Глава 12

Скорбь, сомнения, надежда

Такому дню больше подошло бы пасмурное небо, накрапывающий дождь и отсутствие ветра. Однако природе на глупые человеческие предпочтения было наплевать. Те ритуалы, которые люди считали важными, для нее ничего не значили. Весна после Второго Удара продолжала оставаться вечной, и в день похорон Широ ярко светило солнце.

Похоронная процессия была не очень большой, но почти все значительные лица из руководства NERV были в рядах облаченных в черные одежды. Несколько рослых охранников несли на плечах закрытый гроб с останками павшего в бою пилота Авеля.

Удар Апостола пришелся в самую середину капсулы, и от пилотского кресла, да и от самого Широ, мало что осталось. К счастью, никакого опознания не потребовалось, хватило и генетического теста. Никто из пилотов не видел, во что превратился наш боевой товарищ, а Мисато-сан и доктор Акаги на эту тему распространяться не желали.

Тактический Командир предприняла было попытку напиться в тот день, когда погиб пилот Авеля, однако одернула себя. Я встретил Мисато-сан на балконе, где стоял и смотрел на звезды, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что в квартире нас теперь будет только двое.

Она вышла с банкой пива в руке, заметила меня, но ничего не сказала. Просто подошла, оперлась на перила и долго смотрела вдаль, как будто надеясь, что из синевы ночного неба покажется целый и невредимый Широ.

 - Почему я не смогла его спасти? – вдруг спросила она.

Я повернулся было к ней, но остановился, не уверенный, обращалась ли Тактический Командир ко мне, или же это просто были мысли вслух.

 - Пора меня гнать с поста, – меланхолично продолжила Мисато-сан. – Я не смогла уберечь одного из пилотов.

Слушая ее, я вспоминал все сражения прошедшего витка. Мне очень хотелось сказать ей, что благодаря ее приказам мы много раз избежали смерти, гораздо больше раз, чем она думает. Но я не мог. Едва различимый «внутренний голос» шептал мне, что сейчас, раскрыв правду, я перечеркну слишком многое, лишусь множества возможностей. Мысленно я кивнул, соглашаясь с ним, однако в душу мне запала мысль о том, что правду о себе, возможно, когда-нибудь рассказать все же придется. Но не сейчас. И, может быть, не ей.

 - Поговори со мной, Акира-кун, – все еще не поворачиваясь ко мне, неожиданно попросила Мисато-сан. – Не нужно утешать, я все равно не смогу простить себя. Просто… поговори со мной.

Я подошел немного ближе, к самому барьеру, разделяющему наши балконы.

 - Я и в самом деле считаю, что вы не виноваты, Мисато-сан, – сказал я. – Вы совершенно напрасно себя корите.

 - Акира-кун, я же просила, – ее волосы скрывали от меня лицо, однако мне показалось, что она с грустью улыбнулась.

 - Невозможно предусмотреть все.

 - Это моя работа, черт побери, – даже эти слова были произнесены безо всякого задора. – Я должна предусмотреть все. Но на этот раз у меня не получилось…

Мне было очень жаль ее. Сильная, отчаянная женщина… Гибель Широ, похоже, сильно ее подкосила. Я почти не сомневался, что она сумеет это пережить, начнет сражаться дальше, и сражаться с еще большей силой, чтобы день, подобный этому, никогда не настал. Однако сейчас меня переполняла жалость.

Когда-то… мне казалось, что очень давно, в другой жизни, я был спокоен и сосредоточен. Мои мысли и эмоции полностью подчинялись мне. Однако я встретил Табриса и Рей, и изменился. Стал… человечнее. Да, пожалуй, это наиболее правильное слово. Не знаю, смог ли бы я по-настоящему жалеть Тактического Командира, будучи тем Акирой, к которому в том, первом витке, пришел Кадзи Рёдзи…

 - Не буду утешать вас, – я покачал головой. – Буду просто верить.

 - Верить? – все тем же бесцветным голосом переспросила она – Во что?

 - В вас. В нашу победу над Апостолами. Во все, во что верил Широ.

Она медленно повернулась ко мне. Щеки Мисато-сан горели румянцем, но глаза, которые я ожидал увидеть потускневшими, сверкнули знакомой искоркой.

 - Вы же на передовой. Основной удар – всегда на вас. Именно вы… – она запнулась, но продолжила, – погибнете первыми, если что-то пойдет не так. Так почему… как же вы можете во все это верить?

 - Именно поэтому, Мисато-сан. Именно по всем этим причинам, которые вы назвали, мы и можем верить. Потому что без этой веры мы и в самом деле погибнем.

Тактический Командир хмыкнула и снова отвернулась, глядя на звезды.

 - Я пыталась напиться, но это больше не помогает. Знаешь, только сегодня, когда я пыталась утопить в выпивке свою боль от… от того что Широ-кун… погиб, я почувствовала, какой же мерзкий вкус у алкоголя.

Я молчал, понимая, что сейчас ей нужен не собеседник, а слушатель.

 - Это так мерзко, когда старые добрые методы перестают работать. Ты настолько привыкаешь полагаться на что-то, что когда это самое «что-то» исчезает, ты оказываешься совершенно беспомощной. Точно весь мир перевернулся и никогда уже не будет прежним.

Да уж, в этом я, как никто другой, мог понять Мисато-сан.

 - Поэтому я не стала напиваться, Акира-кун. Это было бы очередной слабостью и попыткой вернуть утраченное. А в моей жизни было достаточно и того, и другого.

С минуту Тактический Командир смотрела на небо, но потом заговорила вновь:

 - Вы не такие, как пилоты Евангелионов. Те были детьми, а вы – уже нет. Синдзи был готов делать то, что прикажут, но все же ненавидел сражения и боялся их. Аска видела в войне с Ангелами лишь возможность показать всем свой талант, она все воспринимала как игру. Рей выполняла приказы, и до души этой девочки достучаться не удавалось никому. А вы… вы сознаете свою ответственность. Вы взрослее, и это отчасти правильно. Дети не должны пилотировать огромных боевых роботов… впрочем, подросткам это тоже ни к чему. Но увы, ни один псевдопилот не сможет делать то, что делаете вы. Наверное, все дело в том, что каждый из вас – человек, а не машина. У каждого из вас есть сердце.

Мысленно я усмехнулся. Да, сердце у меня было, вот только его наличие не делало меня человеком. Кроме того, слова Мисато-сан вдруг напомнили мне мои последние минуты в прошлом витке, когда я лежал в пилотском кресле Каина, и чувствовал, как жизнь покидает мое тело. А потом мое сердце остановилось, и едва успел сказать тем, кого любил, несколько прощальных слов…

 - Мне очень жаль, что Широ погиб – произнес я, склоняя голову – Однако его смерть не сумеет поколебать нашей решимости. Думаю, я возьму на себя смелость сказать от лица всех пилотов, что мы все еще верим в победу. И в вас тоже, Кацураги Мисато-сан.

Повернувшись, я ушел с балкона, чувствуя, как Тактический Командир смотрит мне вслед.

Могила все же оказалась не такой, какую я себе представлял по рассказам Табриса о прошлом витке. Надгробие было достаточно большим, а надпись не просто фамилией,  именем и датами рождениями и смерти. Серый гранитный прямоугольник сообщал, что здесь лежит «Сакурадзака Широ, пилот Сына Евы Авеля, с честью погибший в сражении». Дальше шли даты. Могилу покрывали свежие цветы и венки, возложенные и сотрудниками NERV, и учениками нашего класса.

Хитоми снова заплакала, и стоящий ближе всех к ней Каору осторожно привлек к себе девушку. Она зарылась лицом в его грудь, и плечи девушки тряслись от рыданий. Табрис посмотрел на меня, и я едва заметно кивнул, благодаря его за поддержку нашей напарницы.

Она была ближе всех к Широ, и наиболее тяжело переживала его гибель. Словно сама Смерть взглянула ей в лицо, заставив осознать, что и она может погибнуть так же, как пилот Авеля, и ее понесут в закрытом гробу, чтобы предать земле, как очередного героя войны. Героя, признанного таковым посмертно.

Потом было несколько коротких речей. Пару раз я бросал взгляды на Рей, казавшуюся в своем черном платье еще бледнее. Пилот Нулевого Сына была так же невозмутима, как и раньше, несмотря на траурное мероприятие и то, что после церемонии похорон ей нужно было окончательно переехать на новое место жительства.

В ходе сражения с Апостолом дом, в котором жила Аянами, был сильно поврежден, и Мисато-сан решила, что она должна переехать в тот, где жили все мы. Теперь Рей должна была жить вместе с Хитоми, и я не был уверен, что это была удачная идея. В эти дни пилоту Сифа как никогда нужна была поддержка, а холодная и отстраненная Аянами вряд ли смогла бы ее ободрить.

Наконец все речи были произнесены, и люди понемногу стали расходиться с кладбища. Довольно скоро я остался в одиночестве перед могилой Широ. Вокруг не было ни души, последние из участников церемонии удалялись по аллее в сторону ворот кладбища.

Я стоял, глядя на вырезанные в камне иероглифы, и не мог разобраться в себе. Чувствовал ли я себя виноватым в его гибели? Отчасти да. Каин был слишком сильно поврежден во время предыдущего боя, и мне не удалось принять участия в сражении с этим Апостолом. Кто знает, быть может, в этом случае все было бы по-другому?

Пусть в том витке Широ превратился в безумца, который в итоге предоставил Лоренцу возможность развернуться во всей своей силе, я не испытывал к нему ненависти. Теперь, впрочем, главный Апостол лишен возможности захватить разум и тело пилота Авеля. Однако мысль об этом не добавляла мне радости.

В какой-то мере я отвечал за него. Когда принял предложение Грина и попал в этот виток, я знал о том, что ожидает нас. Я предпочел роль закулисного правителя, серого кардинала… и вот чем это закончилось. Как бы то ни было, я не хотел смерти Широ. Однако все же оказался ее косвенным виновником.

История не терпит сослагательных наклонений. Бесполезно задаваться вопросами из серии «а что было бы, если бы». Это уже ничего не изменит, а может лишь усилить груз вины, зачастую и без того достаточно тяжелый.

 - Прости, Широ, – прошептал я. – Я хотел спасти всех вас… но тебя не смог. Если ты слышишь, прости меня за это…

Из памяти на меня вдруг нахлынула картина прошлого: туман, кованая ограда, фигура в плаще и белой маске. И негромкий голос: «Это вход в Тенебру, Город Мертвых... Тенебра – это самое спокойное место, которое только можно себе представить…». Не знаю, существуют ли Ад, Рай или вечное колесо перерождений, но Тенебра, без сомнения, существовала. И Широ теперь там, в этом самом спокойном месте. Сражения для него закончились.

 - Надеюсь, тебе хорошо там, Широ. Прости меня… и прощай.

Бросив последний взгляд на могилу коллеги-пилота, я направился к выходу с кладбища.

Я и Табрис сидели в кафе, которое давно уже привыкли считать «нашим»: именно здесь я увидел карту Таро, направившую меня к Токийской башне, и здесь же мы впервые вели «диалог» на листах блокнота. Мы пришли сюда сразу после похорон, как только Мисато-сан довезла нас до дома. Хитоми попросила ненадолго оставить ее одну, и Тактический Командир уехала вместе с Рей, чтобы завершить последние приготовления к переезду пилота Нулевого Сына в наш дом. Не сговариваясь, мы заказали по чашке кофе, и вновь принялись строчить на листах бумаги, передавая друг другу карандаш.

«Надеюсь, ты не винишь себя в случившемся?» – во взгляде Каору я заметил тревогу.

Мне оставалось лишь грустно улыбнуться, покачать головой и написать ответ.

«Немного. Все же я знал, что нас ждет. Быть может, если бы мы лучше готовились, если бы я сумел сделать из них более сплоченную команду, если бы Каин не пострадал в предыдущем сражении…»

«Слишком много «если бы», Акира. Я удивлен, потому что редко вижу тебя терзающимся сомнениями.»

«Это трудно объяснить. Просто иногда у меня такое чувство, что от моей прежней уверенности мало что остается.»

«Ты просто устал, Акира. На тебя так много свалилось в последнее время, что это неудивительно.»

«Может, ты и прав. Знаешь, иногда мне кажется, что я не отдыхал с того самого момента, когда оставил за спиной Изначальный и шагнул в ту дверь на пляже. Я постоянно ожидаю чего-то… сам не знаю чего. Это давит, Табрис. Это не усталость, а своего рода дамоклов меч. Стоит мне ошибиться – и наказание последует незамедлительно. Оно уже последовало.»

«Твоей ошибки в этом не было. Ты вообще не участвовал в сражении.»

«Вот именно в этом и заключалась ошибка.»

Прочитав написанное, Табрис поднял на меня глаза. В его взгляде я прочел отчаянное желание послать секретность к черту и высказать мне все прямо в лицо. Это было так необычно для моего выдержанного друга, что я слегка растерялся. А Каору, схватив карандаш, принялся быстро писать.

«Хватит постоянно взваливать ответственность на себя. Прости, что пишу такое, но ты не божество, ты всего лишь получивший второй шанс. Невозможно уследить за всем. Нельзя спасти каждого. Ты здесь для того, чтобы выжить самому и счастливо жить с Рей. Вот и стремись к этой цели, отбросив сомнения. Да, мне тоже немного жаль Широ-куна, но в конце концов, он всего лишь пилот, всего лишь один из инструментов для достижения твоей цели!»

Читая все это, я горько улыбался. А потом написал в ответ всего лишь два предложения.

«Возможно, раньше я смог бы. Но не теперь.»

Он долго переводил взгляд с иероглифов на меня, точно не мог поверить, что написал это именно я.

«Что же изменилось теперь?»

«Я сам, Табрис. Ты и Рей изменили меня. И знаешь, кажется, я понял, почему именно все происходящее так давит на меня. Это страх. Я боюсь, пусть и неосознанно, каждый день боюсь, что что-то пойдет не так. Что ты погибнешь. Что я потеряю Рей, так и не успев ей ничего объяснить. Боюсь, что и этот шанс окончится провалом, и меня вновь разлучат с вами. Я… я боюсь потерять вас.»

Прочитав, он на несколько секунд застыл, а потом вдруг накрыл мою руку своей. Это было так неожиданно, что я вздрогнул. Но прохладная ладонь Табриса, казалось, источала ободрение.

 - Все хорошо, Акира, – произнес он вслух. – Я всегда буду рядом с тобой.

И только тогда, глядя в его алые глаза, я смог улыбнуться безо всякой грусти.

Вечером того же дня в квартиру Хитоми въехала Рей. Вещей у потерявшей дом девушки практически не было, и в немногочисленных пакетах была лишь одежда, которую ей купила Мисато-сан. Наверное, в иной ситуации Тактический Командир обязательно устроила бы вечеринку в честь появления нового жильца. Однако после гибели Широ Мисато-сан выглядела так, будто желание веселиться у нее совершенно пропало, и никогда уже не вернется.

Знать, что Рей так близко, было странно. В прошлом витке мы долгое время пересекались лишь в школе да на тренировках по пилотированию (в бою, естественно, тоже), и нередко мне даже не удавалось поговорить с ней. А теперь девушка, которую я люблю, будет жить рядом. Поскольку Табрис жил в одной квартире со мной, вроде бы можно было только радоваться: оба самых дорогих мне человека теперь совсем близко. Однако радости не было.

В тот вечер, зайдя в квартиру, я рухнул в кресло и невидящим взглядом уставился в стену. Да, Рей за ней, за этой стеной… но продолжает оставаться такой далекой. До сих пор я так и не смог разобраться в своих чувствах. Люблю ли я Аянами Рей, или же я люблю ту самую Аянами Рей из прошлого витка? Принимая предложение Грина, я не подозревал, что мне придется терзаться подобным вопросом. Однако проходил день за днем, а я так и не мог решить.

Я любил Рей. Но все же она была немного другой, чем та, что плакала на моей груди, когда я умирал. И дело даже не в том, что Рей из прошлого витка я признался в своих чувствах, а эта о них даже не подозревала. Пусть я и недолго был со своей любимой, я успел заметить некоторые детали, и теперь выявлял все больше «несоответствий».

Эта Рей немного иначе смотрела, чуть по-другому двигалась. Интонации голоса были слегка измененными. Бездонные глаза не вспыхивали искорками. Все это было для меня подобно клетке, в которой я бился, не имея никакой возможности выбраться. Порой мне казалось, что я сойду с ума, если не решу для себя все окончательно, если не скажу сам себе то, что должен сказать, если не выберу. Однако не мог. Ни решить, ни сказать, ни выбрать.

Табрис, заметив мое состояние, остановился в нерешительности около кресла, но ничего не говорил. Он просто смотрел, и мне казалось, что его глаза, такие же алые, как у Аянами, видят меня насквозь. Видят ту колючую проволоку страданий, опутавшую мою душу, видят клетку, в которой бьется мое почти обезумевшее сердце. Каору шагнул ко мне и мягким, успокаивающим жестом положил руку мне на плечо. Я с благодарностью кивнул ему. Так же, как и в кафе, он как будто через лежащую на моем плече ладонь пытался ободрить, поддержать меня. И я подумал, что если бы не Табрис, если бы не мой старый друг, помнящий прошлый виток, я бы здесь не выдержал.

Откинув голову на спинку кресла, я закрыл глаза и просидел так с минуту, чувствуя, как душа наполняется прохладой рассудительности.

 - Думаю, нам нужно зайти к ним, Акира, – сказал вдруг Каору.

Я открыл глаза и с удивлением посмотрел на него.

 - В самом деле?

 - Да, – кивнул он. – Хитоми-сан нелегко после гибели Широ-куна. И раз уж Аянами-сан будет нашей соседкой, то нужно продолжать попытки подружиться с ней. Вспомни, ведь того же самого хотел и Широ-кун. Чтобы все мы были не просто командой пилотов, но еще и друзьями.

 - Я помню, – медленно кивнул я. – Этого мне никогда не забыть. И если у нас не получится, то значит, мы подведем Широ.

 - Мне бы этого не хотелось.

 - И мне. Ты прав, Каору. Пойдем к ним.

Хитоми выглядела подавленной и немного испуганной. Все же до этого момента попытки наладить дружбу с Рей практически ни к чему не привели, и девушка никак не предполагала, что однажды пилот Нулевого Сына будет жить вместе с ней. Однако я попытался ободряюще улыбнуться Хитоми, а Каору с видом заговорщика кивнул. Вроде бы это помогло.

Мы сели у низкого стеклянного столика, расположившись в креслах. Хитоми с тревогой переводила взгляд с одного участника «собрания» на другого, Каору выглядел совершенно безмятежно, по облику Рей, как всегда, было неясно, о чем она думает.

- Без сомнения, смерть Широ-куна – это трагедия, – заговорил Табрис. – Однако мы не должны позволить этой трагедии сломить нас. Все мы, – здесь он бросил быстрый взгляд на Рей, – хотели быть не просто спаянной командой, но и друзьями. Уверен, Широ-кун верил в это до самой смерти. И если сейчас мы сломаемся, если наша компания друзей развалится, то значит, мы оскорбим его память.

После небольшого молчания Табрису, к моему удивлению, ответила Хитоми.

 - Я понимаю, что ты хочешь сказать, Каору-кун. Но сейчас… сейчас это так непросто. Широ погиб в бою, и кто знает, что может произойти с нами в следующем сражении…

Она замолчала, не договорив, и я вступил в разговор:

 - Хитоми, мы ведь знали, на что шли. Мы не отказались, когда Синдзи-сан предложил нам такую возможность. Широ тоже знал, и тоже не отказался. Мы сражаемся не только за себя. Если мы проиграем, то проиграет и все человечество. И если уж мы избрали эту дорогу, по ней нужно идти до конца.

Она кивнула.

 - Все это так, Акира… Но мне страшно. Я в первый раз ощутила, как близко смерть подступает к каждому из нас, когда мы сражаемся с очередным Апостолом.

 - Значит, мы будем тренироваться еще усерднее, чтобы никогда никто из нас больше не погиб, – Табрис произнес ту самую фразу, которую хотел произнести я. – Станем еще более спаянной командой. Будем брать пример с Аянами-сан, – он неожиданно посмотрел на Рей. – Она ничего не боится.

Хитоми, едва слышно всхлипнув, тоже посмотрела на пилота Нулевого Сына. Ее лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, однако взгляд алых глаз вдруг задержался на мне.

 - Аянами-сан, – я с трудом подбирал слова, однако знал, что должен что-то сказать. – Без тебя мы не справимся. Прошу, будь всем нам другом. Сейчас это важно, как никогда.

Ответом мне был взгляд, в котором ничего нельзя было прочесть.

 - Если мне прикажут, я буду.

 - Что ж, тогда я непременно попрошу Мисато-сан, чтобы она тебе это приказала, – я попытался улыбнуться, но улыбка вышла неживой.

Я почувствовал, что не могу больше находиться в этой комнате. Не знаю, что это на меня «накатило», но мне было почти физически больно смотреть на Аянами. Как будто рядом с ней появился призрак Рей из прошлого витка, и улыбался мне. Табрис, видимо, как-то почувствовал мое состояние, поскольку поднялся с кресла и произнес:

 - Думаю, нам пора. Однако прошу, помните, что мы – ваши друзья. И если вам трудно или одиноко, мы всегда рядом и готовы поддержать вас.

Я тоже встал, и, подтверждая его слова, кивнул.

 - Спасибо, Каору-кун, – Хитоми в первый раз за нашу беседу улыбнулась. – И за то, что вы с Акирой пришли, и за готовность поддержать.

Мы покинули квартиру девушек, а я никак не мог отогнать от себя призрак любимой.  От осознания собственного бессилия хотелось уподобиться волку и выть на луну. Все, что мне сейчас оставалось, это рука Табриса, вновь легшая мне на плечо, и надежда на будущее.

Не так уж и много, по правде говоря. Но не так уж и мало.