Низкое пепельно-серое небо нависают прямо над головой. 
Капли дождя заунывно барабанят по фуражке, стекая с тульи. 
 Ноги переставляются словно сами по себе, размеренно отмеряя пройденный путь. Руки затекли под тяжестью увесистого клинка, но опустить их или отдохнуть как-то иначе нет никакой возможности – так делать просто нельзя. Спереди маячит одетая в старинные традиционные наряды четвёрка синтоистских монахов под руководством главного распорядителя, несущая вышитое иероглифами длинное полотнище. Где-то впереди на орудийном лафете, влекомом четверкой лошадей, движется покрытый белой тканью гроб с останками генерала Курибаяси.
 Траурная процессия под звуки классического похоронного марша Шопена движется вперёд.
 …Воскресенье, на которое оказалась назначена церемония торжественного захоронения, выдалось непривычно хмурым и пасмурным. В воздухе царила прохлада, а с неба накрапывал мелкий дождь, что было воспринято как добрый знак. В таких случаях говорили, что сама природа оплакивает уход хорошего человека.
 После относительно короткой церемонии прощания с генералом, в девять часов утра урну с прахом Курибаяси переложили в гроб и водрузили на орудийный лафет, и длинная цепочка людей двинулась от возведённого по такому случаю скромного деревянного храма к кладбищу. 
 Своим присутствием церемонию почтили члены всех высших кругов Японии – политики, военные, прочие видные деятели и, конечно же, журналисты, освещающие это событие. Приехали генерал-губернатор Зоны 11, официальный представитель Императора, полпред ООН в Империи; небольшие делегации прислали страны, представляющие международный контингент войск, кроме американцев. Но их можно было понять – оказывать воинские почести своему врагу было не в их традициях, хотя русские, тоже во Второй Мировой воевавшие с японцами, всё же приехали.
 Делегация НЕРВ оказалась в числе самых почётных гостей, правда, нашу троицу громким словом «делегация» язык не поворачивался назвать - я, Мисато и Фуюцки, вечно вынужденный замещать отца на почти всех торжественных мероприятиях, куда Гендо не ходил в принципе. 
 По столь торжественному случаю нам пришлось достать парадные мундиры, нацепить все положенные регалии и даже сверх того. Из неведомых закромов были извлечены относительно недавно введённые фуражки – небольшие, чёрного цвета с витым золотистым шнуром, золочёными же гербом НЕРВ, окаймлённым венками хризантемы – знака номинальной принадлежности к японской армии. Также нам пришлось нацепить на воротники стандартные армейские нашивки со званиями, причём исходя из соображений выпендрёжа, что ли, они были выполнены в стиле старых знаков различия Императорской армии. Так что мне досталась пара параллелограммов с тремя узкими жёлтыми и двумя широкими красными полосками, поверх которых красовались две серебристые звезды – знак отличия лейтенанта.
 Но самое главное – следом за монахами и перед основной процессией должен был двигаться своего рода почётный эскорт из особо отличившихся офицеров, несущих награды генерала. Так вот, меня как раз в этот эскорт и впихнули, и доверили ни много ни мало, а нести личный клинок Курибаяси, который он оставил дома перед отправлением на Иводзиму. 
 Когда я это узнал, то здорово перетрухнул и заволновался – ну, не люблю я настолько выделяться, и всё тут! Ответственность была слишком велика – подвести нельзя было ни в коем случае… О, как я был бы рад отказаться от такой чести, но ведь нет же! Несмотря на все мои умоляюще-щенячьи взгляды и тихие просьбы, замком и майор остались непреклонны. В конце концов, мне Фуюцки мне просто приказал исполнить миссию, и на этом моменте мне пришлось угомониться и подчиниться. Но лично по моему мнению я такого был явно недостоен.
…Вопреки моим ожиданиям это оказалась не классическая катана, а похожий на неё син-гунто – серийный офицерский меч времён Второй Мировой. Слегка изогнутый клинок, коричневые лакированные металлические ножны, золотистая овальная цуба, слегка потёртая рукоять, оплетённая тёмно-коричневым шнуром, на хвосте – металлическая петля с тёмно-коричневым темляком.
 Такие клинки, если мне не изменяет память, были почти полностью уничтожены после капитуляции Империи как пережиток милитаризма, так что уцелевшие син-гунто были наперечёт. А особенно такие…
 Не каждый день приходится нести в руках оружие без преувеличения великого человека. Зная, что отправляешься на верную гибель, и всё равно исполнять приказ – это достойно восхищения. Не просто, очертя голову, кинуться в последний решительный бой, а методично, месяц за месяцем, готовиться к сражению, которое, скорее всего, выиграть будет невозможно…
 …Ровное полотно дороги шаг за шагом ложилось под ноги. А я всё шёл и шёл вперёд, не обращая никакого внимания на дождь и усталость.
 А, собственно говоря, кому я сейчас отдаю почести? Cолдату Японской империи, которая являлась врагом России и в Русско-Японскую, и во Вторую Мировую войну. Солдату Императорской армии, на счету которой немало зверств по отношению к мирному населению и пленным. Солдату страны-агрессора, развязавшей масштабную бойню на побережье Тихого океана.
 Япония первой напала на Перл-Харбор (хотя весьма популярна версия, что США Империю просто спровоцировали и получили удобный повод для войны), создала в Маньчжурии Отряд 731, ставивший бесчеловечные опыты в духе доктора Менгеле и готовивший применить против других стран бактериологическое оружие. Солдаты японской армии без зазрения совести убивали пленённых врагов, добивали раненных, относились к покорённым народам как к людям второго сорта…
 Но ведь у медали всегда две стороны, не так ли?
 О, нет! Я отнюдь не пытаюсь всё это оправдать, но кое-что нужно бы рассмотреть не через призму пропаганды какой-либо стороны.
 Лучше всего, наверное, начать с того, что при подчёркнуто-европейском фасаде страны, Империя того времени по-прежнему оставалось средневековым государством с соответствующими порядками. Отсюда кое-что и получает своё объяснение…
 Попал в плен? Значит - струсил, и будь добр в таком случае умереть. Причём это одинаково касалось и своих, и чужих. 
Ранен? Но ты ведь по-прежнему остаёшься солдатом, так почему к тебе должно быть иное отношение?
Зарубить врага мечом – по меркам средневековья достаточно обыденно. Диковато, но вполне ожидаемо.
Но есть у этих порядков и другая сторона.
Безумная, фанатичная преданность приказам и Родине. Запредельное почитание воинской чести и доблести. Готовность умереть за всё это при первом же случае. Самоубийственные атаки, ставшие нормой. Смертники, бросающиеся под танки. Пресловутые камикадзе, ведущие начинённые взрывчаткой самолёты, катера и торпеды на противника. Полководцы, что от позора после проигранных битв совершали сэппуку. Уважение к храбро сражавшимся врагам, несмотря на причинённый ими урон.
Это всё, в конце концов, и привело к поражению Империи.
Японцы дрались отчаянно, без пощады к врагу и к самим себе, но слишком сильно тратили ресурсы – в первую очередь, конечно же, людские. Лучшие из лучших гибли в самоубийственных атаках или после совершали самоубийство, не понимая, что нечасто случается, когда некуда отступать. Нет, это не означает, что в любой критической ситуации следует отступать, но ведь почти всегда есть ещё один город, ещё одна река, ещё один рубеж, за который можно зацепиться. Жертвы не напрасны, но только в том случае, если они ведут к победе…
На ум сейчас приходили мысли о Великой Отечественной, когда всего лишь через шесть дней после начала войны немцы были уже в Минске. Когда лишённые связи и управления танковые корпуса на остатках горючего ходили в атаки. Когда линия фронта стремительно откатывалась до самого сердца страны, оставляя захватчикам родную землю.
Когда за полгода в боях сгорела многомиллионная кадровая армия.
И тоже были самоубийственные атаки, и солдаты бросались со взрывчаткой под танки, и дрались против врага до последнего, нет, не патрона, а человека. 
Вот только их жертва была не напрасна. Они дали другим время и шанс, и в последующие три года РЕЗЕРВИСТЫ пройдут половину Европы, чтобы водрузить знамя Победы на Рейхстаг.
…Процессия подошла к военному кладбищу, относительно недавно созданному на окраине Токио-3, но уже успевшему достигнуть внушительных размеров. Что поделать – в нынешнее время Япония вновь воюет по всему миру в составе сил ООН, и, разумеется, вновь гибнут солдаты. Во все стороны тянулись ровные ряды одинаковых чёрных табличек с выбитыми именами, а местами высились мемориалы с братскими могилами.
Место для захоронения генерала Курибаяси находилось на окраине кладбища и, на первый взгляд, ничем не отличалось от сотен других таких же – тоже всего лишь простая табличка и ничего более. Рядом виднелись несколько простых деревянных алтарей, задрапированных полосатыми чёрно-белыми покрывалами.
На один из них члены эскорта переложили гроб с останками генерала, остальные же алтари предназначались для его наград и, в том числе, для меча. Несущие ордена генерала офицеры двумя цепочками направились к ним - танкисты, лётчики, артиллеристы, пехотинцы. Те, кто первыми сражался с Ангелами – безо всякой надежды на успех, и те, кто отличился в сражениях под знаменем Империи в постударный период. Я же направился к другому, стоящему чуть в стороне.
Чётко следуя полученным инструкциям, я низко поклонился и медленно протянул син-гунто, намереваясь уложить его на специальную подставку, но тут у меня за спиной совершенно неожиданно прозвучал чей-то голос.
- Лейтенант Икари, если я не ошибаюсь?
 Аккуратно положив клинок, я повернулся назад.
 Позади меня стояла старая японка, опирающаяся на руку молодого парня – всего лишь года на четыре старше меня, держащего над ней зонтик. Я уже знал, кто это – Юмико Курибаяси, последняя оставшаяся в живых дочь генерала. Годы согнули её спину и изрезали глубокими морщинами лицо, но голос и взгляд остались столь же твёрдыми, что и в молодости… 
 - Так точно, госпожа, - низко, с почтением поклонился я.
 - О тебе говорят, как об одном из лучших воинов Империи.
 - Нет, госпожа, я всего лишь солдат – не лучше и не хуже других.
 - Ты тот, кто, как говорят, управляет тем огромным роботом?
 - С роботом или без, я всё равно буду защищать то, что мне дорого, - просто ответил я.
 - Ты молод, - задумчиво произнесла Юмико. – Даже очень молод – почти ребёнок, но тебя уже отметил сам Император. И ты достаточно храбр, если всё то, что я слышала о тебе – правда.
 Я промолчал. К чему сейчас что-то говорить? Подтвердить её слова – проявить совершенно ненужное хвастовство и гордыню, а мне бы этого не хотелось. В конце концов, не я выбрал свою новую жизнь, а она выбрала меня, и мне остаётся лишь принимать всё как данность. 
И просто делать свою работу.
- Пожалуй, ты тот, кто мне нужен, - непонятно заявила японка. – Изо, помоги мне.
Опираясь на руку внука (или правнука?), дочь генерала подошла к алтарю и слегка дрогнувшей рукой сняла син-гунто со стойки.
- Отец завещал передать этот меч тому, кто сможет защитить Империю лучше всех, - произнесла Юмико, глядя мне в глаза. – Когда-то служить в армии считалось честью, а потом десятилетиями в солдаты шли только разные неудачники. Годы, десятилетия… Хорошо, что это закончилось. Иногда я думаю, что Второй Удар стал для нас благом…
В надтреснутом голосе старой японки зазвенели торжественные нотки.
- Солдат, - обратилась она ко мне. – Клянёшься ли ты защищать Империю, не щадя ни себя, ни врагов? Клянёшься ли ты умереть ради её процветания и выживания?
Во рту разом пересохло, в ногах появилась предательская дрожь, а сердце забилась намного чаще обычного. Но я ЗНАЛ, что мне сейчас нужно делать.
Опустился на правое колено прямо на размокшую от дождя землю, склонил голову и вытянул руки вперёд.
- Клянусь, - хрипло выдавил я, ощущая, как ладоней касаются шершавая рукоять и обтянутые кожей ножны.
Крепко сжал син-гунто, аккуратно слегка сдвинул с него ножны и по совершенно неяпонской традиции прикоснулся к нему губами. На лезвии меча мелькнула вязь выбитых иероглифов – «Воинская доблесть до конца» и «Да здравствует Император».
- Клянусь, - повторил я, аккуратно задвигая клинок обратно.
По всему Токио-3 завыли сирены, загудели поезда и корабли в порту, засигналили автомобили. Одновременно с этим раздался грохот залпов артиллерийского салюта.
Империя прощалась со своим солдатом, до конца сражавшимся за неё.

* * *

Вновь всё тот же сон, но он больше уже не является моим кошмаром.
Транспортный отсек самолёта. За бортом гудят турбовинтовые движки Ан-12.
Привалившись спиной к двери в кабину, сижу, положив руки на колени. Передо мной в каком-то странном танце пляшут тени.
Что-то на мгновение заставило отвести взгляд, а когда я вновь повернул голову, то передом мной стоял высокий плотный офицер-японец в старом полевом мундире, с рядами орденов и медалей на груди. Секунды хватило на узнавание этого человека, пристально вглядывающегося мне в глаза.
Ноги словно бы сами собой подбросили тело вверх, спина выгнулась по стойке «смирно», кирзачи громко щёлкнули каблуками. Привычно вскинул правую руку к виску, но тут вспомнил, что голова непокрыта и неожиданно даже для самого себя сжал кулак, ударив им в грудь рядом с сердцем. 
Как заправский римский легионер.
- Генерал Курибаяси!..
Офицер неожиданно вздрогнул.
- Курибаяси… Даа… 
Лицо генерала, большее похожее на мраморную маску, разгладилось; в его глазах вспыхнул какой-то тёмный огонь. 
- Да! Именно так меня когда-то звали!..
Привычным движением Тадамити провёл рукой по левому боку, но затем резко отдёрнул её, сжимая в кулак. 
- Значит, это тебе Юмико передала мой меч? – пристально взглянул мне в глаза офицер.
- Да, господин генерал! – ответил я, неожиданно нащупывая на простом советском солдатском ремне рукоять висящего меча.
- Я видел тебя ТАМ, но здесь ты другой. Странно… Ты не японец, - с сожалением произнёс Курибаяси. – У тебя внешность варвара и странная форма, но ты – солдат. И ты – наш по духу. Только кто же ты на самом деле? Кому ты служишь?
- Я – русский, господин генерал! А служу… - на мгновение опустил взгляд, но тут же твёрдо взглянул в глаза давно умершему офицеру. - Я не могу предать свою Родину, но волею судьбы ныне стал солдатом, защищающим Империю.
- Империю… - с горечью произнёс Тадамити. – Где та Империя, за которую я сражался и умер? Во что превратили её проклятые гайдзины (1)? Мы были воинами, а превратились в… Русский, да? Я дрался с вами во времена Номонгана (2), вы были хорошим врагом – храбрым, честным, сильным. Потом… Потом вы стали врагами янки – это хорошо, надеюсь, вы этого ещё не забыли. Вы, как и мы, тоже проиграли свою войну, странную, но войну. Но скажи мне, солдат, ты служишь Империи, но готов ли ты умереть за неё?
На миг я задумался. 
Что для меня Япония? Наверное, всё-таки чужая страна. Навсегда. И этого не изменить. Но мне есть, что здесь защищать – тех, кого я люблю, тех, кто мне дорог. Тех, кто доверился мне и надеется на меня. Это непросто – взять на себя вручённую ответственность за жизни других…
Да… Империя для меня – это люди. 
- Да, господин генерал, - твёрдо произнёс я. – Это не моя Родина, но уже и не чужая страна. Наши судьбы теперь связаны. 
Он меня поймёт, верю, что поймёт. Я родился не в своём времени – мне больше бы подошло Средневековье или Античность, когда честь и доблесть были куда большим, чем просто словами. Он поймёт меня, этот генерал, ему это не чуждо, в отличие от многих.
- Ты не лжёшь – я вижу это, - тяжело уронил японец. – Ты тоже чужак, но ты можешь понять нас – это хорошо. И ты можешь вспомнить и показать другим, какими мы были прежде. 
Окружающее пространство начало таять и растворяться в густой пелене тумана.
- Вспомни. Покажи. Мы сделали ошибки – не повтори их. У тебя уже есть знамя, просто разверни его. Найди свой путь, только не забывай прошлого.
Вокруг больше ничего не было – ни неба, ни земли, только лишь туман… И голос:

Враг не разбит, и значит, я не погибну в бою.
И буду рождён еще семь раз,
Чтобы взять в руки нагинату (3)…

И словно помимо воли из моей груди вырвался ответ:

…И семь раз погибнуть, 
Сражаясь за Императора (4).


Глава 4. Аска на горизонте

Как оказалось, просто так подарить мне меч было нельзя, ибо он являлся частью культурного и исторического наследия Японии. Нет, об обратном ходе речи даже и не шло, просто мне пришлось подписать несколько бумаг и уже только потом забирать син-гунто в своё единоличное владение.
В комплекте к нему мне чуть попозже доставили классическую деревянную подставку для катаны, но так как офицерский меч не носился в комплекте с более коротким клинком–вакидзаси, син-гунто пришлось быть в гордом одиночестве. Другим немаловажным предметом оказалась внушительного вида официальная бумага синего цвета, удостоверяющая, что по общепринятой в Японии классификации это – «очень важный меч», являющийся «достойным элементом культуры». А это вам, между прочим, не хухры-мухры – обычным штамповкам такое не полагалось. Син-гунто Курибаяси - это меч с ого-го! какой историей, ибо был родовым клинком, переоформленным под общеармейский стандарт. Генерал-то ведь у нас был из самурайского рода, многие сотни лет служившего вассалом старинного клана Санада, так что просто по определению не мог иметь меч без истории или выкованный каким-нибудь малоизвестным мастером…
Хотя какая, в сущности, разница, кто делал этот син-гунто? Мне было гораздо важнее, кто им ВЛАДЕЛ. Небеса и подземелья, если бы раньше кто-нибудь сказал, что в мои руки попадёт самый настоящий клинок самого настоящего генерала времён Второй Мировой, являвшегося исторической личностью, ни за что бы не поверил! И по барабану – японский это генерал или русский. Честный, храбрый, умелый? Ну и всё – большего не надо. Нет, конечно же, ТТ Жукова (или что там у него было?) или «вальтер» Роммеля было бы заиметь гораздо лучше… Хотя такой меч – это, наверное, всё же на порядок круче. От такого наградного оружия у меня разве что слюни не текут, а ведь мне его теперь, вообще-то, даже можно с собой таскать. Официально. Как хранителю ценной исторической и культурной реликвии, во как. Главное, за пределы Японии не вывозить, ибо табу.
Нет, я, разумеется, никуда его таскать не собираюсь – больно уж ценная штука. Ещё, блин, покоцаю или профукаю, не дай Аллах… Тьфу-тьфу-тьфу! Беречь! Как зеницу ока беречь! А то ведь позора на всю Империю будет… 
Ух, как вчера Фуюцки-то прямо после церемонии задвигал речёвки перед борзописцами! И про преемственность поколений, и про традиции предков, и про новое поколение защитников Родины… Ну, чисто замполит или проповедник - сразу видно бывшего профессора-лектора. Я аж почти заслушался, хотя и всё моё внимание на тот момент было приковано к генеральскому клинку. Мисато, вон, просто ограничилась дружеским рукопожатием и хлопком по плечу… Но, чёрт побери, сколько у неё тогда в глазах было гордости… Я же ей, можно сказать, сын, брат и подчинённый... Неее, после всего этого мне теперь хоть в лепёшку вместе с Ноль-первым нужно будет разбиться, но флот не опозорить. То есть Империю и человечество не подвести. Из вариантов у меня теперь только побеждать до победного конца (каламбур, однако), погибнуть в бою или совершить сэппуку. Последнее, кстати, было бы крайне нежелательно – я же вроде как христианин, крещённый, мне нельзя… Разве что только с гранатой под танк или грудью на амбразуру.
Нет, вообще-то, если честно, не хочу я так… заканчивать. Нет, камрады, ну на кого я всю эту ораву-то оставлю, а? За ними же глаз да глаз нужен, а я пока что главная ударная сила… Тем более ещё не все прибыли, вообще-то…
-----------------------------------------------------------------------------------------
1 - (яп.) чужак, чужеземец.
2 - принятое в Японии название конфликта на Халхин-Голе.
3 - Предсмертные стихи генерала Курибаяси, отправленные Императору.
4 - Строчки, которые должны были стать ответом генералу.