9: Ливень

Запах теплой печеной картошки, перемешанный с ароматом осенних гор и дымком, пожелал Рей доброго утра. Этот опьяняющий коктейль приятно щекотал в носу девушки, и впервые за несколько дней она поднялась и почувствовала себя отдохнувшей. Вздрогнув от холода, она потянулась и передвинулась к остывающим углям костерка, который согревал ее всю ночь. Собственно, потому, что он прогорел, ей и стало холодно.

„Они уже ушли”, – с легкой досадой подумала Рей, беря в руки обмазанную сажей картофелину. Та была теплой, почти горячей и быстро согрела ладони.

- Спасибо за еду, – прошептали обветренные пересохшие губы.

Разломив картофелину на две части, она приступила к своему нехитрому завтраку. Без соли было не очень вкусно, но в сравнении с сухпайками – просто божественно, так что лакомство исчезло меньше чем за минуту, оставив после себя приятное послевкусие. Вытерев губы тыльной стороной ладони, Аянами лишь еще больше перемазалась сажей, но сказать ей об этом было некому.

„Интересно, куда они пошли? – спросила сама себя девушка, рассматривая утренние предгорья. – Надо будет найти и вернуть плащ”.

Увидев среди углей еще одну картофелину, Рей взяла ее в руки, но та оказалась слишком горячей.

-Ауч! – отдернув руки, воскликнула она.

Подув на обожженный слегка покрасневший палец, девушка покачала головой, осуждая свою небрежность и рассеянность. Рей взяла недогоревшую ветку, выудила картофелину на скалу и, присев на корточки перед ней, стала ждать.

Ждать пришлось недолго: пошел дождь – внезапный, сильный и противный. Спрятав картошку за пазуху, Рей поглубже закуталась в плащ и продолжила путь. „Я верну его потом”, – решила девушка, понимая, что следующая встреча с Сигеру и Хьюгой может состояться очень нескоро, а искать их при такой погоде, когда до нужной горы оставался один не самый сложный перевал, – глупо. Просто-напросто глупо. Хотя и очень хотелось.

***

Оказавшись в пещере, Рей глубоко вздохнула. Наконец ей удалось прорваться сквозь бесконечную стену дождя. Ливень неистово хлестал горы, словно пытался смыть с них странный пепел, сыпавшийся с неба всю ночь.

Несмотря на плащ, Аянами все равно промокла до нитки. Даже „Ружье” нездорово потрескивало и давало искажения в получаемом сигнале. Глаза невыносимо болели, и давно уже ломило в затылке.

„Плохо. Лучше выключить его”.

Осев на небольшой плоский камень, девушка положила на колени „Ружье” и вытащила из-за пазухи остывшую и слегка смятую черную картофелину, которую разломила на несколько частей.

„Не люблю я этого. Но лучше здесь, где никто не будет видеть и никто не потревожит”.

Закрыв глаза, она на ощупь набрала нужную комбинацию клавиш, после чего в мозгу вспыхнул вопрос:

„Вы уверены?”

- Да, – сказала она, подтвердив свои слова нажатием последней клавиши. „Ружье” в отличие от Евы почти не воспринимало устные команды своего хозяина.

Сознание тут же поплыло, а перед глазами встала сплошная чернота.

„Ненавижу я это”, – успела подумать девушка, прежде чем окончательно провалиться в беспамятство.

***

Маленькая девочка с синими волосами смотрела, как она сама бьется в припадке. Ей не было страшно или интересно – она просто молча наблюдала и ждала. Наконец припадок кончился, и седой старик проверил ее пульс. Покачав головой, он грустно посмотрел на девочку.

Девочка с синими волосами едва сдерживала себя. Хотелось кричать, орать, бежать. Но она стиснула зубы и старалась просто не думать об этом. Надо было пережить то, что происходило сейчас. Просто надо.

Вечность спустя все ушло, освободив место пустоте, но будто бы в награду она смогла открыть глаза и увидеть счастливое лицо старика, его слегка влажные глаза. Девочка лишь кивнула: „я смогла”, – после чего уснула.

Девочка с синими волосами сидела в расщелине между двумя валунами и тряслась от холода и страха, прижимая к себе винтовку непонятной конструкции, которая была в несколько раз больше ее самой. Все пространство вокруг наполнял рев двигателей, рокотом авиамоторов и пулеметов. Гулкие взрывы и дрожь земли не прекращались ни на минуту. Где-то внизу – повсюду в этом мире, везде, кроме уютной расщелины – творилось нечто страшное.

Этим утром взрослые разбудили ее на рассвете и сказали куда-то идти, дав „Ружье”, которое она едва могла держать на руках. Как только она смогла забраться на уровень первого перевала, все и началось: первым обрушилось грохочущее небо. Инстинктивно девочка забилась в расщелину, ища там укрытие и защиту.

Сколько продолжался бой – она не знала. Лишь чувствовала, что один враг сменился другим – более страшным, и с этим врагом бились уже все. А потом все стихло, и с неба посыпался пепел – белый пепел с отвратительным запахом. Пепел сменился снегом, и стало очень холодно, а она все не могла заставить себя выйти из убежища.

- Ну ты и жалкая, – сказала рыжеволосая девушка, появившись прямо перед ней. – „Ружье” тебе для того чтобы мышцы качать и мозги выжигать?

Девочка лишь всхлипнула, а рыжая задрала нос:

- Да что с тобой говорить? Йокай!

- Посмотри, какая прелесть, Сигеру, – с улыбкой на лице сказал мужчина, заглянув в расщелину.

- Милашка. У тебя просто нюх на миленьких девочек, Хьюго, – рассмеялся второй повстанец, подойдя к синеволоске, которая исподлобья смотрела на двоих мужчин и крепко прижимала к себе „Ружье”.

- Проголодалась, наверное, – хмыкнул Сигеру и протянул девочке еще теплую картофелину.

***

Рей открыла глаза и увидела перед собой одну плывущую пелену. Пелена была непроглядной, молочно-белой и сплошной. Иногда сверху вниз проскакивал серый „снег” помех.

„Ударило по глазам. Это плохо. Я не смогу идти. Надо ждать еще”.

Хоть пещера и была довольно теплой, но мокрая одежда неприятно холодила, да и есть уже хотелось. Ощупав пространство перед собой, Рей нашла раскрошенный заранее картофель и взяла маленький кусочек. Отправив его в рот, она едва смогла прожевать комок: во рту при всей влажности воздуха угнездилась настоящая пустыня. Так пришло еще одно желание: хотелось пить. Надо было всего-то подняться и сделать пару шагов, чтобы оказаться за пределами теплой пещеры, чтобы попасть в дождь, которым можно утолить жажду. Но ноги не слушались. Рей честно убеждала себя, что дождь все еще активный, и пробовать его на вкус пока не стоит. Получалось скверно, но все же получалось.

„Это пройдет. Еще часа через два. Или три”.

Надо было просто подождать, а ждать Аянами умела. Она просто сидела и слушала, как капли дождя выбивают безумный, но в тоже время осмысленный ритм. Это было как в бою: во всеобщем хаосе можно выделить закономерности и использовать их для своих целей.

Время шло. Дождь то утихал, то шел в наступление с новой силой, а правая рука отламывала от раскрошенного клубня кусочек за кусочком и отправляла их в рот. Холодные, сухие, но в тоже время сладковатые – они почему-то несказанно радовали Рей. Радовали, как Сигеру и Хьюга, шатающиеся по горам. Как Аска, растормошившая ее быструю, но размеренную жизнь. И как Юй, которая просто была добра к ней всегда. И как старик Фуюцки, который ждал ее.

- Кто там? – испуганно донеслось откуда-то из глубины пещеры.

Девушка через силу повернула голову, и тут же луч света больно ударил по глазам. Свет прорвал сплошную пелену, свет больно резал глаза, не давая зрению ничего, кроме боли.

- Аянами? Ты!?

Не различая образов, Рей не могла сказать, кто перед ней, да и голос она не узнала. Но поскольку сама была абсолютно беспомощна, то просто кивнула.

- Господи, слава богу, ты пришла, – протараторил женский голос. – Генерал весь извелся, после того, как мы не смогли наладить связь с двумя базами. Сколько пальцев видишь?

Все плыло перед глазами, а быстрая речь воспринималась просто отвратительно.

- Я… Пока не вижу, – ответила Рей заплетающимся языком.

- Господи, да на кого же ты похожа, – не унималась незнакомка, – вся чумазая, мокрая. Ты ведь так заболеешь.

„Заболею... Она из постоянных жителей лагеря, никогда не была ни в дозорах, ни в рейдах. Кто она?”

-Все в порядке. Мне нужна пара часов.

-Вот, пей.

Рей буквально запихнули в рот горлышко фляги, и там оказалась чистая вода, от которой она не решилась отказаться. С жадностью сделав пару глотков, девушка вздохнула с облегчением.

- Зачем ты разъединила связь с ружьем здесь? До нашего поста сто метров оставалось...

„Я не хотела, чтобы меня кто-то видел”.

-„Ружье” сбоит, – ответила она вслух. Голос вышел почти привычным: тихим и ровным, без пересохшего шипения.

- Подумай хоть раз о себе. Хотя, конечно, ты правильно поступила. Страшно представить, чтобы было бы с тобой, погибни „Ружье” в синхронизации.

„Капитан Сорью пережила гибель своей Евы. И случайную синхронизацию с „Ружьем” пережила. Интересно, я бы пережила такое?”

- Простите, а вы кто? – наконец спросила Рей, после того, как незнакомка стал вытирать платком ее лицо.

„Она навязчивая. Везет мне на таких”.

- Я Майя Ибуки. Наверное, ты меня не помнишь – тебе было лет пять, когда мы последний раз виделись. С тех пор я в твоем лагере больше не бывала. Но я тебе хорошо помню. Особенно в тот день, когда Шигеру и Хьюго привели тебя сюда…

Майя все говорила, рассказывала истории из прошлого, которые сама Рей почти уже забыла. Лишь изредка они всплывали в памяти, но все это было следствием тесного общения с „Ружьем”.

Закончив тараторить, Ибуки вернулась наконец к действительности:

- Сможешь идти?

- Думаю, да, – кивнула Рей.

Поднявшись с камня не без помощи женщины, Рей пару раз моргнула, пытаясь поймать фокус, но все плыло перед глазами.

- Держись за меня.

Майя взяла ее руку и положила ладонь себе на плечо.

- И давай „Ружье” мне.

Ибуки попыталась поднести руку к оружию Аянами, но та отдернула его и покачала головой.

- Не надо.

- Ну, как знаешь, – развела руками Майя, – тогда положи вторую руку мне на другое плечо и держись крепче: пещеры скользкие.

- Хорошо.

Камня вокруг становилось все больше, и вскоре Рей почувствовала, что по капюшону заморосила капель сталактитов. Эхо голосов терялось в невидимой каменной чаще.

- Может, уже расскажешь, что произошло?

- Ничего, – спокойно ответила Рей.

- Ты шутишь? – удивленно спросила Майя, и Рей ощутила, как дернулось ее плечо. – Мы не можем выяснить, что случилось с двумя лагерями. Не знаем, где Юй-сан, и уже перестали верить в то, что ты вернешься. И ты говоришь, что ничего не произошло?

- Все как обычно, Ибуки-сан. Как обычно. Мы просто потеряли их всех.

***

Аска зажмурилась от вспыхнувшего яркого света, и по ту сторону ослепительного сияния вздохнули.

- Привыкли к темноте, капитан Сорью?

В помещении было накурено, на сейфе в углу светились электронные часы, и Сорью точно знала, что для прихода Кадзи она просидела в затененном кабинете почти час. На улицах города сейчас царила глухая предутренняя тишина. За закаленным стеклом открывался вид на глубокий колодец, на самом дне которого пряталась пустая улица – но это все было за шторой, в воображении капитана. Сорью помнила, как ее вывели из автозака, как она шла к подъезду огромного небоскреба, как лифт дышал ей в затылок несвежим дыханием охраны, а в окошке счетчика давно уже мелькали двузначные числа.

И вот теперь вспышка лампы перечеркнула это все – белой слепотой, резью в глазах.

„Как в кино. Он знает, что я сравниваю это с кино, и все равно включает чертову лампу...”

В затененной части кабинета инспектор возился со стулом, шуршал бумагами и вел себя, судя по звукам, очень непосредственно и обыденно. Аска чувствовала его взгляд и изо всех сил старалась сидеть ровно.

- Что скажете по поводу условий своего, эм, размещения?

Девушка вспомнила свою тесную одиночную камеру и невыразительно пожала плечами: мол, все равно. Единственное неудобство состояло в том, что тюрьма находилась во временном военном городке, а на допросы ее таскали почти в самый центр столицы. Уже вторую ночь она сжималась внутри спецмашины, забивалась в угол и прислушивалась к тому, как немилосердная тряска по грунтовке становится все мягче, как разбитую окраинную дорогу сменяют мягкие и ухоженные покрытия улиц большого города. Аска думала о том, что очень боится боли – даже не так: она очень боится того, что это все будет напрасно. Что в каком-то тихом кабинете она будет загибаться от шока и унижения, и целью будет жалкая подпись, один кивок, одно согласие.

Капитан Сорью вжимала себя в угол, пустыми глазами изучала одинокую лампочку под потолком автозака и вспоминала то, чего боялась больше, чем пыток.

„Я по тебе скучаю”.

Она снова и снова переживала эту мысль, снова и снова пыталась понять, откуда взялось яркое наваждение. Аска думала о Еве, о не до конца понятной синхронизации, жалела, что в свое время так мало интересовалась занудными лекциями Акаги – да много о чем думала Сорью, пока тряска сменялась плавным скольжением, а темный колодец со стенами из небоскребов – ярким лифтом.

Еще Аска никогда не запоминала возвращения назад: из пустоты сразу возникал стук в окошко, который означал, что ей принесли в камеру поздний остывший завтрак.

- Сорью, вы меня вообще слушаете?

Девушка подняла голову и по кисловатому привкусу и сухости во рту поняла, что заснула – прямо так, как сидела, с открытыми глазами.

- Так точно.

- И не спать, – сказал яркий свет. – Иначе вам вколют кофеин.

Аска кивнула, сглатывая всухую. Эта ночь еще не закончилась.

- Так вот. Повторяю. Как вы познакомились с Икари-младшим?

Она поморгала. Это было дежа-вю: она уже десяток раз пересказывала эту историю: в любой момент нескончаемого допроса Кадзи снова и снова возвращался к теме знакомства.

- Вы уже слышали это.

- Сорью, не забывайтесь. Повторите еще раз.

Аска представила себе – снова – как входит в холодный ангар, глядя в спину человеку, который только что стал ее командиром. Снова была та пелена обиды, раздражения, а потом он повернулся к ней, услышав шаги, и капитан увидела улыбку.

„Злорадствует, гаденыш”, – думала Аска, быстрым шагом сокращая расстояние между ними.

„Он был просто рад меня видеть”, – думала Аска, глядя в слепящее марево настольной лампы.

Капитан вздрогнула, когда поняла, что Кадзи стоит перед ней, а свет ртутным ореолом окружает его силуэт.

- Вы отвратительны, Сорью. Даже не облажайся вы в „фоктрот-лима-71”, вы все равно были бы отвратительны. Знаете, почему?

Аска молчала. У нее были версии, одна хуже другой. Самомнение – его жалкие, но все равно сильные остатки – отчаянно протестовало, требовало держаться, предупреждало, что стоит сломаться на теме дурачка, и инспектор сапогами пройдется по всему остальному. Сорью тянула носом пропитанный пылью и табаком воздух и ждала.

Кадзи протянул руку назад, куда-то в свет, и извлек оттуда тлеющую сигарету.

- Вы могли получить непозволительно много, как для солдата NERV, капитан Сорью. Куда больше, чем пятнадцать минут еженощного барахтанья под одеялом. Он был искренне вам предан, а вы пошли на поводу у своего дерьмового характера.

Сорью почувствовала, что внутри что-то влажно хрустнуло, но все равно продолжала упрямо смотреть в черный силуэт, вырезанный в свечении. Куда-то, где должны быть злые прищуренные глаза.

- Да, одиночество победителя, одиночество лузера – это разные вещи. Да, капитан Икари был тряпкой и мямлей, но почему-то именно его вспоминают ваши сослуживцы. Он спас, кого смог. Слабак. Отвратительный пилот, издевка над словом „ас” и папенькин протеже.

Кадзи сел на стол и пальцами с зажатой в них сигаретой почесал висок.

- Подытожим. Вы даже терновый венок ему подарили, Сорью. И при этом бездарно просрали все, что могли, включая и единственного близкого человека.

- Чего вы хотите?

Аска замерла: голос был чужой и тоскливый. Это был хрип умирающей твари, которой только что отрезали дорогу к последнему водопою.

- Хм. Я хочу вам предложить новую жизнь. Забудьте о том, что с вами было. Дайте нужные показания, и больше не оглядывайтесь на это. Был Икари Синдзи – и нет его. Заровняйте саму память о нем. Это ведь он вам приказал проверить квадрат в отчужденных землях?

Голова сама пошла вниз, но Аска остановилась. „Нет, это что? Я кивнула?”

- Не пойдет, капитан Сорью, – чуть мягче сказал инспектор. – Так вы не избавитесь от прошлого. Вы должны поверить в то, что это действительно так. Не желаете ознакомиться?

Инспектор протянул ей сшитые листки и отошел в сторону, позволяя свету пролиться на страницы. Аска сощурилась и прочитала первую строчку: „Стенограмма показаний капитана Сорью Аски”.

- Могу помочь. Одно ваше слово, и вам принесут инъекцию спецраствора. И чтение, и усвоение пойдет легче. Очень многое станет легче, – сказал Кадзи, склоняясь к ее уху. Аска внутренне съежилась от выдоха инспектора. – В первую очередь, вы успокоитесь. И сами во все поверите.

„Так все просто, – думала Аска, принимаясь за чтение. – И так похоже на реальность, правда?” На бумаге была та жизнь, которую она так долго и сама принимала за реальность, потому что там было главное: во всем виноват Синдзи. Из-за него на учебных стрельбах клинило пушки, из-за его ободряющей улыбки она проиграла штабной чемпионат по легкой атлетике, из-за него им обоим не дали отпуск.

Такого человека нельзя любить. По такому уроду нельзя скучать.

Аска перевернула страницу, почти не видя текста: нечего ей там было читать. Эти строки словно писала она сама, ее вера в собственную непогрешимость, в собственное превосходство. Капитан улыбалась: она не понимала, зачем было так долго ее мучить, чтобы просто дать в руки мечту.

„Раз и навсегда вычеркнуть его. Ты что, не можешь поверить в такую простую вещь?”

Облизнув губы, она одолела еще одну страницу.

„Что он там говорил о «спецрастворе»?”

Перевернув еще один лист, девушка обнаружила пустую страницу и подняла голову.

- Это для ваших показаний о произошедшем в отчужденных территориях, – предупредительно сообщил Кадзи, все это время стоявший рядом с ней. – Я не стал импровизировать.

„Ты просто ушла в лес в беспамятстве и бродила все эти дни”.

Аска поморгала, пытаясь вспомнить, чьи это слова, а потом воспоминания пришли сразу – одним рывком. И йокай Рей, убившая ее Еву, и выматывающий переход, и странные часовые-наркоманы, и невидимая кувалда, и бой за лагерь.

„Тебе не место здесь”.

Да, думала Аска, не место. Я не умею терпеть, не умею сдаваться, а умею только двигаться вперед. Девушка смотрела на чистый лист бумаги и видела только внимательный взгляд страшноватых красных глаз. Чужой мир смотрел на нее с немым удивлением:

„Так ты сдаешься или идешь вперед?”

Грань размывалась: Аска не понимала, что происходит, где выход. Боль памяти – пусть и недолгая, всего лишь до расстрела, – или боль предательства? Ненадолго остаться собой, принять прошлое – или попытаться создать новую себя? Капитан чувствовала, что уплывает: воспоминания из Евы, алый взгляд, ядовитые слова инспектора Кадзи – это все рвало ее на куски, и уже принявшая решение Аска ушла на новый виток.

„Ты... Если хочешь – возьми”.

Она моргнула, и на листок упала слеза.

Синдзи протягивал ей свой ордер на увольнительную. Свою путевку на море, в крохотный ласковый рай. Это был залитый солнцем юго-восточный КПП базы, дурачок уже собрал свои вещи, и транспортная вертикалка скоро должна уйти с аэродрома, унося счастливчиков. Это был шкодливый сухой поцелуй в щечку, „ты дурак” на прощание – и началась самая странная увольнительная в ее жизни, когда она впервые пожалела, что тряпки-напарника нет рядом. Это была кокетливая фотография, ушедшая почтой на базу.

Аска улыбнулась, сложила сшитые страницы и аккуратно порвала их пополам.

- Хм. Неожиданно.

Кадзи выключил лампу, сел за стол – и все пропало: снова остался пыльный накуренный кабинет, никаких метаний и выдуманных взглядов из-за периметра. В щель тяжелых штор пробивался слабый лучик утреннего света.

- Интересно, капитан Сорью. Я бы много отдал, чтобы узнать, почему вы отказались.

Лицо инспектора в полумраке было серым, и вымотанная своими демонами Аска с интересом смотрела на него: впервые за четыре дня допросов тот показал себя. Выглядел Кадзи, мягко говоря, неважно.

- Но это уже несущественно. Вы знаете, что такое нейродиспенсер?

Сорью ничего не сказала, а Кадзи тем временем поднял трубку телефона.

- Это Редзи. Восьмой комплект ко мне.

Трубка легла на свое место, а инспектор поднялся, снимая со спинки кресла френч.

- Знаете, Сорью, вы просто обязаны вызывать уважение. И тем не менее. Возможно, я просто не люблю людей, которые пытаются геройствами исправить что-то постфактум. Ей-богу, покойный Икари и то симпатичнее.

В кабинет вошли люди, втаскивая на каталке какой-то громоздкий прибор. Инспектор набросил плащ и вытянул из-за воротника хвостик.

- Так, у меня встреча через час, вы тут за главного, – сказал Кадзи тощему мужчине с седым „ежиком”. – Результат нужен до завтра, но не вздумайте перебарщивать, Сэм.

- Обижаете, сэр, – отозвался тот. – Свидетель?

- Должна быть свидетелем, – сказал Кадзи с едва заметным нажимом на первые два слова. – Материалы дела на столе.

Аска безучастно смотрела на то, как разматывают провода, как промывают в спирте какие-то клеммы. „Я выдержу. Синдзи же выдержал Ангела – а это какие-то люди”. Сорью только поморщилась, когда ее бережно пересадили в другой стул, защелкнули зажимы на запястьях и начали пристраивать за ушами холодные влажные присоски.

„Мне бы еще немного выдержки этого дрянного йокая – и было бы совсем хорошо”.

***

Кацураги шла затемненным коридором за своим командующим и пыталась поглубже загнать волнение. Печатанье шагов очень способствовало процессу, но до ледяного спокойствия Икари ей было очень далеко.

„Не каждый день вызывают на ковер старики из Комитета”.

Особняк властелинов NERV скромно ютился в небольшом центральном парке, но внутри было все то, за что Кацураги ненавидела гражданскую жизнь „ангельской” эпохи: болезненная роскошь, которая буквально лезла отовсюду, настырно заглядывая в глаза.

„Люди хотят получить от своей короткой жизни все, что в этом плохого? – успокаивала себя Мисато. – Наш мир очень располагает к такому ходу мыслей”. Женщина умом это все понимала, но глядя на расцвет нового гедонизма, она часто брезгливо морщилась и вспоминала своего отца, который настаивал на военизации общества. На другой чаше весов стояло то, что сейчас стало нормой жизни: что ни год – новые наркотики, что ни год – то легализация новых извращений, превращение слова „мораль” в ругательство. К слову „добродетель” с прошлого месяца в словаре официально добавили пометку „устаревшее”.

Солдат и дочь солдата с презрением смотрела на распадающийся мир. „Дойдет до того, что только в армии и останутся эти все «архаизмы»”, – думала Мисато, проходя мимо огромного панно, где в красках было изображено грехопадение человечества. Нарисовано было красиво, чувственно и с восторгом, но майор ничего не могла поделать с брезгливостью: в оплоте власти подобные шедевры наводили на некие размышления.

- Проще лицо, майор, – сказал командующий, не оборачиваясь.

- Виновата.

Перед ними открылись тяжелые дубовые двери, и они вошли в затененную залу совещаний Комитета. Светильники горели только над столом докладчика, массивные же кресла стариков казались черными глыбами в полумраке помещения. Двенадцать таких глыб дугой располагались перед освещенным пятачком.

- Икари, – прогудел бас председателя, и залом пронеслись приветственные шепотки.

Командующий сел, а майор замерла над его правым плечом, сцепив за спиной руки. Ее по имени не назвали, значит, и места ей не полагалось.

- Мы читали ваш доклад, – сказал председатель. – Вы хотите просить отставки?

Кацураги мысленно поставила себе плюсик за догадливость: пока все шло, как она и предполагала. Грубое давление с первых же слов, ни малейшего повода высказаться в оправдательном ключе – старики срывали злость. „Я их понимаю. Просела линия обороны вокруг периметра, потеряна база, потеряна Ева, да еще и Ангел проявил удивительную настойчивость”.

- Нет, – тускло сказал Икари. – Я хочу предложить новый план удара по отщепенцам.

Мисато поставила себе минус. „Безусловно, командующий без козыря не вошел бы в игру, но чтобы план?”

- Интересно, – после паузы сказал кто-то из комитетчиков. Председатель, видимо, тянул время, переваривая услышанное. – Но не хотите ли для начала ответить на вопросы?

- Вы снова затребуете миллиарды, Икари, – поддакнули слева. – Не отчитавшись за прошлые вложения в ваши аферы.

- Аферы? – переспросил командующий почти оскорбительным тоном. ­– Если бы не периметр и моя база, Ангел бы уже гулял по улицам Токио.

- Вы умеете предсказывать поведение Ангелов, Икари? – спросил председатель. – Потому что три года назад, когда вы запросили деньги на периметр, никто не верил, что Ангелы выйдут из той зоны, что установили себе сами.

- Ваша жена была бы вами довольна, – поддержали председателя откуда-то справа.

Повисла тишина. Командующий молчал, а Кацураги снова вспомнила ученого, которого объявили безумным. Ученого, который обещал примирить людей с Ангелами. Майор не могла припомнить одного: чтобы командующий хоть раз как-то отреагировал на упоминания о своей знаменитой оплеванной жене.

- Если мы закончили с издевками, то я бы предпочел ближе к делу.

„То ли они его достали, то ли он хочет, чтобы они так думали”.

- Как скажете, – преспокойно сказал председатель. – Мы знаем, что при ликвидации Ангела погиб ваш сын. Примите это.

Из тени вышел распорядитель и неслышными шагами поднес к столу футляр с роскошным син-гунто в ножнах.

- Ваш сын награжден посмертно как герой человечества, – произнес кто-то слева.

- Это все? – спокойно спросил командующий, даже не взглянув на положенную на стол награду.

- Икари, Икари, – примирительно прогудел председатель. – Не надо.

Снова тишина. Мисато буквально слышала, как в тень вокруг нее убегают секунды. Темный зал с глыбами кресел ждал чего-то своего, и чего-то ждал командующий Икари. Это была тяжелая игра в гляделки с мраком.

- Мой план таков, – сказал Гендо, прекращая соревнование и превращая его в эффектную паузу. – Последний Ангел, как вы знаете, дал странные пост-эффекты...

Прервали его почти сразу же: поднялся шум, и тонкий голос выкрикнул:

- Странные? Мы бы сказали, катастрофические!

Мисато хорошо понимала настроение Комитета: частицы Ангела три раза волной обошли земной шар с востока на запад, почти парализовав цивилизацию между тридцать вторым и сорок пятым градусами северной широты. Магнитные бури, шаровые молнии, активизация спонтанных перемещений предметов, прочие аномальные явления – все это уже пять суток трясло довольно широкий пояс в северном полушарии. Запуганные аналитики скромно намекали на месяц этого ада.

- Это вопрос семантики, – пожал плечами Икари. – Суть в том, что эпицентр и пространство радиусом в пятьсот километров вокруг него не пострадали. Более того, по данным разведки и орбитальных средств наблюдения, снизилась аномальная активность в самих отчужденных территориях.

- И в чем состоит ваш план?

- Его суть проста. В течение двух недель стянуть в свободную от частиц зону восьмую и двенадцатую бригады, пятую воздушную группировку и силы ВМФ.

Комитет заледенел, и снова Мисато сочувствовала старикам: командующий предлагал фантастически наглую дорогую затею, но зато в голове у тактического командира начала складываться схема, и даже забрезжила цель, в которую метил Гендо. А уже спустя пару секунд командующий подтвердил догадки майора:

- Этими силами мы в кратчайшие сроки сможем очистить отчужденные земли от повстанцев. Риски – до сорока тысяч живой силы и примерно вдвое меньше единиц техники. Треть оценочных потерь боевые, две трети – на счету аномальных факторов.

- Считаете повстанцев слабаками? – опомнился кто-то из комитетчиков.

- Считаю их разрозненными и разбросанными.

Мисато с волнением следила за сражением Икари против стариков. В плане командующего зияла огромная брешь, и женщина все ждала, каким образом он заполнит нишу противодействия Ангелам. И снова, как в коридоре, Икари будто прочитал ее мысли.

- В случае появления Ангела мы задействуем эвакуированную Еву-01.

- Это очень интересный вопрос, Икари, – задумчиво сказал председатель. – Кто будет пилотировать? Ваша...

- Капитан Сорью, – подсказали слева.

- ...Капитан Сорью под следствием. Что скажете?

- Это исключительный случай, – ответил Икари. – Следствие можно отложить ради операции, определяющей будущее Тихоокеанского региона. Надеюсь, вы понимаете, что покончив с ядром сопротивления власти NERV...

- Да, понимаем. Однако лояльность пилота основного оружия должна быть неоспорима.

Мисато сцепила зубы. Вспышка надежды на то, что судьба Аски может выпрямиться, что ей дадут шанс проявить себя, гасла. „Чертовы старые пердуны. Если бы вы не превратили академию «Мардук» в интернат для богатеньких ублюдков, мы бы уже имели очередь из пилотов. А так только плодим «золотую молодежь», которая козыряет  шевронами на своих пьянках да по борделям. Кого-то удивляет, что это быдло откупается от фронта?”

Погруженная в свои мрачные мысли, майор не заметила, что Икари по-своему интерпретировал придирки Комитета – и оказался снова прав.

- У вас есть альтернатива?

- Есть кандидат, – сварливо сказали слева. Старик явно маялся одышкой.

- Подходит, – сказал Икари, и последний луч надежды для Аски погас. Мисато с трудом сдержала разочарованный выдох: нет, она не ждала, что командующий кинется защищать уже почти зарытую девушку, но больная обида колом торчала в горле.

- Тогда пока все, Икари, – подвел итог председатель. – Озаботьтесь передать детальные выкладки. Мы обдумаем риски плана и вызовем вас. Свободны.

- Всего доброго. Майор Кацураги, примите дело вашего нового подчиненного, – распорядился Гендо, вставая.

 Уже получая из рук распорядителя тоненькую папку, майор услышала беседу двух глыб мрака:

- Кацураги?

- Да. Я так понимаю, его дочь?

- Она, без сомнения. Отцовская выправка.

- Отец командовал Икари, а теперь Икари командует дочерью...

Повернувшись на каблуках, Кацураги зашагала за своим командиром. Комитет неизменно оставлял ей мерзкое впечатление: этот мрак, эта роскошь, эти шепотки – майор всем сердцем ненавидела супер-магнатов.

„Ненавижу, но служу. Похоже, я бы не отказалась добавить пометку «устаревшее» к слову «честь»”.

***

Когда тяжелые двери закрылись за посетителями, от стены отлип высокий силуэт в темном френчевом костюме и пошел к месту докладчика. Редзи Кадзи был задумчив, он даже не стал садиться – просто опирался на стол, глядя поверх голов выжидающе молчаливых стариков.

„Я чуть не упустил... Как же я чуть не упустил?”

- Кадзи, вы по-прежнему верите, что его можно свалить? – не выдержал председатель Лоренц.

- Наглец после такого провала пришел с отличным планом, – добавил Фьолдинген, чья одышка от негодования становилась все сильнее.

- Он даже хаос использует, чтобы выкрутиться, – буркнул Маноэйра.

Инспектор кивнул:

- Да, экселенцы. Я более чем уверен, и я это сделаю.

Тень помолчала: глыбы мрака ждали вердикта председателя.

- Выполняйте, Кадзи.

Инспектор кивнул и пошел к выходу. „Бесполезное совещание, Икари переиграл их вчистую. Бесполезная трата времени, но кто бы мог подумать, какой полезной окажется пустая старческая болтовня?”

По дороге к дверям Редзи Кадзи наметил план „Б”. Уже в коридоре он раздосадовано вспомнил, что форсированная обработка Сорью идет уже четыре часа, а в новых обстоятельствах она совсем не нужна.

Ни форсированная обработка, ни сама Сорью.

***

Аска очнулась на полу в своей камере и очень об этом пожалела. Ее тело будто взбесилось: воздействие на центры боли имело чудовищные вторичные эффекты. Под оглушительно воющей щекой прыгал бетон, скрюченная под животом рука вцепилась в мышцы пресса, а холодный сквозняк бритвой резал висок.

„Жива. Надо еще что-то вспомнить...”

Глубоко дыша назло бунтующим легким, она села, опершись на стену.

„А, да. Я ничего не подписала”.

Из тела словно вынули несколько иголок, и девушка облегченно улыбнулась, стараясь не зацикливаться на том, что ощутили при этом ее губы.

- О, очнулась, – произнес спокойно-удивленный голос.

Аска вскинула голову. На ее кровати сидел парень в свободном сером костюме – свободном и дорогом: ткань почти светилась в полумраке камеры. Девушка всмотрелась в него и выдохнула:

- Йо... Йокай...

- Хм. Йокай? Ну что ты, – сказал тот, улыбнувшись одними губами. – Всего лишь капитан Нагиса Каору. Твоя замена.