4: Холод

Аска не могла оторвать глаз от того, что появилось в руках повстанца. Снег почти мгновенно испарялся, едва касаясь тяжелого ружья – прицела, кожуха и длинного ствола с пламегасителем странной формы.

„Класс «А», без сомнения”, – подумала Сорью. Все равно, как выглядит эта штуковина, все равно, сколько наворотов наляпать на планки Пиккатини, – в руках человека оружие вроде этой винтовки никогда не перепутаешь. Ни с чем.

„Это как на летающую тарелку турбины приклеить”.

И Аска только сейчас в полной мере осознала, что именно Рей ее сбила, и именно вот из этого. Капитан стояла, стучала зубами и все пыталась принять простую вещь: многотонная воздушная крепость, способная уничтожить Ангела, рухнула после единственного выстрела из полутораметровой винтовки. И странная остановка в пути, и погода, и пробирающий до костей холод от промокшего комбинезона отступили на задний план. Даже то, что она в плену – и это Аска умудрилась забыть, настолько захватывало это неказистое длинное оружие.

- Вперед.

Наваждение пропало, а с ним – и мысли вроде „вот бы захватить ствол и с ним махнуть на базу”. По очкам шлема Аянами сбегала талая вода, ружье повстанец опустила, и теперь смотрела на Аску.

Сорью взглянула на скользкую тропку и двинулась по ней, тряхнув головой. Там впереди было что-то новое, что-то, что удивило йокая, но явно не слишком опасное. Аска споткнулась, когда внезапная мысль пробилась сквозь цепкие объятия холода:

„Там другие повстанцы?”

Простой ответ почему-то оказался неожиданным, и Аска лихорадочно задергалась, набрасывая план за планом, а ноги сами несли ее навстречу врагам и – вполне вероятно – унижениям, допросам и смерти. Сложнее всего было отогнать мысль о боли.

„Упасть, подождать – и сбить с ног? Нет. Лучше сразу бежать. Или нет? Она позовет своих, и все станет только хуже. Однозначно надо ее заткнуть”. Решить технический вопрос Аска не успела.

- Стоять. Оба – руки на затылок.

Голос был ленивым и безразличным, и звучал откуда-то слева.

Где-то далеко подвывал ветер, бьющийся в скальной ловушке, а Аска щурилась от колючих снежинок, в груди все сжималось, и позорная паника подло стискивала колени. Ей отчетливо казалось, что все только что закончилось.

„Почему я не подумала об аванпостах?” – единственная умеренно дельная мысль кружилась в голове, а слева скрипнул битый камень под чьей-то ногой. И еще раз.

- Аоба, это я, Рей.

Шаги затихли, а Аска сжалась, понимая, что когда этот человек подойдет, то можно рискнуть.

- Рей? Ты же должна быть... А это кто еще?

Голос звучал глухо из-за шлема и снега, а его хозяин все медлил показываться. Аска напряглась, выжидая: момент встречи двоих знакомых повстанцев был удобен. Всего несколько секунд слабости после того, как они убедятся, что все в порядке. Да, теперь их было двое на нее одну, но это двое потерявших бдительность, и глупо не воспользоваться этим шансом.

Черная тень какого-то „Аобы” вышла из темноты совсем рядом с Аской. В густом мраке был только силуэт и общие очертания какого-то короткого оружия в руках. Силуэт вроде был в чем-то наподобие плащ-палатки, оружие было вроде пистолетом-пулеметом. „Вроде” Аску не устраивало, и она осторожно повернула голову, глядя сквозь мокрые волосы, а присыпанный снегом повстанец встал так, чтобы держать в поле зрения и ее, и Рей.

- Ну-ка, дай свой навигатор на сверку, деточка.

- Навигатор остался в лагере, Аоба.

- О, хорошо, – прогудел силуэт. – Заодно объясни, почему ты сама не в лагере.

Аска нахмурилась. „Лагерь. O, Mein Gott, это было... Так давно?”

- Лагеря больше нет.

Силуэт ругнулся и как выплюнул:

- NERV?

- Ангел.

Пауза. Воет потерянный в ущелье ветер, а здесь безмятежно валится снег, который так и не понял, оставаться ему снегом или ложиться в грязь.

- Но погоди... Когда это случилось?

„Сейчас”, – поняла Аска. Аоба придвинулся ближе к Рей, ожидая ответа, и Сорью присела и прыгнула, выворачивая себе суставы, но своего добилась – связанные руки теперь были не за спиной, а перед ней, и она тут же набросила эту импровизированную удавку на шею повстанца.

Снег.

Он падал на застывшую скульптурную группу: на Аобу, который выронил пистолет-пулемет, на Рей, подавшуюся вперед с ружьем. И на Аску, сердце которой билось со скоростью хорошего „гатлинга”.

- Не дергайтесь! Положи ружье, – выкрикнула Аска.

Рей не пошевелилась. Огромный ствол с расстояния в каких-то два метра смотрел ей почти в лицо, и Аска спряталась подальше за шлем своего пленника. „Воняет он гадостно”.

- К-хх, послушай...

- Заткнись! Брось ружье, тварь!!

Аска орала. Напряжение этого ледяного дня, который начался с самого страшного провала, продолжился психозом и унижением – все это сейчас воем выходило, разрывая ей голосовые связки.

- Кхах... Ах-ха...

Придушенный Аоба смеялся, а Рей все не опускала ружье, и струйки воды все так же текли по ничего не выражающему забралу.

- Я сказала, за...

- Т-тхы милая. Обычно это пленных н-насилуют, а ты решила сама... Меня? Я, кстати, не против...

- Закрой рот!

- Он-на не опустит ружье, – просипел Аоба. – Даже если т-тхы меня прирежешь ремнем.

- Эй, ты! Брось!

Все шло не так, думала Аска. Они придурки, думала она.

- Она дххх... дурочка... Она вххыстрелит, и нас об-боих размажет отсюда до Сах-халина.

„Черт, какое огромное дуло у этого ружья...”

Аска открыла было рот, чтобы заорать снова, когда затылка коснулся ствол.

***

Рей сидела у костра, тянула руки к обиженному снегом пламени и думала. Пленница – очень шустрая пленница – валялась невдалеке, и что сейчас происходило за отблесками огня в голубых глазах – сказать было трудно. Капитан затихла, когда сзади нее появился Макото, и больше не издала ни звука, пока ее волокли на аванпост. Рей поглядывала на бесстрастное бледное лицо и пыталась понять, сдалась ли Сорью.

- Да, жаль лагерь. Хорошие ребята были.

- Ну, все там когда-то будем.

Синхронно вздохнув, двое патрульных замолкли, глядя в огонь. Скальный навес прикрывал очаг, но ничто не мешало влекомому ветром снегу долетать сюда.

- Вот я как подумаю, что не будь у Рей „Ружья”, она бы с нами не сидела...

Макото говорил мягко и плавно, поминутно поглаживая АК, на который он опирался подбородком. Макото смотрел в огонь и был предельно, убийственно серьезен, и если бы Рей не знала этого парня, она могла бы подумать, что тот фантастический позер.

- Да, – в тон Хьюго Макото отозвался Аоба. – Время подбрасывает нам жуткие парадоксы. А люди поразительно беспечны с условным наклонением. Ведь „бы” бывает жестоким.

- Вот например... – Макото покосился на лежащую у костра Аску.

- Да, кстати, – оживился Сигеру. – Рей, детка, ты не находишь, что она сейчас должна лежать в изорванной одежде, истерзанная и с мукой в глазах?..

Аянами решила не отвечать. Во-первых, выступление двоих паяцев было так себе, во-вторых, общение с панибратски настроенными людьми ее всегда огорчало.

- Ясно, не находишь, – сказал внимательный Макото, возя подбородком по пламегасителю. В его очках играли мрачные блики костра. – А полагаю, ее сослуживцы сейчас примеряют нашей пленной какой-то схожий образ мученицы...

„Нашей пленной”, – саркастически отметила про себя Рей. Это казалось ей очень милым и жалким – редкостно неприятное сочетание, как на вкус голубоволосой девушки. Она успела воспользоваться гостеприимством патрульных, и теперь вертела в руках опустевшую консервную банку. В желудке стало тепло, и даже раздражение звучало как-то глухо и доброжелательно.

- В конце концов, смотри сюда, детка. С точки зрения сослуживцев этой милашки, она сейчас жестко страдает, и из нее вытаскивают уйму ценной информации, да?

Макото повернул голову к Сорью и получил в ответ ровно-неприязненный взгляд.

„Такие не сдаются”, – наконец решила дилемму Рей.

- Так что мы сейчас можем либо оправдать их страхи, либо... Вот о „либо” они не узнают, да. Страх все равно будет, пополам с надеждой. Короче, их страхи у нас в руках.

Рей смотрела в огонь, прикидывала, что курили эти двое, и планировала дальнейший маршрут. Спуск с перевала вел прямиком к одной из „белых зон”, где мог быть кочующий лагерь. Судя по тому, что эти двое на посту, лагерь сейчас там, но именно Аоба и Макото могли просто увлечься и остаться, когда все снялись. Сколько Рей помнила их, они всегда были такими. Они изводили всех беседами о вечном, воровали медикаменты и собирали рыжее зелье, но еще никто не прошел их аванпосты, и обо всех опасностях они предупреждали вовремя.

„Милая девочка. Ты всегда такая молчаливая? Правильно, не болтай – и ты спасешь мир от слов”.

Это был Аоба, Рей было восемь.

„Или ты болтаешь, или стреляешь. Время не терпит болтливых стрелков, потому что они его тратят. Кого? Время, конечно”.

А это Макото. Рей было двенадцать, и ей впервые дали „кольт-коммандо”.

Однажды она пришла к их посту, когда ее мучили кошмары после первых синхронизаций. Рей тогда впервые выпила предложенную ей мерзкую бодягу – и ей это неожиданно помогло. Именно поэтому Аянами Рей больше никогда в жизни не взяла в рот и капли спиртного.

„Если помогает, но непонятно как – лучше забудь”, – сказал Макото.

Рей думала. Эти два болтуна всегда вызывали в ней воспоминания, но за нитью разговора она все же следила, хотя нить была путанной, узловатой и часто рвалась.

- Это все Ангел, да.

- Не знаю. Он взорвался рано утром, а мне было плохо с ночи, – задумчиво сказал Сигеру.

Макото Хьюга задумчиво пожевал губами:

- Быть может, Ангел напал ночью, но никто этого не понял? Все просто спали, а он слушал дыхание людей и решал судьбу спящих по их снам...

- Да, – подхватил Аоба. – А потом он отмерил каждому. Печальное пробуждение разума.

Аянами очень хотелось сказать что-то злое: призрак гибели лагеря встал перед глазами. Как всегда нашлись желающие показать Ангелу зубы, как всегда нашлись те, кто сбежал еще до приказа отступить, но ерничать по этому поводу... Рей слишком хорошо знала эту парочку, чтобы ругаться, да и в общем слишком ценила слова.

Маленькой Аянами Рей очень понравились слова о болтающих и стреляющих.

- Ангелы нарушают смысл существования. Они отбирают выбор: хлоп – и ты уже не повстанец, а холодец.

- Аоба! – Хьюга погрозил пальцем своему напарнику. – Тогда и противопехотная мина тоже нарушает смысл существования! Не надо путать смысл и бытие...

Рей поняла, что ее начинает клонить в сон – теплый, яркий и очень умный.

Она с детства читала все, что отыскивала, и эти двое всегда поразительным образом находили такие темы, о которых шла речь в толстых книгах. На обложках золотом шли звучные фамилии, внутри ломались копья, и слова там были куда изящнее, чем у этих двоих, но смысл... Рядом с Аобой и Макото Рей чувствовала себя странно, будто у очередного необъяснимого явления отчужденных территорий.

Ей вспоминались слухи, что эти двое вроде когда-то служили техниками в армии тогда еще нормальной Японии, что они дезертировали в один день, увидев первого Ангела, что они тогда только двое уцелели после бойни – много чего говорили, особенно, если учесть, что первый Ангел был много-много лет назад, а Сигеру и Хьюга...

„Сколько им лет?”

Аянами с трудом подавила улыбку: каждый раз она неминуемо приходила к этому вопросу, и всякий раз ответ ускользал. Девушка пощипала кончик носа, чтобы не заснуть, но все же заснула под мерный бубнеж двух вечных спорщиков.

„Капитан Сорью, полагаю, в ужасе”, – такой была ее последняя мысль по эту сторону сна.

***

Аска лежала и забыла, как дрожать.

Двое спорщиков у костра бодро переиначивали Шопенгауэра и уже почти было перешли к законам Канта, изложенным в двух-трех ругательствах, когда Макото что-то почудилось, и тот отошел на тропу, выставив перед собой длинный ствол АК. Рыжая, стряхнув оцепенение, огляделась: Аоба задумчиво гладил цевье пистолета-пулемета и изучал текстуру камня, а лица Рей Аске не было видно, но она готова была поклясться, что конвоирша клюет носом.

„Вот сейчас было бы самое время бежать, а не тогда...”

Она скрипнула зубами, вспоминая провал. И хуже провала было лишь то, что проносилось у нее в голове сразу после: двое вооруженных мужланов, холод, мерзость, сама только мысль об их руках... Сорью поскрипела зубами. Она даже не сразу сообразила: допрашивать, пытать или насиловать ее никто не собирается.

И еще хуже было то, что где-то на задворках сознания она ощутила сперва недоумение, а только потом пришло  сдержанное облегчение. Потом – полная дезориентация. И вообще, чувства были смешанными и странными: да, был страх, что ее просто так мучают неопределенностью, а потом возьмутся по полной программе. Был шок: эти двое строят философские диспуты, переругиваясь через чадящее пламя, а „Нулевая” преспокойно дремлет себе с пустой консервной банкой в руках.

„Обжора”.

Аске есть не хотелось, хотя в животе все сводило – не то от голода, не то от плохо задавленного страха. „Это неправильные повстанцы”, – думала она. Лежать на камнях было неудобно и холодно, волосы, до которых не дотягивалось тепло костра, едва только не примерзали к камням, а новые путы были куда крепче и лучше завязаны. Локти от них отекали.

„Им здесь легко и просто”.

В нормальном мире – по ту сторону периметра – говорили разное. Говорили, что повстанцы уже не люди, что они променяли себя на возможность жить вне власти правительства. В казармах после отбоя судачили об уродах, которые рождаются здесь, ругали идиотов, польстившихся на плоть отщепенок. „Культ Ангелов” вообще был притчей во языцех, хотя во многие ужасы мало кто верил: все знали, какое управление выдумывает такие подробности.

„Они твари. И они другие”.

Постукивая зубами, Аска думала, и это здорово отвлекало от леденящего холода. Первые трое повстанцев, с которыми ей удалось пообщаться, рассеяли все представления о туповатых кровожадных чудовищах. Капитан NERV переживала болезненную ломку и пыталась приучить себя к мысли, что это враги – не беглецы из аномального зверинца, не безумные сектанты-отщепенцы.

В горах выл ветер, притупляя чувства. Аске было холодно и страшно.

- Вроде все в порядке, – сказал Макото, подсаживаясь назад к огню.

Аска заметила, что Рей открыла глаза за несколько секунд до его появления.

- Ты прошлой ночью уходил где-то в это же время, – вдруг серьезным тоном сказал Аоба. – Может, Часовщик буянит?

- Часовщик? – удивился Макото. – Мы бы его точно разглядели.

Проговорив это, повстанец изобразил что-то над головой, иллюстрируя свои слова. „Видимо, изображает этого своего Часовщика”, – догадалась Аска, и ей было совсем не интересно, что это такое.

- Лагерь на месте? – невпопад спросила Рей.

- А, да. Только хотел заговорить о лагере, – хмыкнул Аоба. – Наверное, это судьба. Ты веришь в судьбу или в вероятность, детка Рей?

Йокай невыразительно пожала плечами и опустила на лицо очки:

- Нам пора.

- Ночью? – изумленно спросил Аоба. – А если Часовщик?

Аска понаблюдала, как Рей встает, забрасывает свою винтовку за спину, как поднимаются повстанцы, что-то доказывая, а в ее теле вдруг проснулась ледяная усталость. Хотелось просто лечь и околеть. И пусть пытают, лишь бы никуда не идти.

„Часовщик, опять же”.

- Вставай, – послышался тихий голос.

И Аска встала.

***

Выжатый лимон.

Синдзи давно уже привык к этому состоянию, возникающему после штатной рассинхронизации. Но даже спустя сотни вылетов оно его тяготило, и снова хотелось исчезнуть. Майор Мисато постоянно рекомендовала напиться и забыться, Акаги Рицко предлагала покурить и расслабиться. А Аска пинками и подзатыльниками разгоняла всю эту меланхолию и апатию к чертям собачьим.

„Плохо-то как”.

- Не раскисай, Синдзи, – Акаги подошла к пилоту, который сидел возле своей Евы, и протянула пачку сигарет. – Вот, расслабься.

Сфокусировав взгляд на пачке, Икари мотнул головой, после чего повесил голову и стал тереть глаза, в который все слегка плыло.

- Ну, как хочешь, – пожала плечами женщина. – Как Ева?

„Ни черта не меняется”.

- Как обычно. Все в порядке.

- Прекрасно. Жалко, что ты ее в ангар не поставил, но да ладно. Отдыхай.

Посмотрев вслед уходящему главному инженеру, Синдзи впервые ощутил желание всадить ей пулю в спину. Не насмерть, конечно, – так, чтобы пару неделек в госпитале повалялась. Акаги бы отдохнула от работы, а он от этих бессмысленных „как Ева?”.

Рицко ушла, а холод остался. И серая слякоть под ногами, и редкие снежинки, что так приятно остужали лицо. И сидеть бы так и сидеть, пока апатия сама не уйдет, но звук двигателей колонны БМП заставил парня встать и медленно пойти в сторону столовой.

„Посижу там пока”.

***

В такие моменты жизнь казалась раем. Тепло и уют окружали пилота со всех сторон, и он был готов прямо сейчас пойти и написать рапорт о переводе в хозяйственную часть. Даже вонь огромных чанов и котлов его не пугала.

„Всегда думал, что на кухне мне самое место”, – думал парень, задумчиво глядя на чашку чая, заботливо поданную Хикари.

- Вы в порядке? – заглянув в глаза, спросила девушка.

- Да… Просто устал.

- Ну, это не мудрено, – хихикнула она, – эти частицы, они всех угнетают.

„Ох, если б в этом было дело”.

- Да уж. Вы как переносите их? – поинтересовался парень.

- Ну, я сегодня еле проснулась. Да и в сон клонит весь день.

Словно в подтверждении слов, Хикари сладко зевнула и протерла заспанные глаза.

„Как мило”.

- Спасибо вам, капитан, – сказала девушка и поклонилась.

- Эм… – Икари недоуменно моргнул и почесал голову. – За что?

- За Содзухару.

- Ааа…, – понял наконец парень, и тут ему вспомнилось лицо Тодзи, когда тот увидел Синдзи в офицерской форме. Стало так смешно, что Икари громко расхохотался. Отсмеявшись, он посмотрел на недоуменное лицо Хикари и пальцем поманил к себе. Через полминуты они оба покатывались со смеху в подсобке.

Непринужденная почти домашняя атмосфера настолько нравилась Синдзи, что он хотел остаться здесь навечно, но из вечного на этой базе было только одно – серость. Время шло к обеду, поэтому Хикари пришлось уйти: повару предстояло накормить ватагу голодных солдат.

„Не хочу уходить, – подумал Синдзи, но все же встал из-за стола и пошел к выходу. – Без нее тут как-то не так”.

***

Открыв двери кабинета Мисато Кацураги, Синдзи был готов практически ко всему, начиная от поцелуев за прекрасно проведенную операцию, и заканчивая жестким мозговым изнасилованием за то, что шлялся не пойми где. Но увидеть на месте майора того небритого субъекта, что вынес мозги сдавшемуся в плен отщепенцу – такого и в страшном сне не снилось.

- Эм….

- Садитесь, – сказал мужчина, указав на стул, сиротливо оставленный посреди комнаты. Обычно этот стул стоял вплотную к месту хозяйки, и, размахивая руками, майор вечно задевала плечо посетителя. Некого посетителя в скромной солдатской форме это всегда очень смущало.

Кивнув, Синдзи прошел на указанное место. Чем ближе он подходил к стулу, тем тяжелее давались шаги: ноги словно свинцом налило, и навыдумывать себе разные частицы в качестве причины не получалось. Наконец он сел и, глубоко вздохнув, постарался сфокусировать взгляд на незнакомце. Тот был одет в давешний плащ, но теперь под расстегнутой верхней одеждой обнаружилась элегантная форма столичного особиста – без карманов, без лацканов, без знаков различия. Но в такие френчи одевались только в одном управлении, и изображать этих ребят вряд ли кто-то бы рискнул.

При ближайшем рассмотрении особист оказался небрит, а его прищур вызывал странные ассоциации с неприятной ухмылкой.

- Я главный инспектор Редзи Кадзи, – представился субъект. – Вы знаете, почему я здесь?

- Нет, – ответил Икари, но тут же поправился: – То есть, да... Не совсем, если честно.

- Предположим.

Редзи взял в руки толстую папку с личным делом и открыл ее.

- Капитан Икари Синдзи, – буквально по слогам проговорил слова Кадзи. – Когда вы родились?

- Не помню. Я не праздную свои дни рождения.

- В таком случае напомню: ваш день рождения завтра. И еще кое-что, – сказал инспектор, не отрываясь от страниц дела. – Вы вполне можете отметить его в карцере, если я посчитаю это нужным.

Синдзи только пожал плечами, показав, что ему абсолютно все равно, где и как проводить завтрашний день.

- Где вы родились?

- Не знаю.

- „Не помню. Не знаю”, – ровно, но в то же время с явной издевкой произнес Кадзи. – Напомню – вы родились в префектуре Нагано, где впервые на территории Японии появился Ангел. Что произошло четыре года спустя. Тогда же пропала ваша мать, Икари Юй. Вы помните свою мать?

- Я даже лица ее никогда не видел.

- Даже на фотографии? – удивился инспектор, и удивился достаточно натурально.

- Отец уничтожил все фотографии.

- Ваш отец, кстати. Это он сделал вас пилотом Евы?

- Он отправил меня в военную академию в пятнадцать лет, чтобы я не мешал ему делать карьеру.

- Почему вы вдруг стали ему мешать?

Синдзи уже тихо ненавидел и этот разговор, и этого мерзкого особиста.

- Тогда от нападения Ангела погиб его брат, у которого я жил.

- Вы утверждаете, что ваш отец не причастен к вашей карьере?

- Карьере? – искренне удивился Синдзи.

- Я видел много людей, но я никогда не видел такую тряпку как вы, – без намека на юмор произнес Кадзи, – во всех случаях дедовщины или инцидентах среди курсантов вы фигурировали в качестве жертвы. Удобно, не правда ли?

Взгляд инспектора был понимающим и брезгливым.

- Не вижу ничего удобного в том, чтобы быть побитым своими или драить туалеты по приказу старшего офицера, – склонив голову, пробормотал Икари.

- Думаете, я поверю в это?

Пилот ничего не ответил. Пояснять что-либо или доказывать, что его на самом деле били – Синдзи не хотел этого. Он просто не хотел вспоминать это еще раз.

- Продолжим, – так и не дождавшись ответа, произнес Кадзи. – Сразу после академии вы  попадаете в регулярные части, которые в тот же день бросают против повстанцев. И там очень эффектно и внезапно появляется Ангел.

Синдзи вздрогнул, и это не укрылось от взгляда инспектора.

- О, ясно. И снова сюрприз: вы единственный, кто выжил после этого. И не просто выжил, а вернулся своим ходом на целехонькой машине. Как это произошло?

- Разве это не отображено в моем деле? – огрызнулся парень.

- Отвечайте на вопрос, капитан. И в деталях.

Синдзи невольно вжал голову в плечи: инспектор не повысил голоса, но капитану показалось, что лучше бы на него наорали.

- Я шел во второй волне. Первая волна сделала почти всю работу за нас, мы лишь добивали остатки разбегающейся швали. Но тут появился он. Это была странная тварь – словно наполненный водой желтый шар. Ангел принимал форму разных объектов: то становился облаком, то деревом, то горой. Наконец он принял форму VTOL’а. Огромного VTOL’а. Раз в двадцать больше моего. И тут он начал стрелять из пулеметов... То есть, это были как бы имитации пулеметов, а стрелял он испепеляющими лучами. Связь пропала сразу же. У нас не было инструкций, но первая волна попала под раздачу, а наша пошла им на помощь.

- А вы?

- Связи не было. Новых инструкций – вроде „помочь первой волне” – тоже, поэтому я выполнил последний приказ и вернулся на базу.

- Вы трус, – откровенно заявил Кадзи.

- Я выполнил приказ.

- Вы бросили своих боевых товарищей.

„Господи, это как пинг-понг”, – подумал Синдзи и обреченно сказал:

- Мои боевые товарищи не выполнили приказ.

- Говорите, что хотите, но это не меняет дела. Вы бросили их.

- Пусть так, – согласился Синдзи.

- После этого вас зачислили в отряд пилотов-испытателей Ев. Почему вас?

- Не знаю. Через два дня после инцидента меня просто забрали с базы и привезли сюда.

Кадзи полистал дело, словно копался в ящике с мокрицами.

- Вас хотели отдать под трибунал за то, что вы, будучи ведомым у капитана своей группы, оставили его. Вы в курсе?

- Нет.

- Итак, вы стали пилотом Евы...

- Я не хотел.

- К делу это не относится, – Кадзи не понравилось, что его перебили. Он не любил, когда допрашиваемые говорили не по делу.

- Прошу прощения, – механически промямлил Синдзи.

- Вы стали пилотом Евы. Уничтожили шесть Ангелов в паре с пилотом Сорью. После первого же боя командующий Икари назначил вас ведущим в паре Икари-Сорью.

В кабинете повисла пауза: Кадзи явно чего-то ждал, но Синдзи никак не мог понять, чего именно.

- В каких отношениях вы были с пилотом Сорью? – спросил наконец Редзи, прервав игру в молчанку.

- Мы друзья. Она мой лучший друг, – честно признался парень. Слово „были” больно кололось в груди.

- Вы спали вместе?

- Не-нет, конечно, – заикаясь, проговорил Икари. – Мы всего лишь друзья...

- И вы не хотели этого.

Кадзи сидел, опираясь на локоть, и в руке держал фото Аски. Это была полноцветная копия фотографии, которую Сорью прислала ему из недельного увольнения. Письмо, конечно, читали, в этом Синдзи не сомневался, но чтобы копировать фото... „Дурак, ты дурак!”, – гласила надпись на фото. И Аска в длинной майке на берегу океана.

- Мы друзья, – упрямо сказал Синдзи.

- И она не хотела этого?

„Это что, ирония?”, – со злостью подумал капитан, но отреагировать ему не дали.

- Но это все детали. Вы бросили ее.

- Что!?

- Вы плохо слышите, господин пилот-испытатель? – осведомился Редзи. – Вы бросили ее. Из доклада следует, что ваша двойка выдвигалась на заранее подготовленный маршрут сразу после уничтожения Ангела. А ну-ка, продолжайте, капитан.

„Я бросил Аску. Ну конечно, это часть плана”.

- Выброс частиц сделал невозможной любую радиосвязь между нами и базой, – мертвым голосом сказал Синдзи. – Когда Еву-02 сбили с использованием „Ружья Лонгиния”, я продолжил движение по маршруту и вернулся на базу.

„План, чтобы спасти Аску. Мисато, любите же вы меня с дерьмом мешать”, – подумал Синдзи и рассмеялся.

- Вы видите тоже здесь что-то смешное? – нахмурился Кадзи. В первый раз за все это время его лицо проявило нормальную человеческую мимику.

- Извините, – отсмеявшись произнес Икари, – да, я бросил Аску. Я выполнил все инструкции и увел машину в безопасное место. Я всегда выполняю все инструкции и приказы до последнего пункта. Поэтому я стал пилотом Евы, а не потому, что я сын своего отца. Поэтому вы сейчас живы и допрашиваете меня, а не горите среди грузовиков на дороге, ведущей сюда.

Кадзи смотрел на него со спокойным выражением лица.

- Что вы хотите этим сказать?

- Ничего. Абсолютно ничего, – покачал головой Синдзи.

- Можете быть свободны, – махнул рукой Кадзи.

Встав из-за стула, Икари быстро отдал честь и буквально вылетел из кабинета. Теперь он ненавидел и это помещение. Пропало еще одно место, куда можно было прийти и посидеть, отдыхая душой и телом. Он так быстро выскочил оттуда, что если бы не рука Мисато, то наверняка бы упорхнул обратно в подсобку столовой – залиться горячим чаем и поболтать с Хикари о пустяках.

- Как все прошло? – хмуро спросила майор.

- Нормально, – буркнул Синдзи.

- Не дуйся. Это все ради Аски, – женщина улыбнулась и потрепала парня по голове.

- Ради Аски стоило сжечь колонну, угнать Еву и улететь искать ее. Просто похерить все инструкции и сделать это, – горько улыбнулся Синдзи. – Плохой я друг.

Мисато опустила руку и молча посмотрела в след уходящему парню.

„Ты хороший друг, Синдзи. И пилот хороший. Только вот нельзя сочетать службу и дружбу”, – подумала Мисато, после чего вошла в свой кабинет. Ей самой предстоял еще очень долгий разговор.