7: Солнечный денек.

Формальности – они так напрягают. А иногда и просто раздражают. Особенно когда поезд на полном ходу катится в пропасть, а от тебя требуют ответов, как будто нельзя отложить всю эту мишуру на потом, до лучшего времени и лучших миров.

- Докладывайте, – сухо произнес Гендо, стоя у окна.

Взглянув на командующего, который сейчас сквозь узкую щель в жалюзи смотрел наружу, Мисато снова уставилась перед собой, кашлянула для порядка в кулак и, расстегнув верхнюю пуговицу куртки, заговорила:

- База приведена в боевую готовность согласно приказу „А10”. Концентрация частиц Ангела в атмосфере снизилась, но у нас по-прежнему нет связи. Поэтому на главную базу в Токио отправлен VTOL, который запросит помощь.

- Майор, когда последний раз удалось победить Ангела силами армии? – спросил Икари, садясь за стол.

Мисато передернуло от вопроса. Она прекрасно знала когда.

„Сволочь”.

- Командующий, я запросила бомбардировщик с N^2 бомбами. Если мы сможем продержаться до вечера, то он наверняка уничтожит Ангела.

- Вместе с базой.

„Да, черт возьми. Вместе с этой хреновой базой, на которой ни хрена толком не работает”.

- Вспомогательный персонал эвакуируется. Войска расположены так, чтобы максимально долго сдерживать Ангела и не попасть всем разом под взрывную волну. Вам бы я тоже рекомендовала покинуть зону вероятного столкновения.

- Задача NERV – уничтожать Ангелов. И для этого нам приданы Евы.

„Как будто я не знаю. Но нельзя требовать от нас невозможного”. Икари Гендо мысли читать не умел, поэтому продолжил:

- Ева-01 уничтожит Ангела. Не тратьте понапрасну людей на сдерживание.

- Я не уверена, что пилот в нынешнем состоянии способен пилотировать.

- Он сделает это. Вы свободны, майор, – сказав это, Гендо встал из-за стола и направился к двери. –  Я буду в запасном командном центре в километре отсюда. Выделите человека для поддержания связи.

- Сэр, почему вы так уверены в том, что он справится? –  поймав взглядом глаза Икари, спросила Мисато.

- Это его работа. Да, и еще кое-что. Если Еву собьют, уводите Ангела подальше от места падения, машину не должно задеть N^2 бомбой.

„Суки сын”.

- Да, сэр.

***

В ангаре суетились люди. Оплетенную проводами Еву одновременно перезаправляли и изучали, а сидящая в уголке Акаги Рицко сосредоточенно долбила по клавиатуре лэптопа, к которому тянулись провода от систем машины. В очках инженера отражался по меньшей мере мегабайт текста. Помещение гудело, лязгало, на фиолетовой броне плясали блики фонариков и сварки, и в этом кипящем котле никто даже не обратил внимания на приоткрывшуюся дверцу в створке ангарных ворот.

- Акаги-сан?

- Да, – буркнула инженер, не отрываясь от экрана. – Занята.

- Инспектор Кадзи.

Женщина подняла голову. Перед ней стоял особист и улыбался одними губами.

- Эм, – сказала Акаги, косясь на экран. – Доброе утро. Я и правда несколько занята...

- Пара вопросов по утреннему инциденту, не более.

Кадзи уселся рядом с женщиной, вытянул сигарету и, изучая лохматый от проводов и приборов силуэт машины, закурил.

- Во-первых, какой шанс прихода Ангела?

Акаги, с трудом подавляя желание отодвинуться, прикрыла ноутбук.

- Высокий. Помимо слов пилота мне попались странные фрагменты кода...

- Понимаю. Во-вторых, какова боеспособность Евы-01?

Инженер посмотрел на профиль контрразведчика. „Он что, прикидывает, стоит ли ему драпать отсюда? Ну да, очень в духе его службы”.

- Подробный доклад будет позже, но последнее столкновение с Ангелом было сложным.

- Это что, профессиональный вывод?

„Это что, сарказм?”

Акаги достала свои сигареты и посмотрела в потолок.

- Нет, инспектор, это просто упрощенный вариант. Для непосвященных, так сказать. Вряд ли вас интересуют микровольтные колебания в контурах синхронизации стриарной коры. Избегая подробностей, кроме как „сложный бой”, я ничего не могу сказать.

Покосившись на инспектора, Акаги обнаружила, что тот слегка улыбается. Вроде как даже искренне.

- Понятно. Проблемы могут быть связаны с пилотом?

Инженер вздохнула. Потом посчитала до трех и вздохнула еще раз. Дым щекотал ноздри, а запах чужого табака в ее ангаре очень раздражал. Правда, не так сильно, как идиотские вопросы.

- Послушайте, инспектор... Вы представляете себе, что такое синхронизированная пара?

- В общих чертах, – прохладно сказал Кадзи.

- А если бы понимали не „в общих”, не задавали бы глупых вопросов. Капитан Икари – тряпка и не слишком уж умный малый, но в паре с Евой он на своем месте.

Кадзи встал и потушил сигарету об стену.

- Все защищают капитана Икари. Я, вообразите, сначала полагал, что на базе выслуживаются перед его отцом. Но, как оказалось, даже в армии женщины любят побыть мамочками.

„Это еще на что он намекает?” – возмутилась Акаги. Ноутбук пискнул, привлекая внимание хозяйки к новым данным, и какой-то там инспектор очень быстро скрылся на третий план ее внимания.

- Судя по вашей манере общаться, вы хороший специалист, – сказал на прощание Кадзи, направляясь к Еве.

„А вы – дерьмовый человек”, – подумала Рицко, сличая два фрагмента машинного кода.

Если бы она не была так увлечена, то обратила бы внимание, что инспектор поймал старшего техника и что-то спросил о полетных заданиях. А зайдя спустя пять минут в подсобку, Акаги Рицко увидела бы следующую картину: хмуро улыбаясь, Кадзи изучает клочок бумаги, который до того, видимо, судорожно сжимали в кулаке.

Инспектор улыбается, изучая несколько иероглифов.

***

Мисато вышла из офиса командующего с больной головой: огромные полномочия, целый штаб в оперативном распоряжении, куча дел, которые надо уложить в три, от силы четыре часа. Она на бегу диктовала вестовым сообщения, набрасывала в голове схему оперативной эвакуации вспомогательного персонала и отчетливо понимала, что база готовится к разгрому.

Исключая Еву-01, все подразделения выполняли одну из двух функций: драпать, пока есть горючее, или подохнуть, сдерживая внимание врага.

- Миямура, в машинах научного отдела должны быть полные баки!

- Но, майор Кацура...

- Молчать. Танки бросайте, в том числе и танки обеспечения.

- Третий взвод VTOL сдерживания докладывает о готовности. Заправщики...

- Отлично. Лишнюю горючку транспортным вертолетам. И дайте мне сюда задницу Варуны! Где он?

Майора Кацураги преследовала мысль, что это все зря. Ей казалось, что если она не найдет минутки, чтобы лично убедиться в боеспособности Синдзи, то можно сразу ждать N^2-удар. Но база уже билась в ритме тревоги и требовала внимания к себе.

„Никаких N^2, ясно тебе? Никаких”.

Уговаривая себя, Мисато начертила маршрут своих маневров, проложила курс рядом с госпиталем и шлепнулась на заднее сиденье открытого джипа.

- Марш, ты что, Ангела ждешь? – наорала майор на водителя.

Из-под колес хлестнула грязь, и в уже рванувшую машину запрыгнул инспектор Кадзи.

- Доброе утро, майор.

Кацураги хмыкнула. Ослепительно-синее осеннее небо, яркие и четкие тона, насыщенные краски – даже обреченная база выглядела прорисованной и тонкой, будто только что из-под кисти матерого реалиста. Прохладный ветерок холодил лица солдат, которые набивали вещами тягачи. И уже высокое солнце с теплой лаской смотрело на возню людей. Солнце, в отличие от них, никуда не торопилось.

„Определенно доброе утро”, – подумала майор, придерживая кепку.

- К капитану Икари? – осведомился инспектор, перекрикивая рев мотора.

- Он наша основная боевая единица, – отрезала Мисато.

- Я думал, что основная единица – это Ева.

- Раз вы так думаете, инспектор, то садитесь в нее и раздолбайте этого гребаного Ангела, – вызверилась Мисато. Водитель невольно покосился на своих пассажиров в зеркальце.

- Ясно, – сказал инспектор. – Ваша главная проблема – это кадры.

Джип скрежетнул тормозами, и майор выпрыгнула поверх борта ко входу в госпиталь.

- Не вижу проблемы, инспектор.

- А я вижу, – сказал Кадзи и поднес к ее лицу измятую бумажку.

Мисато-сан смотрела на свои же кандзи и думала о том, какой же все-таки кривой у нее почерк, какая она дура и какой идиот этот капитан Икари Синдзи.

- Что скажете, майор?

На Кацураги и Кадзи наорали: они разговаривали у дверей, и врачи как раз выкатывали тяжелораненого. Медикам было все равно, кто там стоит и загораживает проход и почему у этих двоих такие напряженные лица.

- Ничего не скажу, – тяжелым тоном сообщила Кацураги. – До военно-полевого суда.

- Его не будет.

Кадзи спрятал листок за отворот френча и принялся застегивать плащ. За его спиной ругались санитары, из грузовика прямо в грязь выкинули чей-то чемодан. Раненого с трудом удалось разместить.

- Видите ли, майор. Мне очень нужен человек вашего ранга и положения...

Кацураги невольно повертела головой: вокруг гремит хаос эвакуации, бездонное небо словно пытается оторваться и улететь от земли, от солнца в глазах золотые мушки, а сотрудник специальной инспекции...

„Это самая, мать твою, дебильная вербовка, какую я только видела”.

- Видите ли, инспектор... – начала Кацураги, косо глядя на возмущающегося главврача. Оказывается, это его шмотки улетели в грязь. Ишимура-сан сейчас может докричаться до расстрела, если его не линчуют свои же медики. – У нас тут эвакуация и, вполне возможно, – бой. Предупреждаю прямо: если вы не драпанете в ближайшее время, то вас могут и не найти. Это я так, в знак доверия.

Повисла пауза. Кто-то из врачей таки дал по лицу главному, и патруль уже свистел, подбегая к драчунам, но Кацураги видела это все будто бы смазанным. Редзи Кадзи улыбался.

- Знаете, Кацураги, вот за это я и люблю фронт.

Мисато-сан пыталась вспомнить, что ей надо к кому-то. Хотелось что-то крикнуть вдогонку уходящему особисту, но все поле зрения занимала втоптанная в грязь злосчастная записка. „Он даже рвать ее не стал”, – подумала майор, поворачиваясь к зданию госпиталя.

С этим проклятым днем все шло не так.

***

Синдзи пытался понять, как ему быть дальше. Утренний бой выдрал из него огромный кусок воли и с чавканьем сожрал. Непослушная машина, невероятный Ангел, две сплевшиеся в борьбе фигурки, за одной из которых он прилетел, – все это держало его в каком-то скомканном состоянии сознания.

Солнечные лучи прожектором метнулись по стене, полыхнуло голубизной – и потом секунды вдруг взяли тайм-аут, и санитар вошел в палату словно в замедленном кино. Еще капитану показалось, что к нему забегала Хикари, но он не был в этом на сто процентов уверен.

Закрывать глаза Синдзи не хотелось: сквозь черноту приходил распростерший крылья силуэт, который вызывал одну ассоциацию: „свести прицелы – огонь”. Но самое ужасное состояло в том, что ассоциация не работала, и беспомощный разум снова и снова смотрел, как в темноте сомкнувшихся век его пожирает ослепительная птица.

- Синдзи, очнись.

„Я не хочу. Просто оставьте меня”.

Ему было плохо – и не только по вине Ангела и сорванной синхронизации: Икари сжигало чувство вины за Аску, спасение которой было до обидного близко.

- Синдзи!

Он зажмурился, снова и снова подставляясь под выжигающие мозг удары.

„Не хочу”.

- Капитан Икари! Встать!

Синдзи открыл глаза и сел в кровати. В голове сейчас же стало очень тошно, но он даже смог найти взглядом хозяйку властного голоса.

- Вот так-то, – сказала Кацураги, садясь рядом с постелью.

Картинка в глазах подплывала и выглядела мутной, но Икари мог различать детали, и это оказалось неожиданно бодрящим. В частности, обнаружилось, что на майоре полевая форма, и даже на голове кепка вместо лихого штабистского берета.

- О самочувствии спрашивать не буду, – хмуро сказала женщина. – Мне надо знать, сможешь ли ты управлять Евой.

- Это... Наверное, к врачам? – неуверенно сказал капитан. Собственный голос ему очень не нравился: это был голос человека, которому пора на покой. Совсем на покой.

- Врачи... Короче, в задницу врачей. Ты готов сесть в Еву?

Синдзи прикрыл глаза, полюбовался на свой кошмар и снова открыл их.

- Наверное.

- Хорошо.

Дверь с треском распахнулась, и в палату влетел вестовой майора.

- Разрешите! Пятый взвод обнаружил Ангела!

- Расчетное время? – выдохнула Кацураги.

- Около пятнадцати минут до первой линии периметра.

Кацураги обернулась к Синдзи. Капитан кивнул и спустил ноги с кровати. На улице заревела сирена, взмывая к кристально чистому небу. Икари обернулся к окну.

- Майор, вы не знаете, приходила ли...

- Я не знаю, Синдзи. Капрал, подайте каталку.

- Есть.

Синдзи рухнул в каталку.

- Мисато-сан, я хотел сказать, ну, насчет Аски. Что я не смог...

- Помолчи, – вздохнула женщина. – Давай-ка лучше я тебе расскажу, что ты мелкий засранец и меня подставил, а я выкрутилась...

Синдзи слушал, ему вроде как было стыдно за свою забывчивость, он извинился, и не раз, а Кацураги катила его, и на улице вестовой набросил на него одеяло поверх больничной пижамы. На улице было холодно и очень ярко, суетились люди, а капитан слушал рассказ майора о странном особисте, и ему почему-то совсем не было интересно, как так все вышло.

Сирена все терзала и терзала небо, которое очень скоро запачкают.

- Давай, Синдзи.

- Ну, ты помнишь, насчет Евы, да? В целости и сохранности.

Люк с шипением закрылся, и в динамики рухнули звуки разгорающегося боя, а капитан Икари вдруг понял, что последние минуты вне машины куда-то пропали. Синдзи зажмурился, понял, что Ангела под веками больше нет, и стало легче.

„Запрос экстренной синхронизации”.

Машина ответила с задержкой, словно раздумывая, стоит ли отвечать хозяину. Синдзи горько улыбнулся: „Ничего подобного. Просто ее контузило еще похлеще, чем меня”.

„Запрос принят”.

„Ограничители: синхронизировать прямое управление и оружие”.

„Вы уверены? Система навигации, радар ближнего радиуса действия, радар дальнего...”

„Подтверждаю. Уверен”.

Утренний бой всплесками блевоты плавал в черепной коробке: для битвы с этим Ангелом не нужно много приборов, зато каждая ниточка синхронизации подтягивает пилота к врагу, будто леска рыбака. Много лесок, много крючков – и рыбу рвет на куски еще под водой.

Синдзи потянулся к компенсаторам гравитации. Ворота ангара расходились, их раздвигали уже вручную: Ангел успел повредить энергоснабжение базы. Капитан поерзал в ложементе и беглым взглядом окинул приборы, узкую кабину.

„Так легче, правда? Хоть и страшно”.

Тяжелым снарядом фиолетовая машина вылетела из жерла ангара.

***

Командный джип грудой бесполезной электроники стоял на холме: из всех его полезных систем работала только одна, и она сейчас вычихивала в осенний воздух пары сожженной солярки. Майор Кацураги, широко расставив ноги, стояла рядом с капотом машины и смотрела в бинокль на то, что еще до недавнего времени было ее базой.

Большая часть территории за северным сектором периметра пылала, и столб жирной копоти с гудением рвался в небо – жарко было даже здесь, в полукилометре от южных кордонов.

- Майор...

У Мисато-сан остался только один вестовой, остальные – „живые рации” – ушли в самый ад, и этот самый последний был одновременно водителем.

„Если что – поведу сама”, – подумала майор, прикидывая, что западные батареи стоит развернуть и скорректировать.

- Мао, возьмите байк из багажника и отправляйтесь к пятому батальону...

Серия взрывов прервала ее, и, встав, Кацураги обнаружила, что сержанту повезло: пятый ракетный батальон только что прекратил свое существование. Там еще вспухали оранжевые клубы пламени, а сдетонировавшие ракеты разлетались последними салютами.

- Какого дьявола... – услышала Кацураги. – Почему?

Она не стала оборачиваться: это плакал от бессильной ярости ее последний вестовой, и Кацураги в упор не желала этого видеть. Хотя бы потому, что когда-то давным-давно так же вгоняла ногти себе в ладони маленькая Мисато-тян, заслуженно лучшая ученица своего отца, полковника Кацураги.

Бригада отца без шансов сгорела почти за три минуты. Дотла. Через мгновение пылающий крест N^2- взрыва взметнулся над общей могилой тысяч людей и одного нелюдя.

Ева-01, последняя надежда базы, то выныривала из дыма, то снова врезалась в жаркую копоть, подбирая ключи к обороне врага, и майор с растущим отчаянием видела, что Синдзи катастрофически не хватает одного пустяка.

Маленького злющего рыжего пустяка.

„Давай, Синдзи. Ты все равно давай, хорошо?”.

***

Машина креном ушла в сторону, и обжигающий луч прошел в полуметре от брони. Активной защиты с этого борта уже не осталось: приступ рвоты у пилота дорого обошелся Еве. Синдзи больше уклонялся, чем вел стрельбу, а Ангел успевал и его держать на поводке и выжигать последние попытки армии удержать его хотя бы между линиями периметра.

Но самое отвратительное заключалось в том, что ему приходилось драться с двумя врагами сразу: Ева выходила из-под контроля раз в десять секунд. „Мерзкое чувство, будто тебя предает твой собственный орган”. Пилот дважды прокусил себе язык, пытаясь удержать в повиновении хотя бы системы управления.

„Если считать свой собственный страх, то врагов аж три”.

Ангел упорно рвался к разуму пилота, рвался к тем крючьям, которые он там оставил, чтобы уже наверняка. А пилот, содрогаясь на промокшем от пота ложементе, мечтал, чтобы все побыстрее закончилось, как бы просто и безыскусно это желание ни звучало.

Ангел повис над складом, и крыша здания просела от жара. С нее сдувало капли металла, и огненный шторм дохнул во все стороны, будто из твари била в землю струя раскаленной плазмы. Ева качалась в обжигающем фейерверке, и автоматические пулеметы напрасно исчеркивали непробиваемое поле вокруг плоти врага.

А навести позитронные орудия все никак не получалось.

„Я так долго не смогу. Я не смогу”.

Вывод был прост: все бросить и убежать. Как тогда, когда он встретил первого своего Ангела.

„Не как тогда. У меня четкий приказ”.

Синдзи стало холодно и неуютно. Аска – как всегда – могла бы сделать красивый маневр с фланга, пока он выполняет все инструкции и протоколы. Надо лишь разрядить орудия в упор, когда прицелы больше не нужны, надо сосредоточиться на оружии, наплевать на управление – все ради одного выстрела.

„Я по тебе скучаю”.

Машина тяжело качнулась, скапотировала и дала по Ангелу очередь из роторного орудия. Ослепительно вспыхнула стена защитного поля, скользнули мимо два рукава раскаленного воздуха, и Синдзи обрадовался, что все удается, когда тяжеленная рука взяла его за горло.

„Кто ты?”

Утопая в бездне своего сознания, проваливаясь в незнакомые ему недра, Синдзи понял, что не может определить, кто задал этот вопрос. Вокруг вихрями носились спутанные ленты образов, будто кто-то намешал все сразу в одну кучу. Угасающему сознанию пилота на секунду даже почудилась картинка чужого мира, настолько чуждого, что хотелось прописать там Ангелов. Мелькнула сломанная игрушка, горящий город на горизонте, все пылало, все взметалось клочьями пепла, а чья-то дрожащая рука жадно листала страницы его памяти, неумело комкала их и выжигала.

„Он просто не умеет читать...”

Синдзи угасал, его руки медленно сползали с управляющих рукоятей, перед ним разгоралась защита, по которой все бил захлебывающийся огнем многоствольный комплекс, и уже можно стрелять из позитронных орудий, пока не сбило тонкую настройку...

С одной из страниц светом сошло яркое, чистое лицо в ореоле копны рыжих волос.

„Не так. У нее была копоть на лице, она боролась в пыли с почему-то седой девушкой”.

Синдзи выдохнул: имя рыжей уже сгорело под неумелыми огненными руками, которые торопились прочитать его всего – до дна. И тут пришел голос:

„Синхронизация двигательных систем оборвана. Синхронизация оружейных систем оборвана. Синхронизация с позитронными комплексами – 163 процента”.

Этот кто-то был поразительно знакомым – и чужим.

Машина говорила тем самым голосом, память о котором уже сгорела, и невозможный голос гремел до боли знакомыми интонациями.

„Стреляй, Синдзи!”.

„Спасибо... Аска”.

Умирающий Синдзи с улыбкой нажал на спуск, пылающая рука рассыпалась искрами, но памяти больше не было.

Не было больше ничего.

***

Терпкий осенний аромат опавшей листвы, смешанный с холодным дыханием гор, привел Аску в чувство. Вот только чувств, по сути, не было: Сорью увидела слишком много и теперь сожалела, что так все вышло. Иметь дело с врагом, который взял тебя в плен, – это одно. Соприкоснуться с чужой жизнью, разумом и сердцем – совсем, совсем другое. Осознание некоторых вещей лишь все усложняет, усложняет настолько, что иногда мозги делают самую простую вещь – отстраняются от всего.

Но некоторые вещей просто нельзя игнорировать, как бы того ни хотелось. Горы не дадут забыть о себе ни на секунду, крепкой хваткой держа каждого, кто окажется на их территории. Вздрогнув от холода, терзавшего ее тело, Аска открыла глаза.

- Ты… – пробормотала девушка пересохшими, растрескавшимися губами. Рей сидела на старом, поросшем мхом пне.

 - Я, – коротко ответила синевласка. – Похоже, ты в порядке. Вставай.

Аска медленно закрыла глаза и запрокинула голову.

- Я видела…

- Я знаю.

- Почему я…

- Потому что Ева и „Ружье Лонгиния” одинаковые.

„Ева… Моя Ева. Ты, сука, убила мою Еву своим гребаным Ружьем”, – ярость нахлынула так же внезапно, как и исчезла.

- Вот, значит, как, – без тени эмоций пробубнила рыжеволосая.

Повисла странная тишина. Девушки слышали стук своих сердец, а потом маленькая капелька воды шумно покатилась по красному листу и, сорвавшись с него, полетела вниз. Финишем ее короткого полета стал лоб Аски, об который она разбилась на сотни мелких брызг. Ощутив влагу на лице, Сорью чуть заметно улыбнулась. Это было знакомое и отнюдь не неприятное чувство.

- Вставай, – приказала Рей. – Надо идти.

- Знаешь, ты бы могла убить Ангела и спасти многих в том лагере, – хмыкнула Аска, открыв глаза.

По небу вальяжно плыли облака, большие и величественные. Они были белыми и невыносимо свободными. Души погибших сегодня, возможно, уже были там, по крайней мере одна душа. Аска почему-то считала, что Юй заслужила небес, а вот остальные – они могли смело гореть в аду. После сегодняшнего утра их бы наверняка это не испугало.

- Знаю.

Ответ был коротким и холодным. Он был как сотни искр ледяной осенней воды, как та капля с одинокого листка. „Непрошибаемая дрянь”.

- Так почему не убила?

- А смысл?

- К черту смысл. Нападают – защищайся! – крикнула Аска.

Магическая тишина леса моментально улетучилась. Тут же где-то недалеко в небо с гулким карканьем поднялась стая ворон, а между деревьев метнулся холодный ветер. „Кажется, я всю погоду испортила”, – едва не расхохоталась Сорью.

- Убить Ангела „Ружьем” тяжело, – неожиданно подала голос Рей. – Ты дура, если думаешь, что „Ружье” – такая же кувалда, как и твоя Ева.

- Йокай будет учить меня убивать Ангелов? – с издевкой в голосе сказала капитан. В этой луже желчи можно было утопить целый выводок котят.

- Если способна язвить, то можешь идти за мной, – сказав это, Аянами поднялась с места и пошла в лес.

„Скатертью дорога… Стоп! Она реально хочет меня отпустить!?”

Быстро поднявшись с земли, Аска поспешила за Рей, пытаясь оценить ситуацию. Выходила забавная вещь: красноглазка больше не интересовалась своей пленной, но при этом и не убила ее. Это выглядело настолько глупо и нелогично, что казалось западней.

„Она играет со мной. Я убегу, а она будет охотиться на меня, как на дичь в лесу. А потом съест. Точно, скоро зима, ей нужно мясо про запас”.

- Эй, постой! – крикнула Аска, вскочив с места, – что все это значит?

- До другой базы слишком далеко, – замерев на секунду, сказала Рей. – Тащить тебя туда – слишком утомительно. Можешь пойти за мной сама или погибнуть в горах.

- Ха! Думаешь, я поверю в то, что ты резко подобрела!? – возмутилась Сорью, следуя за ней.

- Мне все равно.

Следующие три километра девушки шли молча. Капитан размышляла над ситуацией. Медленно приходило осознание того, что теперь без йокая она не выживет. Трижды проклятая Аской Рей – единственная, кто может ориентироваться в этих горах, а это значит, что она может чувствовать себя в полной безопасности. Даже перехватив инициативу и заполучив оружие в свои руки („Еще раз? Нет, спасибо!..”), Аска не смогла бы чувствовать себя в безопасности. Вокруг ущелья, минные поля и куда менее понятные ужасы отчужденных территорий. Словом, для знающего человека есть куда завести неприятную спутницу.

Рей тем временем просто пыталась не сбиться пути, руководствуясь ей одной известными ориентирами. В конце концов Аска не выдержала тишины.

- Слушай...

- Что еще? – усталым голосом спросила Аянами.

- Ты и правда можешь убить Ангела своей пушкой?

- Ты не сомневалась в этом, когда отбирала его у меня, – ответила Рей, потерев ладонью горло.

- Ну…

- „Ружье Лонгиния” способно убить Ангела. Надо знать, куда стрелять.

- А ты знаешь?

- Знаю. Теоретически.

Девушки вновь замолчали. Рей все так же петляла по лесу, Аска все так же пыталась привести мысли в порядок. Пробуя построить ладную логическую цепочку, Сорью раз за разом упиралась в практически непреодолимую стену: зачем йокаю вообще нужна пленница, если добраться до базы так тяжело. Решение все не приходило, поэтому она решила воспользоваться последним способом.

- Если я тебе не нужна, то какого черта, ты меня сейчас потащила за собой? – не особо надеясь на ответ, спросила Аска.

- Я же сказала, можешь не идти за мной.

- Но ты предложила мне пойти? Значит тебе что-то от меня нужно. Что!? Что тебе теперь нужно от меня?

Рей остановилась и обернулась. Аска стояла как вкопанная и буравила Аянами взглядом. Тяжело вздохнув, синевласка покачала головой и пошла дальше.

- Не люблю быть одна в горах.

„Милашка”, – почему-то подумалось Сорью. Ответ не вязался с образом отшельницы, он просто-напросто ошарашил Аску, но весьма и весьма понравился. Возможно, потому что в памяти всплыли кадры маленькой синевласой девочки, прижимающей к груди огромную, чуть ли не в два раза больше нее, винтовку. Этой девочке шел такой ответ.

„Боже, что со мной? Она враг, просто-напросто враг. И плевать на все остальное”.

***

Лес, горы – все это живет по своим законам. Из года в год местность, в которой ты прожил всю жизнь, изменяется. Иногда это едва заметно, но порой каждый год ты видишь другие горы, другой лес. И даже воздух пахнет по-разному. Ангелы, войска NERV, сама природа – все это уже давно меняет привычные пейзажи с такой скоростью, что не успеваешь перерисовывать карты.

Аянами никогда не верила картам. И компасу тоже – лишь собственное чутье, слух и обоняние позволяли выйти туда, куда ей было нужно. Эти тонкие инструменты требовали сосредоточенности, но сконцентрироваться как раз не получалось. Когда за тобой следует человек, который ни во что тебя не ставит, весьма проблематично делать что-то хорошо.

„Такая шумная. Такая бестолковая. И почему я йокай?”

Манера речи Аски раздражала. Вся ее натура полностью противоречила быту, к которому привыкла Рей. Но больше всего злило то, что капитан не может просто принять ситуацию и смириться с ней, сконцентрироваться на выживании.

„Она видела многое из моего прошлого. Но сейчас ее разум закрылся от всего, чтобы не спятить. Везучая. Пережила Еву, пережила контакт с «Ружьем»”.

Аска чужда этому миру. Но, оказавшись в нем, она почему-то не прогнулась, а стала пытаться прогнуть его под себя. Что и вылилось в схватку за „Ружье”. Синевласка прекрасно понимала, чем это обернулось.

Она не любила прошлое, о котором все равно некогда вспоминать: настоящее ускользало туда с каждым днем, грозя утащить и ее саму. Теперь же прошлое Рей досталось чужому человеку. Человеку, который никогда не поймет ее.

„Везение здесь ни при чем. Это воля”.

И Аянами не могла не признать: Аска уникальный человек, каких она никогда не видела. Будь среди повстанцев подобный лидер, не сидели бы они по землянкам и не драпали от Ангелов, а грабежи конвоев походили на нормальные операции, а не спонтанные вылазки в поисках еды.

„Пыталась убить Ангела”.

Рей не могла понять, зачем и ради кого.

„Как глупо”.

Это не укладывалось в голове молодого, но довольно опытного повстанца.

„Даже я не смогу убить его сразу. Нужны недели наблюдений и поиск слабых мест”.

Аянами прокрутила в голове то, как бы это выглядело с их стороны, если бы они захотели избавиться от незваного гостя. Выходило черти что.

„Проще уйти в другое место. Ангелы не враги нам”.

Так жили повстанцы, так жить проще, и она никогда не сомневалась в правильности этих решений. Но сейчас почему-то ей это уже не казалось таким правильным. Возможно, потому, что это мировоззрение так и не вырастило ни одного человека, хотя бы отдаленно похожего на капитана Сорью Аску.

„Они враги тем, кто на них нападает. Или тем, кто встал на их пути”.

Рей помнила, как лагерь по приказу Юй однажды тихо снялся с места. А Ангел продолжал висеть над точкой, пока не пришли войска NERV и не устроили адскую баню. Это была отличная, просто прекрасная база на самом периметре, которую в тайне строили несколько месяцев. А какие запасы продуктов и оружия погибли вместе с ней – не перечесть.

„Это была наша база. И почему мы должны уступать им место под солнцем?”

Слишком все запуталось. Стоило оторваться от вопросов сиюминутного выживания, начать немного задумываться – и старый мир, который был так прост и понятен, вдруг стал таким сложным. Исчезающее понимание того, что правильно, а что нет, вдруг вернулось на свое место.

„Я знаю, что мне делать”.