12: Контраст

Люди – неоценимый ресурс, но подчас они просто не нужны. Человек потакает своему настроению, имеет кучу слабостей, устает и порой результат его труда зависит от расположения светил на ночном небе. Когда нужно поработать без права на ошибку, когда нужна скрупулезная тошнотворная точность и исполнительность, – работу поручают автоматике. Она не склонна к творчеству и делает все так, как надо.

Именно точность нужна была Акаги, которая наблюдала за десятками механических рук, копошащихся в полуразобранном теле Евы-02. С ее поста, расположенного прямо над сборочной линией, было прекрасно видно скелет поверженного совсем недавно создания.

- Как успехи? – раздался голос  Гендо.

Рицко обернулась, ища взглядом своего начальника.

- Не удалось восстановить ряд узлов. Патрон „Ружья Лонгиния” плохо повлиял на них.

Гендо кивнул и прошел вперед. Поравнявшись с Акаги возле пульта управления, он взглянул на мониторы.

- Нам удастся запустить Еву-03?

- Вряд ли, – покачала головой Акаги, – в принципе, Сорью, наверное, сможет держать ее в воздухе ровно, но вести бой – нереально даже для нее. После того, как придут запчасти с континента, я смогу закончить работу.

- Запчасти не придут, вы прекрасно это знаете.

- Ну, тогда я буду ждать, пока наш новый пилот раздолбает Еву-01, – хмыкнула блондинка, закуривая. – А он раздолбает ее.

Брови на лице Гендо слегка приподнялись, обозначая удивление, но тут же опустились назад. Благо за бликующими очками этого не было видно.

- Если это случится, то мы просто переберемся на континент, – произнес Икари. – Даже с учетом тамошнего хаоса континент безопаснее.

- Раньше мы были полигоном, теперь же этот полигон никому не нужен. Зато Ева может пригодиться, – пустив колечко дыма, задумчиво пробормотала Рицко. – Да, и материалы вашей жены оказали весьма занимательными.

- Вы их уже проверили?

- Да. Юй все же гений. Думаю, я смогу прогнозировать появления Ангелов.

- Хорошо. Тогда информатор будет нам полезен. По крайней мере, пока не начнется наступление.

- Сколько у меня времени до его начала?

- Максимум две недели. Я не могу тянуть сборы дольше: старики могут что-то заподозрить.

- Более чем достаточно.

Бросив короткий взгляд на Еву, командующий не спеша пошел в сторону двери. Акаги посмотрела ему вслед и снова уткнулась в свои мониторы. Лишь тихое шипение манипуляторов, работающих с Евой, нарушало мерную тишину. На огромном операционном столе многорукий хирург работал с чудовищным пациентом.

„Как удачно, что в такой тонкой лаборатории отсекаются все электромагнитные помехи”, – подумала инженер. Сбои электронных часов, отсутствие связи – все это были ерундовые неудобства в сравнении с невозможностью прослушки.

***

В городе было еще холоднее. Дождь поутих, но оставил после себя холодную вязкую морось, она липла к улицам, как попрошайка, и прохожие спешили прочь с широких проспектов – ныряли в метро, рвались в магазины и кафешки. Автомобили оставляли в этой каше длинные алые нити стоп-сигналов, и водителям тоже было тоскливо: рано или поздно  придется выйти из теплых сухих салонов.

Морось терпеливо ждала – у нее впереди был длинный безветренный день.

Аска брела под самыми стенами широкого проспекта. Дома вокруг становились все старее, в некоторые сырость уже просто въелась, и выглядели они куда дряхлее возможного времени постройки. Вдоль тротуара то тут, то там выбирались из тумана костлявые деревца. Девушка озиралась по сторонам и видела все больше признаков старого Токийского центра: простуженные дома, все ниже опускающиеся к земле, раскисшие газоны, которым никогда бы не нашлось место в новом городе, и люди – пожилые, никуда уже не спешащие.

Поежившись, Аска повернула налево и принюхалось: даже сквозь кромешный ад влажности несомненно пахло рекой.

„Река... Сколько можно уже плутать вдоль нее?” – зло подумала Сорью. Впервые она вышла к воде у полицейского участка, где ей надо было зарегистрироваться. В участке было тепло, но неуютно. Там ее облапали взглядами, но увидев штамп в удостоверении, живо обслужили и выпроводили восвояси. Если бы девушка решила оглянуться на участок, то увидела бы, как ее провожают отнюдь не скабрезными гримасами.

Копы не любили людей, меченных неким управлением. Так уж повелось, что мундиры не любят френчи.

Второй раз Аска набрела на реку, элементарно заблудившись. Она стояла, видя только небольшой пятачок свинцовой воды и обрывок моста в никуда. В никуда убегали машины и уходили люди, и Сорью поспешила уйти оттуда.

Девушка вовремя остановилась у таблички и отодрала от себя сырые воспоминания: „Махоро-драйв, 11”. Такие дома уже давно не строили: трехэтажный особняк, каждый этаж – целая квартира. Маленький парк старых вишневых деревьев под окнами, выход на набережную с другой стороны и – тишина.

„Как кладбище”.

Аска пошла к входной двери, еще издалека заметив, что поверх двух табличек с именами хозяев налеплены значки агентства недвижимости. На третьей значилась знакомая фамилия – позеленевшие кандзи, вырезанные в старой меди.

Большой ключ открыл наружную дверь, ведущую в парадное: широкий пролет, витраж, витые перила. Аска пожала плечами, осмотревшись: вокруг было сухо, темно, странно – словно бы она вдруг оказалась не в вечно спешащей столице Японской зоны, а европейском особняке. Вне времен, вне стран.

„Мрачновато здесь”.

Старый центр хорошо патрулировали – никаких ночлежек в пустующем особняке быть не могло, но изгонять отсюда холод никто не спешил. Аска прошла темный холл и начала подниматься по лестнице. Огромный витраж тускло смотрел на нее. „Когда за ним солнце, наверное, это красиво”, – подумала девушка. Пустота и вычурность раздражали ее, лепнина на потолке вызвала кривую гримасу: Аска была солдатом и, как следствие, не любила излишеств. Она хорошо понимала Кацураги-старшего, который провел в подаренной квартире ровно один день.

Входную дверь на втором этаже девушка открывала с некоторой опаской – сама не понимая, почему. Брезгливость – ясно откуда, усталость – тоже, а вот легкий неприятный страх Аска себе объяснить не могла. Не могла – и все.

Внутри были гобелены. Сорью видела такие только на картинках и даже нужное слово-то вспомнила не сразу. Аска бегло осмотрела мрачную прихожую, оценила слой пыли и поежилась: „Разуваться не стоит, а вот найти комфортный уголок – очень даже надо”. За холлом открывалась целая анфилада комнат, наполненных кое-как расставленной мебелью, скрытой полиэтиленом. Довершали впечатление стылые сквозняки.

„Определить, где лучше всего устроиться. Стащить из других комнат все нужное. Кухня, службы. Проверить воду, выяснить, что надо купить”. Аска прищурилась: из поля зрения сразу исчезли излишества, осталось только жилье, которое надо осваивать.

Полчаса беглого осмотра прошли не зря. Отопление, конечно, не работало, зато свет включился. Одна лампочка с хлопком сгорела, но выяснилось, что можно пользоваться электрокамином. Вода в огромной кафельной ванной тоже пошла.

„Не пропала в горах – не пропаду и здесь”, – решила Аска и принялась составлять список первых покупок, отвлекаясь, чтобы подуть на онемевшие руки. Над столицей висел молот вечера, но если рыжая за что и любила города, так это за круглосуточные супермаркеты.

***

За окнами джипа мчались бесконечные грязи.

Майор терла подозрительно горячий лоб, отбрыкивалась от мыслей о гайморите и изучала карту старого полигона, куда должна была прилететь Ева. Там раньше – до войны с Ангелами – была промзона с атомными энергоблоками. После того, как пришелец прошел здесь, уровень радиации стал ниже фонового, а сами здания удивительным образом остались на месте. С тех пор по ним повелось палить из пушек, пулеметов, обстреливать системами залпового огня – словом, с толком испытывать все новое и интересное.

- Приехали, мэм.

- Что? А, да.

Мисато распахнула дверцу, подняла воротник куртки и выпрыгнула наружу – сразу, рывком, стараясь не думать, что будет под ногами. Ботинки по щиколотку провалились в жижу, и, выдергивая их из цепкого болота, она пошла к стаду утяжеленных хамви – импровизированному командному центру. Завидев командира, офицеры принялись спешно гасить сигареты и оправлять головные уборы. Кацураги приветственно махнула всем и сразу, отметила постные рожи, простуженные носы и вздохнула.

- Курите, ладно уж.

Офицеры нестройным хором гаркнули благодарности, а Мисато мельком посмотрела в низкие небеса. Она всегда чувствовала, когда приближалась Ева.

- Где инженер Акаги?

- Только что сообщила по радио, что задерживается в Токио. Прислала замов, мэм.

Кацураги кивнула. Раз ее не предупредили, то совещание у инженера проходит на высшем уровне. „Как бы ни отчет Комитету. Надеюсь, она там справится быстро. Ну, или ее замы хотя бы вполовину такие же толковые телеметристы, как она”.

Тучи вскипели, и из них выпала тяжелая фиолетовая махина. Аккуратно пройдя над временными мачтами связи, Ева зависла точно над чадящей сигнальной шашкой. В столбе желтого дыма, покачиваясь, парил обезоруженный истребитель Ангелов, и Кацураги пристально изучала аппарат.

- Рацию, – распорядилась она и протянула руку.

- Ноль-первый, база на связи, – каркнула майор в поданную трубку.

- Ноль-первый на связи, база.

„Что-то голосок кислый, Нагиса-кун”, – злорадно подумала Кацураги. Насколько знала Мисато, симулирующие нейродрайвы академии не давали и приблизительного представления о настоящей синхронизации.

- До первой метки на сверхмалой, скорость сорок два. Приступай.

- Принято, база.

В воздухе тяжело вздохнуло, и машина опустилась еще ниже. Маршевые двигатели слабо затлели, разворачивая Еву. Стояла почти полная тишина, слышно было даже, как хлюпают носами штабники, как урчат невдалеке незаглушенные джипы. Фиолетовая птица неспешно уходила к утопленным в тумане корпусам фабрики.

- Легкотня, – прокомментировал кто-то за спиной Мисато, и майор даже не стала одергивать обнаглевшего от скуки и мерзкой погоды подчиненного. Она просто переключила каналы и откашлялась:

- „Омоикане-Ни”.

- Да, майор, мэм!

- Захватили цель?

- Так точно, мэм!

Мисато посмотрела туда, где скрылась за туманами Ева.

- Ну... Пли, что ли.

Вдалеке рявкнули, а Кацураги швырнула рацию мнущимся инженерам:

- Ведите его, ничего, кроме координат, не давать. Как обгадится – передайте мне трубочку, – Кацураги обернулась к своим офицерам. – N^2 ракетоносец в воздухе?

- Так точно, мэм. Б-52, четыре крылатые ракеты.

- Отлично.

За ее спиной ахнули далекие взрывы, подсвечивая туман. Кацураги даже не стала справляться, сохранил ли капитан машину: неуправляемые снаряды – это были еще цветочки, с которыми должен совладать и школьник, державший в руках только джойстик.

Пока что, как выразился команд-сержант-майор Такецунуми, это была легкотня.

- Господа, предлагаю по кофе. Есть другие мнения?

Кое-кто из присутствующих „стариков” – тот же второй лейтенант Тецуро – мог припомнить, что примерно так же принимали в строй ныне покойного Икари. В точности так же и даже на этом самом полигоне – ныне подследственную Сорью. Но впервые майор Кацураги предлагала хлебнуть кофе с таким умиротворенным лицом.

***

Рей стояла у края бездонной пропасти. Чернота внизу пугала и поглощала, поэтому Аянами старалась не смотреть туда. Порывистый ветер неистово метался вокруг нее, он оставлял мелкие порезы на коже острыми, как бритва, кусочками льда, вившимися в воздухе.  Девушка же просто стояла, пытаясь выловить среди завывающих порывов чуждый горам звук. Почти не слышимый, почти не осязаемый, но чужой – он подкрался сзади.

Развернувшись, она увидела красную Еву, однажды уже поверженную ею.

„Зачем ты вернулась?” – спросила сама себя девушка и стала поднимать „Ружье Лонгиния”, которое почему-то стало таким тяжелым, таким неподъемным.

„Я предупреждала”.

Едва подняв оружие, Аянами ощутила острую резь в глазах, а ствол шатало на ветру, словно флюгер. Кое-как сведя маркеры на неподвижной  Еве, Рей нажала на спусковой крючок, и ее тут же с силой отшвырнуло назад.

Девушка даже не успела вскрикнуть. Синие волосы взметнулись на ветру, и ее тело полетело в бездонную пропасть. Серость неба так быстро удалялась, света становилось все меньше и меньше. В какой-то момент перед глазами Рей осталась лишь крошечная точка, а потом исчезла и она.

„Крепко зажмуриться”.

***

Аянами открыла глаза, ее всю знобило. Землю вокруг припорошило снегом. С трудом встав на ноги, Рей размяла затекшие и не желавшие двигаться суставы. Их хруст можно было бы, наверное, услышать, если бы обледеневший плащ не хрустел громче.

- Доброе утро, – сказала Майя, сидящая у костра.

Рей лишь кивнула в ответ и приложила руку ко лбу.

„Горячий. Плохо”.

Сделав пару нетвердых шагов, она уселась рядом с Ибуки и уставилась на еще теплящиеся угольки. Из останков костра струились тонкие нити пара: души упавших снежинок возвращались в низкое небо.

- Ты в порядке? – полюбопытствовала попутчица.

Девушка посмотрела на Майю и коротко кивнула, после чего ее взгляд переключился на кружку, доверху наполненную вчерашней ухой.

- У тебя глаза покрасневшие, – с легким беспокойством в голосе пробормотала женщина.

Это заявление заставило Аянами слегка приподнять бровь, но выражение лица быстро стало прежним, едва девушка взяла в руки кружку и поднесла ее ко рту. В супе было больше разваренной рыбы и картошки, чем бульона, да и жирок сверху уже застыл от холода. Но теплые угольки не позволили завтраку превратиться в мороженое.

- Приятного аппетита, – пожелала сама себе Рей и быстро отхлебнула ухи.

Первый же глоток отозвался болью и едва не встал поперек горла. Девушка смогла протолкнуть его дальше, после чего ела уже не так спешно и старалась пережевывать даже разваренную рыбу, в которой совсем не было костей. Покончив с завтраком, она отложила кружку в сторону и ощупала горло рукой.

„Нехорошо. Не вовремя все это”.

Взяв в руки горсть снега, девушка растерла им разгоряченное лицо. Стало как-то сразу легче.

- Рей, тебе плохо?

В ответ Аянами лишь чихнула. На мгновение путницы заслушались гулким эхом, гуляющим от горы к горе.

- Где Хьюго и Сигеру? – слегка сиплым простуженным голосом спросила Рей.

- Они ушли, – похлопав глазами, ответила Ибуки.

- Идем.

- Но…, – Майя не нашлась что сказать.

С одной стороны, она прекрасно видела разгоряченное лицо своей провожатой, ее мутные глаза и скованные движения, слышала сиплый голос. Но, с другой, – им надо было двигаться вперед. Аянами подошла к своему ночному лежбищу и подобрала „Ружье”, которое стало уж очень тяжелым. „Как во сне”, – подумала она. Закинув его на плечо, она пошла вперед.

- Идем же, – повторила девушка, видя неуверенность Ибуки, – я дойду. Не в первый раз ведь.

***

Очень скоро Майя и Рей оказались на перевале, который вчера Аянами успешно зачистила.

- Здесь мы остановимся ненадолго, – предупредила попутчицу Рей.

- Хоро…, – женщина не смогла договорить, потому что, как только они вышли из леса непосредственно на перевал, она увидела последствия событий вчерашней ночи.

Трупы уже успело сковать морозцем и присыпать снегом, поэтому крови было видно не так много, но даже этого зрелища хватило, чтобы повергнуть Ибуки в ступор.

- Кыш отсюда, – пробурчала Аянами и спихнула с тела одну из десятка ворон, что решили устроить пир на месте бойни. Остальные наглые птицы даже не торопились взлетать, просто прыснули в стороны ленивыми прыжками.

Уха, съеденная Майей на завтрак, вдруг попросилась назад с огромной скоростью. Женщина лишь успела согнуться и опустошить содержимое желудка.

„Зря я, наверное, ее повела через перевал”, – подумала Рей, приложив к голове очередную порцию снега.

„Хорошо-то как”.

Девушка почувствовала легкое облегчение и довольно выдохнула. После завтрака слабость исчезла, а переход до перевала убил озноб на корню. Теперь девушки пылала жаром, от которого очень хотелось избавиться.

„Вспотела. Если снова замерзну – станет еще хуже. Надо идти дальше. Вот только…”

Присев к покойнику, Рей обшарила его карманы. Ничего интересного там не было, кроме пары обойм для его УЗИ, что валялся рядом. Осмотр прочих дал ей полупустую пачку печенья, выполненного в виде длинных палочек, и осколочную гранату. Пачку печенья она сразу же убрала во внутренний карман одежды, а вот насчет гранаты слегка призадумалась. Перекинув пару раз из руки в руку непривычное оружие, она приложила его ко лбу. Оболочка гранаты приятно холодила кожу.

„Пригодится”, – заключила Рей и убрала ее в карман штанов.

Поднявшись на ноги, девушка подошла к Ибуки, которая в скрюченном состоянии нависала над собственным завтраком. Женщина тяжело дышала, и, казалось, ни на что не реагировала.

- Нам надо идти дальше, – похлопав по плечу Майю, сказала Рей, засунув себе в рот палочку печенья.

- Да… Да... – пробормотала женщина, поднимаясь на ноги. – Я просто…

- Хотите? – из вежливости поинтересовалась Аянами.

Хотя выходить было уже и нечему, но Майя прикрыла рот ладонью и показала свободной рукой, что пока точно ничего не хочет.

Пожав плечами, Рей развернулась и пошла вперед.

Следующие два часа пути окончательно вымотали Рей. Еще никогда она так не уставала. Пот лился ручьем, ноги заплетались, а щеки горели в тон глазам. При этом ее опять начало знобить. Наконец она просто села на камень и, вытащив еще одну палочку печенья, стала ее медленно пожевывать – просто чтобы чем-то занять бунтующее тело.

- Рей, тебе надо отдохнуть, – заботливо сказал Майя, присев на корточки рядом, – ничего страшного не произойдет, если мы немного задержимся.

Аянами лишь взяла в руки еще одну порцию снега и обтерла им лицо.

- Надо хотя бы спуститься с гор, – пробормотала она.

- Но почему?

- Там еще тепло. Там идет дождь. Здесь даже привал сделать негде.

- Хорошо, я поняла, – Майя выхватила из рук Рей ее вещмешок и пресекла на корню попытку вернуть свои вещи. – Хотя бы с этим не спорь.

Девушка чувствовала, что ей уже все равно, и ответила в тон своим мыслям:

- Хорошо.

- Сколько нам еще до равнины?

- Если идти так же, как идем сейчас – к полуночи будем там.

- Тогда поспешим, – Майя протянула девушке руку, – но обещай мне, что там ты отдохнешь как следует.

- Обещаю, – кивнула Рей.

***

Аска с сомнением посмотрела на почти полную ванную, потом на парующее ведро воды.

Второй день пребывания в квартире майора заканчивался положительно – то есть, от души. Горячие ванны были тайной страстью капитана Сорью – страстью, которую до обидного легко скрывать в армии.

Тяжело вздохнув, девушка плеснула-таки еще кипятка, принюхалась и принялась раздеваться. Шуршание одежды эхом отдавалось в ванной комнате, из старого крана изредка убегала крупная капля, а Аска подводила итоги дня. Она проснулась в неприлично огромной спальне около полудня и долго пыталась сообразить, где она. Размеры кровати и черный цвет постельного белья не подходили ни офицерской квартире, ни тюрьме, не больничной палате. А потом был взрыв. Сорью лежала, вытянувшись струной и могла только слушать, как в голове медленно и страшно что-то рвется. Сквозь невыносимую боль прорвались чьи-то слова:

„Если продолжим модулировать эту частоту, у нее останутся мигрени”.

Потом пришло слово „нейродиспенсер”. Аска, сжав виски, встала: ей не хотелось лежать и вспоминать дальше. Назло голове она отправилась в ванную босиком, открыла кран и немного посмотрела на воду, от одного вида которой становилось сразу зябко.

„Зато мигрени точно хана”.

Потом было продолжение обустройства квартиры, распаковка вчерашних покупок, завтрак на ходу – и обход „музея”, как Аска окрестила свое новое обиталище. Девушка побродила по всем восьми комнатам, изучила гобелены – какие-то боевые сцены явно легендарного содержания – насмотрелась из окна на мерзкий дождливый пейзаж. В комоде обнаружились запаянные в пластик комплекты постельного белья, и все оказались черными. Аска попыталась представить ход мыслей премиального комитета, который комплектовал эту квартиру для кадрового военного офицера, и окончательно плюнула на эту затею. „Ну его, пусть будет черное”. В голову лезли обрывки воспоминаний, тело требовало поспать еще часов двенадцать, и с этим срочно требовалось разобраться.

„Надо найти работу”.

„Я?! Пилот Евы, капитан оперативного подразделения?! На работу?” Та, прежняя капитан Сорью легко поддалась бы гордости, понадеялась на силу воли, но после гор и плена, после смерти Синдзи и допросов нужно было что-то менять. Накопленной зарплаты, которую разморозили после прекращения следствия, хватало на два месяца скромной жизни. Да, это была вполне терпимая жизнь, наполненная полуфабрикатами и счетами за электричество, и ею можно было и ограничиться – солдату, в конце концов, не привыкать. К сожалению, Аска понимала, что даже небогатое безделье оставляло ей только воспоминания. Так что она грела себе рамен, смотрела на дождь за окном и думала, кем хочет работать. По всему выходило, что никем.

„Не пойдет”.

Поймав себя на том, что даже не представляет, чем можно заняться в гражданской среде, девушка набросила на плечи дождевик.

Биржа труда была забита под завязку, там было душно, от промокших людей шел пар, а слово „грипп”, казалось, было нарисовано прямо в воздухе. Отстаивая свою очередь в кашляющей и сморкающейся толпе, капитан однозначно составила себе мнение, что хочет работать, как минимум, не в таком людном месте.

„И без напарника”.

...Лежа в горячей ванной, рассматривая грязный кафельный потолок, Аска вспоминала этот длинный день, который начался аж в полдень. На столике возле кровати лежали карточки с вакансиями, которые предстояло изучить, но девушка прекрасно знала, что завтра спросонья возьмет первую попавшуюся и пойдет к работодателю. Мысли лениво скользнули к недавнему прошлому, и Аска поспешно заметалась в поисках удобного отвлечения.

„Вот интересно, как бы вела себя майор Кацураги на моем месте?”

Аска вспомнила, что даже не поблагодарила Мисато-сан, и больно закусила губу.

„Поблагодарить? Еще чего. Она горюет по Синдзи, всего-то, вот и помогает мне в память о нем. Нашла себе сынка...” Девушка вытянула из-под воды руки и принялась зло растирать себе щеки: отвлечься получилось так себе.

„А как бы вела себя Рей? Вот бы йокая на мое место, а?”

Додумать интересную мысль не получилось: вода остывала, и Аска с сожалением выбралась из ванны. Думать в процессе вытирания мешали сквозняки, а удивительно мягкая, хоть и явно странная черная кровать быстро отобрала у нее способность мыслить.

***

Инспектор Кадзи шагал по коридору конторы и листал содержимое экрана наладонника. Кацураги, как и обещала, прислала данные по закупкам для проекта „Ева”. В документах в основном был устаревший мусор, но пара поставщиков никак не вспоминалась инспектору, он даже не был уверен, что знает об этих фирмах.

В коридоре шуршали шаги, коллеги приветствовали его, он отмахивался и улыбался отрешенной улыбкой. На внутренних постах документы у Кадзи давно уже не проверяли, так что до своего кабинета он добрался, не выныривая из новых данных.

„Майор исправно выполняет свою часть сделки”.

Кадзи снял плащ, развалился в кресле и принялся думать. Для непосвященных это выглядело так: инспектор брал чистый лист бумаги, остро заточенный карандаш и принимался набивать аккуратные дырки. Когда белый прямоугольник превращался в сито, он брал следующий.

Набросав план первых проверок, инспектор занялся менее важными делами. День из серого становился мутно-белым, за жалюзи то принимался бубнить дождь, то неуверенно толкался ветер, а Кадзи все звонил, вызывал, заказывал, снова звонил, ковырялся в базах данных управления. Ближе к обеду вокруг мутных поставщиков начала затягиваться сеть.

„А были бы частицы Ангела – пришлось бы работать ногами”, – подумал инспектор, закрывая лаптоп. Он мысленно сказал спасибо покойному Икари и поставил себе зарубку: навести справки, как дела у рыжей героини. „Глупо получится, если она сгорит уже после. С другой стороны, быт вдали от работы – это умелый палач. С третьей стороны...”. С третьей стороны была натура бывшей напарницы Икари.

И Кадзи было любопытно, что получится из сделки с Мисато. Чисто по-человечески любопытно.

***

Нагиса в очередной раз перевернулся с боку на бок, вздохнул и сел в кровати.

Темная комната была холодной, как ледник, но в учебке он привык и не к таким радостям жизни. Правда, в учебке не было того страшного, изматывающего чувства, которое сейчас бередило его разум. Каору прикрыл глаза и снова увидел ангар, застывшую в нем Еву, ощутил, как тлеет странная, невозможная жизнь внутри почти обесточенного аппарата.

Аппарата, который убивал, аппарата, в котором умер человек. Нагиса за свою жизнь успел познакомиться и с орудиями убийства, и с вещами, которые принадлежали убитым, но еще ни на чем смерть не оставляла такой яркий отпечаток.

Уклоняясь от залпов, обманывая управляемые снаряды, Каору чувствовал давление: что-то сжималось вокруг него, что-то темное и мощное, и это было даже сильнее синхро-шока – первого слияния с боевой машиной. Нагиса маневрировал, прятался за массивными корпусами, проходил трассу за трассой под интенсивным обстрелом, но главное испытание шло внутри кабины.

Каору не мог сказать, что Ева отказывалась повиноваться ­– она беспрекословно исполняла тончайшие команды. Он не мог сказать, что Ева была неисправна – все системы управления работали без сбоев и ошибок.

Но новый пилот мог точно сказать, что Ева не хотела работать.

„Будь она человеком, я бы сказал, что она хочет умереть”.

Нагиса сидел, смотрел в темноту, вспоминал скупые поздравления Кацураги, вспоминал поселение во временный лагерь, напоминание о завтрашних тестах, но всегда, во всех мыслях, во всех фрагментах его памяти черным призраком кружила чудо-машина.

„Самое мощное оружие с такой изнанкой. Похоже, я не о том говорил с этой Сорью”.

В достижении поставленной цели все было правильно: и попутная игра со всем и каждым, и целый год, отданный на то, чтобы стать солдатом, – все было правильно, кроме цели. Ева не давала чувства превосходства, она висела над каждым движением, над каждым действием, наблюдала и анализировала. У этой машины была память, и воображению Нагисы рисовался чужой разум, загнанный в микросхемы.

Это было новым, непонятным чувством, и, вопреки мрачным предпосылкам, оно его интриговало. Было что-то в сочетании живого и неживого, что-то куда более важное, чем ощущение безраздельной власти над людьми далеко внизу.

„Я должен понять ее лучше”.

Каору усмехнулся этой мысли: ему всегда было интересно узнать побольше о новой игре, прежде чем влезать в нее, но на этот раз игра шла совсем по-другому. Капитан потерял связь между мотивами и целями, он менял свои задачи на ходу, его все больше запутывал мир армии NERV, майор Кацураги, готовая сжечь его, но все равно нашедшая слова поздравления.

На него оглядывались, о нем знали, и пусть это была совсем не та слава, которой он хотел – Нагиса был счастлив: жизнь пошла по другим правилам, и подчиняться законам новой среды оказалось неожиданно интересным. Потому что на вершине ждала Ева, совсем не такая, какой он себе ее представлял.

„Вот бы еще выспаться”, – подумал Нагиса.

***

Майя с грустным лицом смотрела на сопящую Рей. Девушка не просыпалась уже почти сутки. Ночью они буквально вернулись в прошлое, перейдя из зимы, накрывшей горы, в осень, которая по-прежнему хозяйничала на равнине. Зона отчуждения располагалась довольно далеко отсюда, но Ибуки ощущала легкую тревогу: эти земли частенько утюжила авиация NERV.

Кутаясь в плащ, Майя смотрела в небо.

- Вот теперь я хочу поскорее оказаться в городе. И закончить все это.