Эпилог

Кацураги сняла капюшон, сложила руки перед грудью и немного постояла так, глядя на крохотный надгробный памятник. Кадзи пережил старый мир всего на какой-то месяц и погибнуть ухитрился крайне глупо: во время бандитского восстания командир спецназа Нового Токио поймал виском совершенно невероятный рикошет. Никто до сих пор не знал, кто его убил.

„Зато за этот месяц он еще раз успел меня прикрыть. А может, и не раз”.

Мисато до сих пор не понимала, что за человек он был, не понимала его действий и мотивов. Почему его „псы” разрывными пулями разгоняли голодные толпы, а назавтра с потерями прорывались в бывшие пригороды, чтобы спасти там семью каких-нибудь переселенцев.

Как бы то ни было, город-крепость Новый Токио вряд ли стал бы собой без бывшего инспектора Кадзи. Именно поэтому на его надгробье не было имени: слишком уж противоречивым было становление обновленного города.

„Да и та же Аска”.

Капитан Сорью не примирилась с инспектором даже после его смерти, и Мисато ее в принципе понимала. Кацураги обернулась: рыжая полулежала на капоте хамви, забросив ногу на ногу. Яркий зимний день щедро плескал ей на лицо солнечных лучей, и Аска довольно жмурилась. Ей было из всех сил плевать и на кладбище, и на командира, и вообще на все.

„Так и не научилась манерам, хамка”.

Зато Аска научилась не убивать Ангелов. Вчера ее машина сопроводила приблизившегося к городу пришельца, покачала крыльями и проследила за уходом бродячего чернильного облака. Проследила – и вернулась на базу.

„- Жизнь научит”, – меланхолично отозвалась на похвалы рыжая.

„- И как зовут эту твою жизнь?” – спросила довольная своей подчиненной Мисато.

Аска только задрала нос и ушла переодеваться.

Кацураги подошла к машине и обнаружила, что капитан Сорью спит. Пригревшаяся на солнце девушка сквозь сон улыбалась небу. Мисато подумала и пошла назад к безымянному памятнику: она умела ценить хорошие сны.

***

Тусклая лампочка едва освещала склад оружия. Мерное сопение Койчи, дрыхнущего на своем диванчике, нарушалось лишь только редкими переговорами Сигеру и Хьюги, отчаянно резавшихся в карты на патроны от дробовика.

Аянами заглянула на склад, одетая в зимнюю походную экипировку. Кивнув играющим в картишки мужчинам, она прошмыгнула к столу и уселась на диван.

- Прости, Койчи, я опять не смогла принести сладкого к чаю, – извинилась девушка.

- Зато я принес, – хмыкнул Аоба, подняв со стола пакетик с леденцами и помахав им в воздухе, – так что не расстраивайся, Койчи.

- Хм…. – раздалось из-под одеяла.

- Ну как, ты попрощалась со стариком? – погладив Рей по голове, спросил Макото, – Ты только не расстраивайся. У него давно сердце шалило.

- Да. Все в порядке, – немного смущенно ответила Аянами.

- Мда… Старика больше нет. Что теперь делать – черт его знает, – пробормотал Сигеру, кладя на стол последнюю карту. – Я выиграл. Теперь тебе нечем играть.

- Койчи, подкинешь патронов? – поинтересовался Хьюга.

- Ммм?

- Ну, не жмись!

- Хм…

- Койчи, – мягко, на выдохе, произнесла Рей, – есть „Ружье Лонгиния”?

- Зачем тебе? – в унисон спросили парни.

- Ну… – девушка замялась, глядя на соню.

Койчи, все это время лежавший на диване, заерзал и поднялся, после чего неспешно пошел в сторону отгороженной коморки. Сидящая за столом троица проследила взглядами за его черноволосой взъерошенной головой. Когда та исчезла в коморке, мужчины снова уставились на Аянами, жаждая получить ответ.

- Ну… – неуверенно начала Рей. – Вдруг она опять сунется в зону отчуждения.