Гермиона в очередной раз перечитала «Историю Хогвартса» и даже нашла в библиотеке ветхий фолиант с «Примерной картой земель вокруг замка, вторая половина XIX века», но карта отличалась от современного вида очень сильно, а «История…» не открыла ей ничего нового. Загадка способа попасть в замок минуя окружавших его дементоров – таковой и оставалась.
Другой странностью, замеченной ею, было поведение доктора Блэка. В первые дни после вторжения он совсем не появлялся в Большом зале, пропуская даже завтраки, чего давно уже не было. Гермиона даже подумала, что тот и вовсе покинул замок, но профессор Дамблдор ничего не сказал об этом, а вечером после урока Защиты, который провёл профессор Снейп, она неожиданно едва не столкнулась с доктором в коридоре, ведущем к башне Гриффиндора. В ответ на её приветствие он вдруг остановился и спросил:
— Как вы полагаете, обладают ли магические портреты долговременной памятью? Впрочем, — не дав ей обдумать вопрос, оборвал он сам себя, — вы даже не знаете, что это…
Такого Гермиона стерпеть не могла.
— Долговременная память, сэр, позволяет человеческому мозгу хранить информацию неограниченно долго и в значительных объёмах!
— Браво, мисс…
— Грейнджер, сэр.
— Браво, мисс Грейнджер, вы не безнадёжны. Неужели не все волшебники забыли о других науках?
— Мои родители – не волшебники, сэр.
Доктор Блэк кивнул понимающе и сказал:
— Так что вы думаете о портретах? Вы же на… четвёртом курсе?
— На третьем, сэр.
— На третьем. То есть уже три года здесь.
Он замолчал. Гермиона не сразу поняла, что доктор ждёт ответа.
— Точно не знаю, сэр. Я никогда этого не проверяла. Но думаю, — добавила она, не желая ударить в грязь лицом, — это несложно проверить. Сказать кому-то из портретов о чём-то конкретном, а через день или два спросить.
— Вот и я так решил, — с этими словами он развернулся и зашагал по коридору.
Позднее Гермиона убеждала себя, что сделала это, чтобы больше узнать о подозрительном однофамильце сбежавшего убийцы. Ещё позже – припомнила слова Рона, что хорошо бы ей стать ассистентом доктора Блэка и узнать о его намерениях. На самом же деле её просто задело, что доктор не только не похвалил за хорошее предложение, но и пришёл к тому же самому раньше. Зачем тогда спрашивать? А ещё Гермионе очень хотелось принять участие в настоящем научном исследовании.
— Доктор Блэк! Сэр!
Он остановился и повернулся к ней, ожидая.
— Может быть… То есть я хотела сказать, могу я помочь вам с этим, сэр?
Его лицо приняло скептическое выражение и это ещё больше подстегнуло желание Гермионы.
— Я знаю, как вести дневник наблюдений, сэр… Могу сказать что-то нескольким портретам, или показать, записать и попросить пересказать в разное время – скажем, через полдня, день, два, и так далее.
— Вряд ли я сумею как-то поощрить вас за это, мисс Грейнджер, если вы рассчитываете на баллы для факультета.
— Не нужно, сэр! Мне и вправду стало интересно.
Он словно колебался ещё какую-то секунду, а затем очень серьёзно сказал:
— Хорошо, мисс Грейнджер. Давайте для верности увеличим время эксперимента до двух недель. Начните с суток – меньше, думаю, нет смысла. Так что через две недели жду от вас отчёт и дневник наблюдений.
— Спасибо, доктор Блэк!
— До встречи, мисс Грейнджер.
Гермиона собиралась рассказать обо всём Гарри и Рону тем же вечером, но когда она пришла в гостиную, мальчики уже ушли спать, и пришлось отложить всё на завтрашний день, после квиддича – вряд ли до него они смогут думать о чём-то другом.
Но назавтра стало не до рассказов: дементоры явились на стадион прямо во время матча, Гарри упал с метлы и едва не разбился, да ещё потерял свой «Нимбус-2000» – увы, на обломках не полетаешь. Хаффлпаффский ловец поймал снитч, выиграв матч, в гриффиндорской гостиной царил траур, Гарри лежал в больничном крыле, а даже когда вышел, был сам не свой – и не похоже, что только из-за поражения и метлы. Но уже в понедельник, после занятия по Защите, Гарри заметно повеселел, а Гермиона – вспомнила о своём обещании доктору Блэку. Со стыдом она поняла, что потеряла целых три дня. На секунду мелькнула мысль сократить срок исследования и поменять даты, но Гермиона сразу же представила, что отдаёт доктору недостоверный дневник – и покраснела: нет, так она не поступит! Она сделает всё, как нужно, а потом извинится и честно расскажет о причине промедления! Должен же доктор Блэк понять, что она переживала за друга?
Тестовую группу Гермиона решила не выбирать – смысла ровно никакого, а портреты подыскать там, где обычно никто из учеников не бывает. И просить их запоминать разные вещи. И лучше, чтобы тестируемые находились далеко друг от друга: так меньше возможностей для общения. Вряд ли они способны сговориться и испортить эксперимент, конечно, но на всякий случай… И ещё нужно…
В итоге одно только планирование порядка проведения исследования заняло больше четырёх часов. Ещё раз всё обдумав, Гермиона бегло просмотрела пергамент, исправив пару деталей, и только сейчас заметила, что уже ночь и в гостиной никого нет: разошлись по спальням. Смутно вспоминалось, как поднялись наверх Рон и Гарри, посоветовав ей не засиживаться допоздна над уроками…
Торопливо она собрала учебники и листы пергамента, убрала всё это в сумку и занесла в спальню. Соседки видели уже десятый сон, Живоглот опять где-то пропадал, а Гермиона, заплетя волосы на ночь, поняла вдруг, что спать совсем не хочется. Конечно же, она всё равно легла в постель и добросовестно постаралась уснуть – завтра только вторник, впереди почти целая неделя, то есть благодаря хроновороту – даже больше… но не получалось. Проворочавшись добрых два часа и убедившись, что сна по-прежнему ни в одном глазу, она сдвинула одеяло, всунула ноги в тапочки и подошла к окну. Луна, похоже, поднялась уже высоко и, хотя из окна её не было видно, ясно освещала землю, превращая мокрую от прошедшего дождя траву в переливающееся серебром поле. Деревья поодаль казались единой тёмной массой, к которой тянулась массивная, длинная, но неширокая тень от замковых стен и башни Гриффиндора. Затаив дыхание от ощущения совершенно необычной красоты, Гермиона почти прижалась к стеклу, вглядываясь в зыбкие границы серебра и черноты: время замерло, чудилось даже, что она видит, как укорачивается тень от стен, как скользит невидимыми путями в небе луна, поднимаясь всё выше, но никогда не бывая в зените, а под ногами совсем бесшумно вращается планета, исполняя свой неизменный титанический танец в пустоте. И всё это – только для неё, для неё одной – эта мысль вызывала и радость, и печаль, ведь хочется поделиться с кем-то, но – с кем? Все спят. А завтра, при дневном свете, уже не найти нужных слов.
С едва слышным вздохом она уже отворачивалась от окна, когда внизу, в серебре, почти на кромке черноты – что-то быстро мелькнуло. Пристально вглядываясь, Гермиона вдруг увидела, как из-за деревьев вышёл огромный чёрный пёс, опустил голову к земле, что-то разглядывая, а затем, словно нерешительно – отступил назад. Подул ветер, пригибая траву к земле, и совсем близко от морды пса Гермиона увидела что-то или кого-то намного меньше. Как она не присматривалась, угадать, кто это – не получалось. По земле стремительно пронеслась невесомая тень – луну на миг закрыло облако, а когда прояснилось, внизу уже никого не было.
Ею владело странное желание не спать всю ночь: просто стоять вот так у окна и любоваться, каждое мгновение загадывая, что будет дальше и не разочаровываясь, вновь и вновь оказываясь неправой. Это намерение словно вывело её из ощущения мира-за-окном, вернуло в спальню, где очень тепло, совсем нет ветра и в почти полной тишине едва слышно уютное дыхание соседок по комнате. Гермиона зевнула, потёрла кулачком глаза и решительно улеглась в постель. На этот раз она уснула, едва голова коснулась подушки.
Изучение гиганта продвигалось теперь намного медленнее: если самые первые результаты дались ему легко, то сейчас Маркус вплотную столкнулся с проблемой нехватки специального образования: он хорошо знаком с теорией – биологией и анатомией, хирургическая практика давала интуитивное понимание того, что ещё можно сделать, но что делать с остальным? Худо-бедно Маркус провёл анализ тканей существа – что оно живое или хотя бы было живым, сомнений уже не было. Кое-как смог установить, что сплав, из которого сделана «броня» гиганта – современной науке неизвестен. С огромным трудом, постоянно ошибаясь, сумел даже без помощи Дамблдора провести несколько магических тестов, но на этом его возможности исчерпывались.
Несколько дней он ломал голову, даже попытался отвлечься, чтобы потом вернуться к проблеме со свежими мыслями – как нельзя кстати пришла идея опросить портреты в замке, чтобы установить, как Сириус попал внутрь или хотя бы – откуда начал свой путь к башне Гриффиндора. Но едва занявшись этим, Маркус осознал, что лишь оттягивает неприятный разговор с Дамблдором и мисс Аянами. Разговор, в котором ему придётся сообщить им, что сделать что-то большее – уже не в его силах. Наскоро слепив идею научного исследования, чтобы не раскрывать истинного мотива, он по той же причине спихнул его проведение чересчур любознательной студентке – как там её по имени… Грейнджер, да, Грейнджер.
Проведя следующий день в лаборатории, он окончательно уверился, что больше ничего не может. Вычленив из размышлений понимание, что раздумывает, чем ещё помочь, Маркус разозлился сам на себя. Немагические науки мисс Аянами осваивает успешно, да такими темпами, что уже им с Дамблдором приходится задавать ей вопросы, в магических – ей поможет тот же директор…
«Похоже, пришло время собирать вещи и возвращаться в Порт-Эллен». Мысль обожгла обидой, и Маркус изумился этому – с чего бы это? Неужели только потому, что он опять оказался не у дел, не сумев сделать невозможное? Что, того раза было недостаточно – опять сунулся, куда не следовало? Тогда всё кончилось смертью близкого ему человека – получается, нужна такая встряска, чтобы умерить гордость, да, Маркус? Чёрта с два. Решение принято – поговорить с ними, всё объяснить и завтра же уезжать. Вещи лучше упаковать сейчас, продумать, что оставить для Рей, да спросить заместителя директора, как отсюда удобнее добраться хотя бы в Лондон: обращаться за созданием портключа к Дамблдору, как прошлый раз – не хотелось. Уже поворачивая ключ в замке, он вспомнил о Сириусе, да так и замер у двери. Это проблема. Это настоящая проблема, ведь брат где-то рядом, может быть – ему нужна помощь, и уезжать сейчас… В памяти вновь всплыли слова-обещание Дамблдора, что они увидятся: с таким шансом расставаться нельзя. Уехать и потом мучиться сомнениями?
Всё-таки войдя внутрь и сев за стол, Маркус закрыл глаза и попытался прикинуть, какую причину назвать директору, чтобы остаться в замке хотя бы до конца учебного года – уж к тому времени точно всё прояснится. Можно было, конечно, изображать бурную деятельность в лаборатории, но это быстро вскроется: все новые результаты они обсуждали по вечерам, а если их не будет… Можно вместе с мисс Аянами изучать магические науки, но тут специалист – Дамблдор, так что бесполезно. Можно попытаться лучше изучить ту же физику, химию и так далее – но здесь Рей уже продвинулась значительно дальше его. Опять бесполезно, да и ощущать себя школьником не сильно-то хотелось. Совсем не хотелось, по правде говоря.
На этом варианты предательски заканчивались. Что ж теперь, уезжать?..
В дверь постучали. Приоткрыв глаза, Маркус бросил: «Войдите!», уже зная, кто это – Дамблдор никогда так не делал. Такое впечатление, что в магическом мире интересоваться, можно ли зайти – вообще не принято.
Рей вошла в комнату и по обыкновению заняла место у стены, сложив руки на коленях и глядя прямо перед собой. Первое время Маркусу казалось, что она вообще ни о чём не думает, но если сейчас её окликнуть – повернётся не сразу, словно ей нужно время выбраться из воспоминаний. Наверное, так оно и есть, ведь и тогда в спокойном взгляде Рей остаётся что-то… далёкое. Очень далёкое от «здесь» и «сейчас».
Обычно, пока не было Дамблдора, Маркус узнавал у мисс Аянами, что она выучила последним, и если находилось что-то непонятное – разбирали вдвоём. Сегодня это казалось ненужным: если за оставшееся до появления директора время не придумать, как остаться в замке – впустую вообще всё. Дамблдор задерживался, откуда-то тянуло холодом, Рей молчала, и Маркусу показалось вдруг, что в комнате сгустились стылые осенние сумерки, хотя окна здесь не было, а магические факелы на стенах разгоняли темноту оранжевым светом. Ещё несколько раз перебрав варианты, он не нашёл ничего нового и уже собрался что-то сказать, как замок щёлкнул, дверь отворилась и на пороге показался Дамблдор. Вот сейчас сядет на оставшееся место у стола, оглядит всех, по обыкновению улыбаясь, достанет из рукава мантии очередной свиток с записями, а из кармана – так забавлявшую директора обычную перьевую ручку.
Дамблдор не улыбался, свитков извлёк сразу несколько и раздал им. Маркус насторожился и уже решил сначала выслушать, а затем всё рассказать, как вдруг услышал собственный голос с какими-то грубоватыми нотками:
— Это подождёт, Дамблдор.
Директор пару секунд внимательно рассматривал его, а затем кивнул – мол, продолжай, мы выслушаем. Маркус откашлялся и начал, глядя прямо ему в глаза:
— Моё дальнейшее пребывание в замке бесполезно, — и рассказал о своих соображениях: полностью и без утайки, ничего не приукрашивая и не скрывая, не отводя взгляда. Заканчивал он свою речь, всё больше недоумевая: «Что ж ты такое делаешь, Маркус?», а договорив, увидел в глазах Дамблдора улыбку. Не успел он вспылить из-за этого, как директор заговорил:
— Хм. Признаться, я собирался рассказать вам об очень важном открытии, которое действительно многое меняет применительно к проблеме возвращения домой мисс Аянами. Но раз так, то начнём с другого…
Выговорившись, Маркус хотел было подчёркнуто безразлично бросить: «Это уже не мои проблемы, я возвращаюсь в Порт-Эллен», как вдруг его будто холодом обдало: Рей! Упиваясь своей бесполезностью и теша гордость, он совсем забыл, зачем в первую очередь ехал сюда – чтобы защитить от амбиций Дамблдора её! Повернувшись, Маркус встретил уже давно привычный алый взгляд, в котором сейчас было что-то ещё, кроме спокойствия. Сколько она уже так смотрит на него? С начала «речи»? Ещё раньше?
Не выдержав, Блэк уставился в стол, даже не замечая, что Дамблдор переводит взгляд с него на Рей и обратно, пряча в бороде улыбку. Когда спустя несколько минут Маркус рывком поднял голову и выпалил скороговоркой, как нашкодивший ребёнок:
— Если можно, я не хотел бы уезжать! — Дамблдор преувеличенно медленно кивнул и заверил:
— Конечно, Маркус. Больше того, я сам хотел просить тебя остаться, и вот почему…
Чем дальше он говорил, тем очевиднее становился для Блэка ход мыслей Дамблдора. Конечно же, говорил директор, никто не может знать всего. Естественно, что рано или поздно мы достигаем предела личных возможностей. Но это вовсе не значит, что мы не можем ничего. Вот хотя бы он сам – опытный маг, но притом почти ничего не смыслит в мире магглов: не знает, где и как найти нужных специалистов, которые могли бы провести необходимые исследования в своих специальных отраслях немагической науки – да и предположить не может, какие это должны быть отрасли. Чем дальше Маркус слушал, тем яснее ему становилась понятна роль, которую избрал для него Дамблдор: стать кем-то вроде посредника между двумя мирами, используя знания и умения того и другого, чтобы систематизировать результаты и найти ответы, главный среди которых – это директор подчеркнул несколько раз – как мисс Аянами может вернуться домой. Пожалуй, впервые за годы Маркусу подумалось, что Дамблдор может быть искренен, заботясь о других. Поспешно задвинув эту мысль на задворки сознания, он хотел было уже прервать разошедшегося директора, как вдруг тот закончил полную человеколюбия и понимания речь неожиданно приземлённым:
— …и конечно, тебе нужно будет хорошо освоить заклятие «Обливиэйт». Мы же не хотим, чтобы учёные магглов распространялись о том, что узнают. А на время работы можно будет обеспечить их молчание с помощью артефактов.
Проглотив бессмысленный вопрос о правах человека, Маркус только кивнул. Похоже, от некоторых вещей не отвертеться: чем сильнее он соприкасался с магическим миром, тем чаще приходилось самому использовать их методы. Сначала покупка палочки и изучение заклятия стазиса и охранных чар, не говоря уже о некоторых бытовых, без которых в магическом замке сложно: нагреть воду, почистить и высушить одежду, прибраться в комнате – от услуг домовых эльфов Маркус отказался в первый день. Он не доверял им, а вот Рей, похоже, вмешательство этих существ совершенно безразлично. «“Похоже” – слово, которое можно чаще всего применить к ней. Никогда, почти никогда не знаешь наверняка, о чём она думает». Теперь вот – изучение способа вмешательства в чужую память. Что дальше – Непростительные?
Тем временем Дамблдор положил перед ним и Рей по свитку:
— Прочтёте позже, здесь более подробно всё, что мне удалось найти. Если кратко: перемещение в наш мир мисс Аянами и «нулевой» – не первый подобный случай.
Маркус навострил уши. Дамблдор поведал о своих поисках, начав с краткого рассказа о древней легенде и заканчивая проделанным им экспериментом. Услышав о последнем, Блэк подобрался:
— Так значит, вытягивание энергии. Насколько интенсивно?
— Я бы не спешил говорить о вытягивании – поглощение, да, поглощение налицо. Но нам неизвестно, может ли этот процесс быть насильственным: никто из нас не чувствует рядом с «нулевой», — он деликатно не упомянул Рей, — ничего из описанного: ни слабости, ни головокружения, ни обмороков и тем более потери магии.
— И как нам это проверить?
Дамблдор только развёл руками:
— За всеми остальными делами у меня было не так много времени, чтобы найти способ.
— Постойте! Вы же говорили, что просили мисс Аянами избегать студентов, так?
— Да, но это никак не связано… тогда я ещё ничего не знал, и действовал просто в интересах сохранения тайны.
— Мисс Аянами, — обратился Маркус к Рей, — вы разговаривали с кем-то из студентов? Хотя бы случайно?
Рей задумалась на секунду, а затем утвердительно кивнула.
— С кем? — почти одновременно спросили директор и Маркус.
— Я не знаю имени.
— Когда это произошло? — спросил Дамблдор, но Маркус перебил его:
— Как он выглядел?
Рей посмотрела на них по очереди, а затем размеренно, как всегда, ответила на оба вопроса:
— Около двух недель назад, поздно вечером. Девушка, немного выше меня, тёмные волосы, тёмные глаза, чёрная одежда.
— А галстук – какого цвета? — нашёлся Маркус.
— С жёлтыми полосками.
— Значит…
— Хаффлпафф. Жёлтый в чёрную полоску, — констатировал Дамблдор. — Хотя не только – в форме «Гриффиндора» галстук красный в золотую полоску.
Он задумался, затем улыбнулся и спросил:
— Где именно вы с ней встретились, мисс Аянами?
— У дверей в библиотеку.
— И эта студентка проходила мимо или вышла из библиотеки за вами?
— Вышла за мной.
— Вы сказали, было поздно. Может быть, даже перед самым закрытием?
Рей кивнула. Дамблдор повернулся к внимательно следившему за расспросами Маркусу и сказал:
— Кажется, я догадываюсь, о ком идёт речь. Я поговорю с мисс Грейнджер и выясню у неё, состоялась ли такая встреча – может быть, это и не она. Остальное давайте тоже отложим до завтра – мне ещё нужно написать несколько писем. Маркус, продумай, пожалуйста, с каких специалистов лучше начать, сколько их будет: артефакты, обеспечивающие сохранение тайны, у нас есть, но их требуется настроить и активировать – тебе придётся научиться этому, потому что делать нужно прямо на месте. Портключами тебя обеспечим.
Уже когда Дамблдор вышел, вежливо пропустив вперёд Рей, Маркус вспомнил, где слышал эту фамилию: он поручил то самое «исследование» как раз некоей Грейнджер. С третьего курса. Нужно будет поприсутствовать при разговоре. Если окажется, что это она же – интересное будет совпадение.
В среду утром, за завтраком, придя едва ли не первой, Гермиона получила с совой записку от профессора Дамблдора: он просил её после ужина заглянуть в кабинет директора, притом – не рассказывая никому, куда она идёт. Записку Гермиона уничтожила, решив, что разговор пойдёт о хроновороте. Весь день, стараясь не отвлекаться от уроков, она продумывала аргументы, по которым прибор нужно оставить ей. Ведь нельзя же просто взять и забрать его – она уже привыкла, да и придётся отказаться от нескольких предметов! Видимо, волнение скрыть не удалось, потому что Гарри спросил во время обеда, что случилось. Отговорившись несделанным заданием по Трансфигурации, Гермиона заволновалась ещё больше, так что вечером поднималась на седьмой этаж едва ли бегом, пару раз споткнувшись о ступени.
Звонко произнеся пароль, она ступила на вращающуюся лестницу и, когда та остановилась, сбивчиво постучала. Дверь внезапно распахнулась, Гермиона едва успела выпустить ручку, несмело шагнула внутрь и совсем неожиданно увидела поднимающегося ей навстречу доктора Блэка.