Она все-таки убежала. Бросила меня здесь и убежала.

Сейчас Синдзи стыдился этой мысли, но несколько минут назад находил ее очень правильной и успокаивающей. Он никогда не считал себя интересным для девушек, тем более, для такой яркой и популярной, как Аска, у которой не было перебоя от предложений привлекательных спортсменов-старшеклассников провести вместе время. Да и свиданием их посещение парка никоим образом нельзя назвать – Мисато, в который раз вернувшаяся с клуба под утро, решила заранее избавиться от шума их споров, повторявшихся каждый день, и пораньше отправила обоих прогуляться. “Своди свою девочку куда-то развлечься”, сказала майор, подмигнув. Синдзи тогда хотел сказать, что Аска совсем не его девочка, что она совсем не заслужила такой интонации и таких подмигиваний, но в который раз промолчал.

Сжимая в руках вафельные стаканчики с мороженым, он взглядом искал знакомую фигуру в пестрой толпе, и собирался идти домой, когда услышал оклик на немецком. Как оказалось, он почти заблудился между палаток и перепутал аттракционы, Аска же все это время ждала у колеса обозрения и успела поссориться с несколькими парнями, стоявшими за ней. На вопрос, где он ходил столько времени, Синдзи не сумел ответить ничего кроме правды, хотя и понимал, как нелепо она прозвучит.

– Убежала от тебя? – Переспросила Аска, ловко запрыгивая в кабинку. – Еще чего. Ты ведь дорогу домой не найдешь, а мне потом отчитываться перед Кацураги. Кроме того, те самоуверенные идиоты только и думали, как бы зажать меня где-нибудь и облапить, а ты даже за руку не взял за все время.

Она смерила его скорее разочарованным, чем насмешливым, взглядом. Синдзи уже привык видеть такой взгляд у старого воспитателя, у учителей, и каждый раз у отца, но сейчас он оказался внезапно обжигающим. Покраснев до корней волос, мальчик уставился на медленно удалявшуюся землю. Парк разбили за окраиной города, на склоне одного из самых высоких холмов, и из натужно поскрипывающей кабинки открывался неплохой вид на Город, Который Он Спас, как сказала когда-то Мисато. Солнечный свет превращал небоскребы в гигантские блестящие глыбы льда, от взгляда на которые начинали слезиться глаза, между ними бездонными провалами темнели световоды. Думать о геофронте совсем не хотелось, и Синдзи посмотрел в другую сторону, где на самом горизонте виднелся океан. Синдзи сомневался, не было ли его воспоминание лишь фантазией, но ему казалось, что однажды он бывал на берегу океана.

– Внизу все такое маленькое, – сказала Аска тихим, совершенно необычным для нее голосом.

– Мы ведь даже не поднялись выше Евангелиона, – ответил Синдзи, посмотрев на главную алею внизу.

– Бака! В Евангелионе ты сидишь в капсуле, а не в старой, раскачиваемой ветром кабинке!

Синдзи удивленно посмотрел на Второе Дитя. Едва ли он слышал когда-нибудь такой голос напарницы. Во многих отношениях в компании сверстников она была стершей – твердой, уверенной в себе, но не сейчас. Она сидела напротив, одной рукой уцепившись мертвой хваткой в поручень, совершенно забыв о мороженом, и смотрела вниз. На мгновение кабинка замерла в наивысшей точке и сильно качнулась.

Аска боялась.

Утверждение, кажущееся таким нелепым, бессмысленным и вообще невероятным, ужаснуло и приободрило Синдзи. Оказывается, даже великая Сорью Лэнгли чего-то может бояться. Например, выпасть из хлипкой кабинки и пролететь больше двадцати метров навстречу земле. Мальчик тут же упрекнул себя за такие мысли, ведь у него самого свело в животе, но настоящий стыд он почувствовал, вспомнив ту самую ночь перед их совместным боем, который должен был решить всю дальнейшею судьбу Аски как пилота и члена их команды. С тех пор он часто просыпался ночью и прислушивался к доносившимся из-за тонкой стены шорохам. Он не мог объяснить даже себе, откуда, но знал, что иногда Аска всхлипывает во сне, и никогда не спит, если Кадзи проводит ночь с Мисато, как сегодня. Иногда он даже думал о том, чтобы тихо зайти к ней и просто обнять, показать, что она не одна, но понимал, что сделает этим только хуже и разрушит тоненький мостик взаимопонимания над пропастью между их мирами, раскачивающийся на ветру гораздо сильнее кабинки.

– Колесо обозрения – один из самых безопасных аттракционов, – сказал Синдзи, чтобы хоть немного успокоить немку, стараясь, чтобы его голос прозвучал достаточно безразлично, иначе можно нарваться на большие неприятности. – На нем даже можно кататься маленьким детям без родителей.

– Без тебя знаю, – бросила Аска, быстро взглянув на него, и снова уставившись вниз.

На короткий миг Синдзи показалось, что ей совсем не четырнадцать, а двенадцать или даже десять лет. Поцеловать ее той ночью было бы концом всего, но главное совершенно нечестно, а вот сейчас... Быстро, не задумываясь, чтобы нерешительность опять не взяла верх, Синдзи чуть подался вперед, и, как только Аска повернулась к нему сказать, чтобы не раскачивал кабинку, прижался к ее губам своими.

Несколькими днями раньше подвыпивший Кадзи рассказывал ему, как правильно целовать девушку, чтобы она после первого же поцелуя была готова на все, но сейчас Синдзи совершенно забыл о том разговоре. Он вообще не думал ни о чем. Только о больших, чуть ли не в половину бледного лица, голубых глаз, и о ее губах, таких мягких и гладеньких, немного прохладных и сладких от мороженного, и совсем чуть-чуть приоткрытых. Спустя мгновение исчезли и эти мысли. Когда он выпрямился, глаза девочки стали еще больше.

Колесо снова завертелось, и кабинка поползла вниз.

Она сидела, не двигаясь, только грудь поднималась и опускалась под тонкой тканью яркого платья, того самого, в котором он увидел ее впервые. Ветер играл с огненными волосами, а глаза совсем не отличались от чистого летнего неба, и в то же время казались гораздо глубже. Синдзи почувствовал, как его лицо опять заливает густая краска, появилось ощущение нереальности, словно весь поход в парк – всего лишь сновидение. Разве в реальной жизни невзрачные трусы целуют красивых девочек, еще и лучших в мире пилотов?

Губы Аски сжались в тоненькую линию, уголки начали медленно подниматься вверх, в уголках глаз появились тоненькие морщинки, словно она вот-вот рассмеется, и Синдзи почувствовал, как помимо воли улыбается в ответ. Пусть даже и сон, это были лучшие мгновение его жизни. Но тут один уголок замер, другой все так же поднимался, превращая улыбку в ухмылку, которую он помнил очень хорошо – точно так же свысока она смотрела на него после пощечины при первой же их встрече.

– Надо же, оказывается, я зря тебя недооценивала. Ты мало чем отличаешься от остальных, – ликующе произнесла Лэнгли. – Неплохая попытка залезть мне под юбку.

Она демонстративно поправила подол платья, поднявшийся так высоко, что было видно совершенно не загоревшую кожу, обычно скрытую школьной юбкой. В тот же момент соседняя кабинка взорвалась хохотом. Парни, с которыми она поссорилась, тут же стали ее яростными поклонниками и смеялись с наглеца, посмевшего посягнуть на прекрасное, свистели и отпускали короткие неприличные шуточки. Но Синдзи слышал их только краем уха, он все так же улыбался, проклиная себя за это – мышцы лица словно свело судорогой, еще больше он ненавидел себя за свою смелость. За попытку быть тем, кем ему никогда не стать. Ощущение сна, превратившегося в кошмар, все усиливалось, но он никак не просыпался, и, когда до земли оставалось метра два, выскочил из кабинки, упал на колено, тут же вскочил на ноги и быстрым шагом устремился прочь.

Только не бежать, крутилось у него в голове. Не бежать и не разрыдаться, только не здесь, не среди всех этих людей. Может и совсем ничтожная, но капля достоинства у него еще сохранилась. Толпа тут же поглотила его, Синдзи понял, что все еще сжимает в руке нелепый стаканчик, отбросил его, не глядя, проигнорировал далеко не самый ласковый девичий голос, звенящей от возмущения. Глаза жгло изнутри, и он ущипнул себя за щеку, чтобы выиграть хоть несколько секунд, но это мало помогло. Какой-то мужчина сильно толкнул в спину, Синдзи пришлось сделать два или три комично длинных шага, чтобы не упасть, он увидел проход между палаток, и уже бегом бросился туда. За небольшой полоской помятой травы, усеянной обрывками бумаги, упаковками из-под мороженного и пустыми бутылками пива начинался обрыв, отгороженный от парка невысоким заборчиком.

Он схватился за поручень с такой силой, что костяшки пальцем тут же побелели, закрыл глаза и почувствовал, как сквозь плотно сжатые веки потекли слезы. Оплакивал ли он самого себя, высмеянного старшеклассниками из соседней кабинки и униженного первой красавицей их школы? Скорее всего да, но гораздо больше – все те иллюзии, что он строил, прислушиваясь к всхлипываниям Аски в соседней комнате, вспоминая, как хорошо они работали в команде, стоило им захотеть, и, конечно же, пересматривая запись внутренней камеры Второго Евангелиона, сделанную во время операции в жерле вулкана. Пришлось долго упрашивать Рицуко ничего не говорить отцу или Мисато, но улыбка Аски, когда он, сам не веря, поймал последний кабель ее скафандра, стояла всех упрашиваний. Улыбка, которую он считал искренней.

Глаза все еще щипало, но слезы уже не казались такими горячими, и он открыл глаза. За обрывом начинался пологий спуск к городу-крепости Токио-3. Он все так же безразлично сверкал в полуденном солнце, и Синдзи отрешенно подумал, что ненавидит этот город с того самого момента, как Мисато привезла его сюда, а отец заставил пилотировать Евангелион. Позади все так же весело играла музыка, слышался смех и хохот горожан, получивших шанс передохнуть после рабочей недели и на несколько часов забыть страха за свою жизнь, с которым они жили последние месяцы. Мальчик не пытался спрятаться, никто никогда не заглядывает за ярмарочные палатки, чтобы не увидеть всего мусора, скопившегося там. Никому не интересно, какой ценой куплено их веселье, сколько пришлось заплатить за их жизни и свободу, и кто же пилотирует тех самых роботов, без которых не обходится ни один выпуск новостей. Если это не эффектная немка, конечно же.

Синдзи не услышал шагов позади себя. Убедившись, что больше не плачет, он хотел идти домой, поджав хвост, когда поверх его правой ладони легли длинные тонкие пальцы. Попытался отдернуть руку, но пальцы сжались, не сильно, но не позволяя ему уйти. Медленно повернувшись, Синдзи ожидал, что увидит ту же довольную ухмылку, что она пришла добить его, прежде чем развлекаться с новыми друзьями, но Аска тоже смотрела на город, ее лицо оставалось таким же бледным, как на вершине колеса, а губы сжаты в тонкую линию. Он не пытался вырваться – благодаря тренировкам напарница была сильнее его, не смотря на обманчивую нежность и даже хрупкость рук, и он это знал. Открыл рот, чтобы попросить отпустить его, но она заговорила первой, все еще глядя на Токио-3.

– Терпеть не могу этот город. В Берлине я только и ждала момента, когда же меня переведут сюда, сделают настоящим пилотом, дадут в руки оружие, позволят показать себя. Но на самом деле я им не нужна, им нужна лишь кукла, красивая кукла, спасающая их жизни и лучезарно улыбающаяся каждый раз, когда с ней заговорят. Даже для Кадзи я всего лишь назойливая и слишком привередливая девчонка, я не настолько слепа, чтобы не понимать этого.

Голос звучал так же тихо, как на колесе перед его выходкой, но совершенно иначе. Чем-то напоминал страх, и в то же время другой, еще более необычный для Аски. Похожий голос был у      Синдзи, когда он увидел отца над рогатым шлемом, и это одновременно напугало и удивило его.

– Выслушай меня, пожалуйста, – продолжила она, когда Синдзи попытался освободить руку, чуть сильнее сжав его пальцы. – Там, на вершине, чертова кабинка раскачивалась так, словно готова развалиться в любой момент. И ты этим неожиданно воспользовался, это так не похоже на тебя. Я немного растерялась и не знала, что мне делать. Терпеть не могу моменты, когда ситуация выходит из-под контроля, когда не знаю, что мне делать, когда не могу ничего сделать. Я становлюсь совсем как ты. Но мне не следовало так поступать. Еще и те клоуны…

Она впервые посмотрела в его глаза, на бледных щеках появился едва заметный румянец, а губы сложились в тень улыбки.

– До сих пор не могу поверить, что ты решился.

Аска отпустила его руку, и мальчик тут же сделал шаг назад, пытаясь осмыслить услышанное. Он все еще чувствовал на щеках влажные следы слез, слышал смех окружающих, а перед глазами стояла ее насмешливая ухмылка. Она словно прочла его мысли.

– Если хочешь, чтобы я извинилась, скажи, так будет лучше. И пойдем домой, может нам удастся забыть о произошедшем, и хоть немного отдохнуть перед вечерними синхротестами.

Синдзи хотел сказать, что не сможет, не захочет забыть, как кабинка замерла на вершине колеса, но язык не слушался. Самодовольная ухмылка принадлежала совсем другому человеку, возможно, живущему в одном теле с ней, как трус и неумеха Синдзи уживается с пилотом, раз за разом побеждающим Ангелов и решившимся поцеловать свою напарницу, самую красивую девочку в школе. Аска же, настоящая, та самая, что улыбалась ему в жерле вулкана, стояла рядом. Хотя глаза и открыты, она выглядела точь-в-точь как маленькая девочка, зовущая маму во сне. Синдзи медленно поднял руку и прикоснулся пальцами к ее щеке, осторожно прочертил незаметную линию до подбородка. Аска прошептала что-то на немецком, взяла его руку в свою и поднесла к губам. Мальчику показалось, будто от кончиков пальцев по всей руке пронесся разряд тока, когда она поцеловала его руку, от плеча к сердцу и только там угас.

– Тогда задержимся тут еще немного, мы ведь и половины аттракционов не обошли еще. Но сперва купим еще мороженого.

Синдзи даже не пытался ответить, словно этим самым разрушил бы сон и проснулся бы в своей тесной комнатенке. Забыв о едва высохших слезах, он поспешил вслед за Аской – его руку она так и не отпустила.