Когда воспоминания вернулись, я ехал в электричке. Слушал музыку на подаренном отцом плеере. Как всегда.

Они обрушились мощным потоком и через мгновенье уже обжились в моем сознании, будто всегда там были. Будто двойная кинопленка. На пленку моей "этой", "мирной" жизни накладывались кадры "той" жизни - с Евами, Аской и Рей. Мисато, Тодзи и Кенске...

В этой жизни я не встретил ни одного из них. Все эти четырнадцать летя даже не знал об их существованиии. Кроме Рей. Теперь она моя сестра.

И вот в день, когда все началось в "той" жизни - письмо отца и мой переезд -сидя в электричке, я обзавелся ворохом воспоминаний.

И почувствовал, что стал цельным.

Возможно, прозвучит глупо, но все обзавелось новыми красками. Это тихое, радужное спокойствие было так привычно-непрывычно. Будто бы ненастоящее. Будто бы я только вчера вылез из Евы в этот спокойный, новый мир.

Зачем-то я заново осмотрел своих попутчиков, хотя за прошедший час изучил их физиономии вдоль и поперек. Усталые или сердитые лица. Морщинистые или напомаженные. Но спокойные и не волнующиеся о завтрашнем дне.

Вагон покачивался, и слышался шорох рельс, я, возбужденный, обновленный, взмыленный и воодушевленный, ожидал встречи с родителями.

Дверь хлопнула несколько громче, чем обычно. Хотя "обычно" в моей голове несколько перемешалось.

Взгляд зацепился за три лишние пары обуви и средней пушистости тапочки, которые я проигнорировал. Предпочитал ходить босиком.

- Синдзи! - мамино удивленное лицо высунулось из-за угла.

У меня задрожали коленки.

- Ты чего молчком в дом крадешься?

Она посмотрела на меня несколько озабоченно. Затем - озадаченно. А потом вдруг улыбнулась так, как "этот" Синдзи мог видеть все эти четырнадцать лет и как "тот" Синдзи и не надеялся увидеть.

Сердце сжалось, но я выдавил улыбку.

- Я ж тапочки не надел, - мама этого не любила, что тут же подтвердила страдальческим вздохом.

- Ты такой же упрямец как и твой отец!

Ее фигурка снова скрылась из поля зрения за шкафом с книгами, которых в этом доме было навалом.

- Неужели так сложно их одеть? - доносилось с кухни. - Они же тебе ноги не откусят! Так в чем дело?

Проблема тапочек - наш с мамой камень преткновения.

В результате выслушивания таких вот ежедневных причитаний по поводу грязных полов и неотстирывающихся носков я просто стал делать всю влажную уборку в доме и ходить босиком.

Сама она убиралась не часто. По двум пичинам: первая - ее выходные за год можно пересчитать по пальцам одной руки, так что времени на это просто не хватает, вторая - мама не ыла любительницей стерильного порядка, а "легкий" беспорядок даже импонировал ей.

Именно поэтому уборкой, в основном, занимались мы с папой. (Рей же была сторонницей мамы)

Меня несколько передернуло от воспоминаний о "том" отце. Отчаявшемся и обезумевшем.

Я уже поднимался по лестнице в свою комнату, как вдруг меня окликнула мама:

- Синдзи, нам надо будет поговорить, - ее карие глаза просто пригвоздили меня к месту, потому что... - Это будет довольно серьезный разговор, как ты уже догадался.

...потому что я понял, что мама тоже вспомнила все.

Это было 6-ого июня в 15:49, то есть в мой четырнадцатый день рождения.

Спокойствие начало рушиться.