КОЛОННА-ИКАРИА

Синзий Икарий Симон поднимался по винтовой лестнице, что подобно норе моллюска-камнеточца пронизывала Гендову колонну от основания до самой вершины. Хотя он шел уже довольно долго и, несомненно, начал уставать, голова мага оставалась высоко поднятой, а осанка горделиво-прямой.

Сквозь небольшие оконца на лестницу пробивался мягкий свет. Триумфальная колонна была возведена из белого мрамора и слоновой кости пять лет назад, в честь величия и побед императора Гендо Икария Рокубунга. Ее диаметр составлял девять локтей, высота – восемьдесят четыре локтя. Узкая винтовая лестница в центре, по которой поднимался Синзий, вилась бесконечной спиралью мраморных ступеней. На них ни в коем случае нельзя было поскользнуться, потому что несчастный, с которым бы такое случилось, падал бы до самого низа, ломая все кости о сотню ступенек. Но Симону не впервой было ходить по краю бездны, всматриваясь в нее в поисках ответного взгляда. Да и Тайное Имя, которое он на всякий случай продолжал шептать про себя, позволяло не бояться падения.

Параллельно винтовой лестнице по внешней поверхности колонны шли спиральные барельефы, изображающие великие свершения принцепса. На внутренней поверхности были горельефы, которые представляли собой уменьшенную, но достаточно точную копию наружных барельефов. Маг изредка оглядывался на эти композиции и ухмылялся, замечая знакомые сюжеты. Вот легионы Гендо обращают в бегство орду диких северных варваров. На следующем фрагменте вождь этих варваров, окруженный в своем шатре, бросается на меч. А вот трииры, предводительствуемые принцепсом, идут в поход против варваров другого рода – темнокожих обитателей Южного Берега.

Гендо Рокубунг не имел никакого отношения к патрициям из древнего рода Икариев. Происхождение его осталось загадкой. Не был он и гением-солдатом, выслужившимся от рядового бойца до великого стратига. Даже звание искусного политика едва ли можно было дать этому человеку. Никто толком не понимал, как ему удалось достичь таких высот. Поговаривали, что Рокубунг заключил сделку с богиней удачи. Поговаривали, что предыдущий император Лаврентий на старости лет полюбил его всей душой и потому усыновил. Поговаривали, наконец, будто великий философ и политик Кассий Фуцука хотел сделать его орудием для претворения в жизнь своих замечательных идей. Молодому магу не хотелось верить в это, ведь тогда получалось, что во всех бедах империи, произошедших от воцарения Гендо, виноват его любимый наставник. Однако вместе с тем Синзий понимал, что такая версия выглядит наиболее убедительной. Пожалуй, тогда Фуцука должен был бы жестоко раскаиваться в своей ошибке, которая и его самого в итоге привела к гибели.

На третьем году правления император Гендо, доведенный до отчаяния насмешками придворных, женился на Юлии Икарии и смог таким образом поставить перед своим плебейским когноменом благородный номен. Три года спустя в этом браке родился сын-наследник Синзий Икарий, который теперь поднимался вверх по винтовой лестнице, охваченный ненавистью к отцу и горячим желанием доказать свое царское достоинство.

Об отношениях Гендо и Юлии говорили разное. Одни, - что этот извращенный сладострастник, прелюбодействовавший с мужчинами и женщинами, не исключая собственных сестер, к законной жене не испытывал ничего, кроме отвращения. Другие, - что Юлия, пренебрежительно относившаяся к мужу, была единственным человеком, которого Гендо по-настоящему любил, и все зверства свои он начал после ее казни, а до этого был разумным правителем. Как бы то ни было, спустя три года после рождения сына Гендо обвинил жену в бесплодии. Это обвинение разбивалось об очевидный факт: царский сын Синзий бегал тут же по дворцу. Тогда Икарий вынудил сенат принять специальный закон, в соответствии с которым у Юлии никогда не было детей. Реально существовавшего Синзия взял на воспитание Фуцука, Юлию сослали в отдаленный город на юге.

Но и на том принцепс не остановился. Видя, что народ жалеет опальную императрицу, он приказал казнить ее, за прелюбодеяние. Фуцука в тот вечер напился неразбавленного вина и кричал, что, де, половые органы Юлии были чище, чем рот Гендо. К счастью, никто, кроме малолетнего Синзия, этого не видел и не слышал.

Верно, император все же любил свою царицу, ибо он приказал забальзамировать ее тело в медовой бочке и часто, спустившись в сокровищницу, часами рассматривал ее прекрасный лик. Неизъяснимую печаль выражал в это время его взгляд.

Сохранилось описание способа бальзамирования, примененного к Икарии. В нем о медовой бочке не говорится ни снова, а сказано, что на темени у покойной была незаметно закреплена воронка, в которую служители время от времени доливали бальзамирующий елей. Это елей через воронку растекался внутри головы прекрасной Юлии от темени к бровям. Благодаря своим свойствам елей сберегал ее красоту в первозданности. Потом эта жидкость, проходя через гортань и горловые жилы, поступала к ее груди, оттуда, по мышцам и костям, шла к голеням и, не прерывая течения своего, спускалась к стопам, где находился другой сосуд. И так жидкость эта, растекаясь по обеим сторонам тела, обильно насыщала его и сохраняла, потому казалось оно преисполненным жизни. Жидкость же, стекавшая в нижний сосуд была черна и зловонна, но служители старались менять сосуд перед приходом Гендо.

Существуют также насмешливые стишки, согласно которым Икарий на протяжении многих лет продолжал совокупляться с мумией Юлии, отчего его детородный член расслоился, и с него слезла кожа. Верить им или нет – личное дело каждого, но очевидно, что такого жестокого и беззаконного тирана, как Рокубунг, империя не знала очень давно. Поистине трудно подобрать слова, чтобы описать все его безумные злодейства, и, хотя необходимость этого очевидна, оставлю сие. Не буду подробно описывать, как он предписал всем солдатам своей армии собирать крысиные хвосты во имя своего величия (недовольство армии в итоге и стало причиной его гибели). Как он обьявил – и сенат тут же принял соответствующее постановление, - что любая женщина империи, разделив ложе с ним, превращалась в девственницу, любой мужчина – в женщину, а иноземец – в гражданина. Как он казнил сенатора Кассия Россия за изобретенный им оптимальный метод разрезания арбуза. И о многих других многоразличных его свершениях, погрузивших империю в бездну ужаса и упадка, я умолчу.

До сего дня философы ломают головы над тем, как мог император Рокубунг оказаться таким безумцем. Часто бывает, что безумный царевич вырастает при дворе и, наследуя трон, становится безумным царем. Это означает, что благой механизм монархического государства извратился, вылившись в порочную тиранию, ведь смысл монархии в том, чтобы с самого детства готовить правителя к исполнению его тяжких обязанностей. Бывает, что политик в борьбе за власть теряет всякий человеческий облик, забывает об истинной цели своей деятельности и к моменту обретения желаемой должности превращается в безумца. Это значит, что благой механизм политического государства извратился, вылившись в порочную демократию. Наконец, благой механизм государства аристократического тоже может извратиться, и тогда появляется олигархия. Правление Гендо не подходит ни под одно из описанных построений. Я не знаю, какое суждение следует высказать по этому поводу, потому продолжу рассказ.

Синзию не было особого дела до конкретных воплощений безумия своего отца. Его юношеские годы прошли вдали от столицы, и единственными отражениями катастрофического правления там были умножавшиеся с каждым годом поборы и вечное ворчание легионов. Но в то же время строились новые храмы, осваивались целинные земли, а в узком перешейке между двумя морями был пробит канал длиною шесть миллионов, значительно упростивший путешествия.

Коснувшись носком края мраморной глыбы, Икарий оступился и чуть не упал. Мгновенно произнесенное Тайное Имя удержало его тело в воздухе и мягко поставило обратно на лестницу.

«Значит, еще могу» - обрадовался Симон. Он отряхнул пыли с белоснежного плаща и двинулся дальше.

Фуцука, занимавшийся воспитанием несуществующего царевича, в своем учении пытался объединить два противоборствующих лагеря: стоиков, преклонявшихся перед высшим смыслом и красотой геометрических форм, почитавших демиурга, создавшего мир, и пантократора, удерживающего мир от разрушения, - с атомистами, призывавшими прожить жизнь тихо и незаметно, не боясь всепожирающей смерти. Он говорил, что человеческое знание, беспредельно расширяясь, будет увеличивать мировое пространство, но царский сын не обязан терзаться подобными вопросами. Когда Синзию исполнилось четырнадцать лет, Рокубунг, до той поры стыдливо не обращавший внимания на старого учителя, велел Фуцуке покинуть мир живых. Поводом было «противоестественное утверждение о существовании никогда не существовавшего в реальности царского сына Икария Синзия, которое оскорбляет величество и ведет к смущению народа». Узнав о приговоре, философ велел отроку немедленно уходить на восток, снабдив золотым талантом, а сам заперся в личной терме (у Фуцуки было имение с огромным садом и десятком построек; его обслуживало с полсотни рабов) и начал вдыхать пары соммы. Это летучее вещество его научили получать жрецы Аммона, смешивая болотный газ с кипящей мочой в присутствии платинового порошка. Фуцука утверждал, что сомма – простейшая из образующих жизнь атомарных конструкций. Все живое произошло из соммы, и если человек волен выбирать, как окончить свое существование, наилучшим решением будет принять смерть от нее же. Сомма сначала разлагает тонкую и сложную атомарную структуру, составляющую душу и разум человека – то есть его сознание. Затем она уничтожает способность каждой доли человеческого организма поглощать вдыхаемый воздух и таким образом убивает тело. Прав он был или нет, но стража, отворившая терму спустя полчаса, нашла философа уже мертвым.

Синзий, повинуясь наказу опекуна, убежал на восток, в глухую приморскую провинцию. Тамошним наместникам, сплошь ворам и мздоимцам, не было дела до столичных интриг, а легионы и коренное население погрязли в своих собственных интригах. Друг Фуцуки (Синзий испытывал к нему огромную благодарность, но теперь не мог вспомнить имени) познакомил беглого наследника с местными мистиками, и вскоре тот влился в одну из многочисленных общин искателей глубинного смысла. Там он получил имя Симон, покрасил волосы в индиго и надел синий плащ мага, сотканный из виссона и нефильей паутины.

Главарем общины был некий Камилл, человек огромного роста и немалой физической силы, обладатель мощного голоса. На собраниях он подобно имперскому полководцу выкрикивал воодушевляющие речи. Симон относился к этим выступлениям скептически, но вида не подавал: слушателей они доводили до полного исступления эмоций, женщины впадали во влажный экстаз.

Здесь следует рассказать о мистиках подробнее. Учения, ходившие в той провинции, были разнообразны и многоразличны. Почти все они сходились на том, что мир наш есть конечный эйон, образовавшийся вследствие растекания плеромы через промежуточные эйоны. Никто толком не мог объяснить, ни что такое плерома, ни что такое эйон, но всем очень нравились эти слова. Вернее всего будет сказать, что люди гордились непонятностью категорий, которыми оперировали. В числе создателей мира – промежуточных эйонов - назывались София, Христос, Церковь, Демиург. Что это такое, опять же никто объяснить не мог. Симон знал, что такое Демиург, знал, что «София» значит мудрость, а «Христос» - спаситель, но это ему не помогало. Вроде бы получалось, что София, захотев странного, устремилась в пустоту, окружавшую идеальную плерому, и тем разрушила ее целостность. Плерома, начала вытекать вовне, неимоверно увеличивая Вселенную, и чтобы как-то упорядочить процесс, были созданы промежуточные эйоны и в итоге – наш подлунный мир. Тонкостей взаимоотношения промежуточных эйонов Симон так и не понял, но понял главную установку Камилла – мир есть ошибка, его сложность чрезмерна и он должен быть упрощен обратно до идеальной плеромы путем бесконечного слияния. Что такое бесконечное слияние, каждый понимал по-своему, но все вместе верили, что это очень-очень приятно.

Когда-то давно Камилл совершенно случайно – он всегда подчеркивал это, говоря, что случайность есть синоним Пантократора, - нашел на берегу Мертвого Моря свиток, содержащий Тайное Имя. Имя дает власть над пространством тому, кто крепко держит его в своей памяти. Свойство имени таково, что услышавший его в чужой речи не может запомнить правильного звучания, забывая тона в следующее же мгновение. Познать Тайное Имя можно, только прочитав его. Много раз произносил его Камилл во время своих выступлений, и все, чего он добился – запоминание отдельных звуковых гамм частью слушателей.

Вначале Синзий относился к происходящему без особого интереса. В общину он вступил, чтобы лишиться своего царского номена и обезопасить себя от преследований – власть предержащие воспринимали искателей глубинного смысла как нечто, не имеющее касательства к реальному миру. Что до теоретического содержания учения, то оно не очень воодушевляло юношу, воспитанного Фуцукой. Синзий предпочитал постижение граней поверхностного смысла поиску смысла глубинного, он считал мир прекрасным в своей сложной безграничности и не видел особого счастья во всеобщем слиянии. Однако практика – использование тайного имени для преобразования пространственных объектов – вскоре заинтересовала его. Симон запоминал намного больше гамм, чем остальные, и Камилл стал учить его персонально. Каждый день юноша запоминал новую гамму и спустя пару месяцев сумел сложить эти гаммы в такое сочетание звуков, которое Камилл не мог отличить от известного ему Имени. По мере такого обучения магические возможности Симона росли. Он научился глушить звуки вокруг себя и наоборот производить страшный рев, научился передвигать и поднимать в воздух небольшие объекты, не касаясь их рукой, научился левитировать, научился иссушать небольшие области пространства, убирая из них всю воду.

Но главное было не учение и не магия, а то, что он встретил Рею Аянию. Эта девушка обыкновенно сидела на краю площадки - места собраний – и молча взирала на мистиков, которые, казалось, отвыкли обращать на нее внимание. Хитро устроенные голубовато-белые одежды обнимали стройную фигуру Аянии. Бархатистая белая кожа вкупе с одеянием делает ее похожей на фарфоровую куклу. Ее волосы цветом подобны воде альпийских ручьев, они более светлые, чем индиго, – Синзий понял, что это не краска. Цвет ее глаз - пурпур, которым подписывают непреложные законы. Синзий понял, что на куклу она не похожа совсем.

Он расспрашивал о ней других магов. Никто точно не знал, откуда пришла Рея. Никто не был особенно ею заинтересован, но все рассказывали обрывки нелепых слухов. Что она была когда-то гетерой, что она древний демон Аяниэль, которого за какие-то прегрешения лишили суффикса и заключили в человеческом теле, что она обречена на бессмертие, возрождаясь даже в случае гибели, и что одним из ее воплощений была Елена Троянская. Магической силой Аяния превосходила всех в общине, возможно, даже Камилла, но почти никогда не пускала эту силу в ход.

Он заговорил с ней во время первой же встречи. Утверждения она оставляла без внимания, а на вопросы отвечала односложно, но взгляд пурпурных глаз преобразился оторопью, а затем в выражении лица появился ее собственный вопрос. Симон готов был отвечать на этот вопрос в меру своего красноречия, но девушка так и не задала его. Некое щемящее чувство охватило юношу, и он почему-то подумал, что долина магов – гиблое место. Это чувство часто приходило к нему и потом, когда он разговаривал с ней, уединившись в дальнем углу, и вдруг оглядывался на общину, слушавшую очередные проповеди Камилла.

Юный Икарий остановился перед завершением винтовой лестницы и прервал поток воспоминаний. Теперь он должен явить городу и миру искусство полета – одно из самых сложных и зрелищных следствий обладания Тайным Именем. Перед тем, как выйти наружу и явить себя взбудораженному народу, следовало отдышаться и привести свой внешний вид в порядок. Симону нравилось то состояние духа, в которое он сумел себя ввести. Вместе с приятной грустью его переполняло желание действовать, изменять текущее положение вещей.

Его уже не терзали мысли о временах, которые наступили после гибели Камилла, пытавшегося пронзить небеса. Тогда в общине произошел раскол, причем на Симона смотрели косо представители всех противоборствующих группировок. Однажды он в сердцах высказал мысль о том, что в устремлении Софии во внешнее пространство не было и нет ничего предосудительного, а произошедшее из этого устремления рождение подлунного мира вовсе не явилось величайшей трагедией космологии. После этого Симона изгнали из мистиков. Он хотел просить Рею уйти с ним, но оказалось, что она ни в коем случае не имеет права покидать общину. Тогда он хотел проклясть магов, которые удерживали Аянию без всякой для себя необходимости, но она сказала ему:

«Икарий… - и Симон обмер; он вроде бы не раскрывал ей своего истинного происхождения, - …в этот раз ты должен убить меня»

«Почему?»

«Надо как-то разрубить заколдованный круг. Тогда мы сможем вырваться наружу. Быть может, если ты сейчас вонзишь нож в мое сердце, у нас получится»

Синзий не понимал, что она имеет в виду. Но ее глаза, глаза цвета крови, льющейся в самое сердце, умоляли его ответить.

«Нет. Я не вижу в этом никакого пути. Да. Надо попытаться все изменить. Но не так. Живи. Пытайся что-то изменить. И я попробую. Да. Я изменю все»

Рея выглядела изумленной, хотя едва ли сама осознавала это.

«Хорошо… - она улыбнулась едва заметно, – я буду ждать»

Тогда он прижал ее к себе а затем отвернулся и пошел в столицу.

И вот Синзий Симон выходит на узкую площадку без перил, которая венчает икариеву колонну. Перед ним раскинут многолюдный форум, перед ним столица империи, полуторамиллионная Нара. Народ взрывается ликованием, видя юношу, решившего бросить вызов судьбе. Они надеются, что он прервет их беды, что он положит конец несчастьям последнего правления, что он даст им веру в будущее. Позади толпы, защищенный щитами преторианцев, восседает на императорском троне отец. Кажется, его лицо непроницаемо, но если у Синзия получится, то уже через несколько минут оно исказится смятением и страхом. Синзий бросает взгляд ниже и сердце его переполняется теплотой – примерно на половине высоты колонны рядом с ней парит в воздухе полупрозрачный образ Реи. Она смотрит на него с надеждой. Икарий замечает, что видит ее только правым глазом, а не левым, и она остается перед ним, даже если опустить веко. Синзий решает обойтись без речи, которую он собирался произнести перед полетом. Он решает доказать свое могущество не словом, но сразу действием.

Под одобрительные крики толпы Синзий Икарий Симон делает шаг за пределы колонны. Воздух расступается перед ним, и маг начинает падать. Он решает долететь до Реи и лишь далее сделать свой полет горизонтальным. Рея протягивает руки, но Симон пролетает сквозь них. Он поворачивает вниз и вдруг осознает, что забыл Тайное Имя. Выучить Имя очень трудно, а забыть легче легкого. Для этого необязательно утратить веру или чистоту помысла, это происходит само собой. Симон летит навстречу форуму, и толпа инстинктивно расступается перед ним.

Маг врезается в мраморные плиты, разбивая о них свое тело. Толпа притихла, она смотрит на изломанного юношу с болью и разочарованием; позади сурово ухмыляется Гендо.

Странным образом получилось так, что лицо Симона смотрит в небо. Он видит Рею Аянию, которая левитирует перед ним. Она ласково улыбается. Слезы текут из глаз умирающего.

«Я понял, ты и есть София, точнее, ты какая-то ее часть, дошедшая до нашего мира, ты частичка ее души, заключенная в человеке. Потому что тело Софии распято в пещере на границе между эйонами. Но эта частичка есть не только в тебе, она есть во мне и во всех людях. Люди - создания, кому-то кажущиеся неправильными в своих сложных желаниях. Скажи, почему у меня не получилось?»

«Откуда ты взял, что у тебя не получилось? Может быть, то, что произошло сейчас, и есть наша победа? Я не знаю. Познания и знание – не одно и то же. Первое невозможно, если существует второе»

«И это хорошо. Что теперь будет с нами?»

«Увидим»

9-16 июня 2013 года