            - Я всегда думаю о своих близких, - произнёс Гендо тихим голосом, зло сощурив глаза. - В первую очередь. Я не хочу. Чтобы любимый ими человек. Умирал. У них. На глазах.

            - Икари. Ещё никто не делал подобного, - Козо чувствовал, что начинает задыхаться от нарастающей внутри него пустоты. - Может быть, это будешь даже не ты. Потом.

            - Главное, что сохранится моё сознание. По словам Акаги, вероятность успешного исхода ноль-восемьдесят-три. Гораздо выше, чем повторной операции. У неё уже всё готово.

            Козо вновь посмотрел в глаза друга, и прочитал в них то, чего больше всего боялся.

            - Фуюцуки, - твёрдо сказал Гендо. - Ты должен. Ради меня.

            Только дождавшись, когда тот кивнёт, Икари грустно улыбнулся.

            - Вот и хорошо. Позаботься о них. И передай Синдзи, что я его люблю... Фуюцуки, оставляю всё на тебя.