Завершение Эпохи by Antonim
Summary:

Ему было все равно, какой новый город сожгли ангелы или какая еще страна была выжжена дотла. Он слушал, чтобы убежать. Убежать, спасая свою жизнь от несокрушимых войск.


Categories: Neon Genesis Evangelion Characters: Many
Жанр: Боевик, Драма, Фэнтези
Challenges:
Series: Нет
Chapters: 4 Completed: Нет Word count: 2740 Read: 29160 Published: 26.01.2014 Updated: 10.02.2014

1. Это (не) Пролог by Antonim

2. Глава 1. Дорога на запад by Antonim

3. Глава 2. Штурм by Antonim

4. Глава 3. Иероглиф by Antonim

Это (не) Пролог by Antonim
Author's Notes:

Дело в том, что изначально эта история задумывалась совсем иначе, но муза распорядилась... В общем, все пошло не по плану, как и всегда. Теперь получилось так, что действие пролога происходит далеко от основных сюжетных событий и вряд ли с ними соприкоснется. Выбрасывать же то, во что было вложено время и силы, жаль.

Еремей дергал подол матушкиного платья и не мог сдержать слезы. Он был уже взрослый, видал одиннадцать зим, поэтому он не должен был плакать. Батюшка всегда говорили, что взрослым мальчикам плакать негоже.
Матушка неотрывно смотрели на горящий частокол и их губы что-то шептали. Голос был настолько тих, что Еремей, стоящий подле нее, никак не мог разобрать слов.
- Матушка! Очнитесь, матушка! - Еремей кричал все громче, пытаясь вырвать матушку из диковинной зачарованности.
Поток белого пламени разметал частокол и ворвался в городок. Взорвалась кузня и кабак, в котором любили отдыхать батюшка, и куда частенько бегал Еремей, помогая батюшке дойти домой.
Пламя гудело и расползалось по улицам, опаляя даже на таком расстоянии. Теперь Еремей был напуган пуще прежнего, а слезы полились ручьями.
- Матушка! Матушка, очнитесь!
Матушка вздрогнули и, охнув, нагнулись к Ереме:
- Еремушка, родненький! Цел?
- Да, матушка. Матушка, отец сказали, чтобы я Вас нашел и передал, что с севера уже идут.
- А чего ж он сам не пришел, Еремушка?
Ерема всхлипнул.
- Они.. они побежали к дружинникам у частокола. Сказали, коли на медведя ходили, то и нонче подсобить смогут. Наказали их не дожидаться и с Окунева бежать.
Матушка еще раз взглянули на пламя, что охватило весь видимый частокол, и посуровела.
- Погодь маленько, Еремушка.
Матушка побежали в избу, но вернулись быстро. Отдали Ереме один из отцовских ножей, а второй себе оставили.
Вой огня на миг стих и Ерема услышал странные звуки: низкий гулкий грохот, что снова и снова повторялся. Грохот доносился из-за стены пламени, что нонче была заместо частокола.
Ереме вспомнились потешные барабаны, на которых иногда играли умельцы. Грохот, что теперича почти заглушил гул пламени, могли издавать такие же барабаны, только очень и очень большие.
Матушка схватили Ерему за руку и побежали, да столь быстро, что Ерема едва ногами успевал перебирать. Вокруг мельтешили знакомые и незнакомые лица, а матушка бежали и распихивали всех, кто стоял на пути. Когда же они резко остановились на холмике у церкви, Ерема влетел матушке в спину и едва не свалил их с ног.
- Простите меня, мату... - Ерема так и не смог договорить. Он глядел на маленькую площадь под  ними.
Площадь звали Подцерковною, ибо стояла она точнехонько под холмом, на коем церквушка Единого Бога находилась. Единого Бога вельми почитали батюшка, а матушка за то батюшку ругали почему-то. Площадь эта нонче полна была женщин, детей да стариков. Толпились они и бранились, тыкая пальцами в южные врата. Ерема глянул на врата и обомлел — те были закрыты.
- Что ж они, ироды, делают — выдохнули матушка и повернулись к Ереме — Родненький, помнишь, что делать нужно, коли я ведовствовать начну?
Ерема кивнул, быстро прижался к матушке и обхватил  ее двумя руками.
- Вот и молодец, Еремушка. Не отходи от меня родненький.
Матушка выдохнули, взмахнули руками и Ерема ощутил как его ноги отрываются от промерзшей земли. Люди на площади вскинули головы. Детишки удивленно хлопали глазами и толкались, но люд постарше лишь хмуро глядел на летящих. Брань стихла. Ерема старался не подавать виду, что ему летать впервой и крепче хватался за теплую руку матушки.
Коснулись земли они уже у самих ворот. Люд расступился, давая им место. Перед самими же воротами стояла тройка дружинников. Все в кольчугах, с красными щитами, что всегда Ереме застывшими каплями казались, и с булатными мечами в руках.
Матушка окинули их взором от которого и сам Ерема поежился.
- Открывайте ворота.
Вперед выступил усатый дружинник с серыми глазами. Глядел он на матушку непочтительно и, похоже, ничуть не боялся.
- Князь не велел, нехристь ты поганая. А теперь поди прочь. Ангелы спустились с небес дабы покарать нас за грехи наши. Покарать за то, что терпели мы грязную ворожбу твою богопротивную.
Ерема ощутил как матушкина рука напряглась.
- Северный частокол в огне. Ангелы твои — матушка скривились — скоро придут и сожгут всех нас. Не ради себя прошу, а ради детей — взмахнули рукой себе за спину — отвори ворота.
Люд за спиной, затихший было, услышав последние слова, загомонил пуще прежнего. Кто-то даже завопил, что коли ворота сами не откроют, то дружину и принудить можно.
Усатый дружинник нахмурился, матушка напряглись и вскинули руку, то ли в умоляющем жесте, то ли желая ведовство творить, но в сей миг сзади что-то заскрипело, заурчало и начало грохотать.
Ерема, как и весь люд на площади, оглянулся. Церквушка, давшая название площади, начала рассыпаться, будто не имелось боле опоры под ней. Грохотали об землю камни, выпадающие из кладки, взлетел в небо медный колокол и рухнул прямо на площадь. Люд завопил, начал тесниться ближе к воротам, а Ерема глядел, как белая стена пламени поднялась за церковью.
Матушка больше не колебались. Взмахнули рукой и закричали слова злые голосом гулким. Зверье же, что было на площади и в ближних домах, воем ответило да бросилось на дружинников. Собаки бежали, стелились по земле, прыгали, пытаясь если не укусить, то хотя бы сбить с ног.
Ерема увидел как двоих дружинников повалила пятерка собак. Собаки вцепились в лица и горла, громко зачавкав. Еремей хотел отвернуться от творившейся жути, но даже глаза сомкнуть не мог.
Усатый отбросил щитом здоровую косматую псину и быстрым взмахом распорол ей брюхо. С криком: «Сатанинская шлюха!» он побежал к матушке, но тотчас на спину усатого запрыгнул черный кобель и вцепился ему в затылок. Крик стал безумным воплем.
Матушка стояли спокойно глядя на происходящее. Люд за ее спиной ворчал, но не вмешивался. Стена белого пламени стала медленно спускаться с холмика.
Когда с дружиной было покончено матушка махнули рукой в сторону врат и десяток молодух побежали сдвигать бревно, запиравшее ворота.
Бревно быстро скинули на землю, а стена огня едва-едва добиралась до Подцерковной площади и Ерема выдохнул. Душный страх из груди ушел, матушка расслабились, а ворота отворились.
Матушка удивленно вскрикнули. В ворота ворвалась диковинная тварь: безглазая вытянутая голова, огромный рот полный острых зубов и короткие черные крылья, что медленно колыхались за спиной. Тварь была покрыта то ли белой чешуей, то ли сие был неведомый Еремею доспех. В правой руке чудище держало короткий клинок, расширяющийся к концу.
«Усатый назвал их ангелами» - вспомнилось Еремею. Жуткая диковина ничуть не походила на тех ангелов, что Еремей видел в церквушке.
Молодухи с воплями кинулись к матушке, но ангел, неразличимыми движениями, подсек одной молодухе ноги, а второй вогнал клинок в спину. Быстро добив упавшую, он развернулся к матушке и осклабился. Псы уже прыгнули на него.
Еремей боялся вдохнуть глядя на мелькающий клинок, что рассекал собак одну за другой. Матушкина рука дрожала, а люд за ее спиной кричал и бесновался. Стена белого пламени стала медленно подбираться к задним рядам.
- Родненький, отойди теперь мне за спину, - голос матушки дрожал.
Ерема юркнул матери за спину. Чудище расправилось с животными и вновь остановилось, направив морду на матушку.
Матушка полоснули себя по ладони ножом и побежали к чудищу, роняя капли крови на землю. Ерема моргнул и теперь глядел не на матушку, а на разъяренную медведицу, что силилась достать лапами мелькающую белую тень.
Каждый миг на медведице появлялись кровоточащие порезы. Мелькнула белая тень — порез. Снова мелькнула — и вновь порез. Медведица ревела, била лапами во все стороны, но дотянуться до тени не могла.
За спиной раздался многоголосый вопль. Стена пламени коснулась задних рядов.
Дрожащими руками Ерема достал из-за пояса отцовский нож. Страх вернулся, душным комком надавив на быстро бьющееся сердце. Однако вопль раненной медведицы избавил мальчика от колебаний. С громким надсадным криком Ерема побежал вперед, силясь предугадать где мелькнет белая тень.
Удар волосатой лапы сбил Еремея на землю. В груди болело, лоб был рассечен и кровь стекала по лицу. Но главное — белое чудище лежало на земле, разорванное почти пополам. Земля вокруг чудища была забрызгана яркой-яркой кровью. Еремей приподнялся и увидел матушку. Матушка лежали неподвижно, а в животе у них торчал диковинный клинок, что расширялся к концу.
Люд побежал. Еремей попытался было подползти к матушке, но его подхватили старые жилистые руки и хриплый голос проскрежетал:
- Не дай мамке зазря помереть.
Руки держали цепко и волокли Еремея по земле. У него не было сил брыкаться, а отцовский нож потерялся при падении.
В воротах толкался люд. За воротами же он толпился. Старческие руки ослабли, и Ерема рухнул на землю. Над ним проскрежетало:
- Да неужто... Проклятье мое на ваш род да до колена седьмого — старческий скрежет превратился в тонкий визг.
Ерема отполз в сторону и приподнял голову. За южными вратами начиналась дорога, ведущая, как говаривали, аж до Теплого Моря. По этой дороге сейчас шли тысячи чудищ, как две капли воды похожих на то, что лежало нонче мертвым.
И около десятка их окружало оторопелую толпу. Ерема закрыл глаза и пожалел, что выронил отцовский нож. Глаз он больше не открывал.
                                    ****

Сахиэль окинул взглядом догорающий лилимский городок. Очередная Эпоха подошла к концу и ему было позволено вернуться в этот мир. Сахиэль посмотрел на тысячи, отданные ему в подчинение, и улыбнулся. Время Лилим заканчивалось. В этот раз Адамовы Дети не будут ошибаться.

Глава 1. Дорога на запад by Antonim

«Аима сожжен и прах Императора втоптан в землю» - шепот доносился отовсюду. «Гейдан осажден и скоро падет» - тихие слова купцов были полны печали. «Император жив, он оживил Дракона и ведет его в бой» - кто-то получил серебра за такой слух. Или же был просто глуп.


Серое низкое небо давило на город. Серость была повсюду. Серой была одежда оборванцев, что слонялись вокруг. Оборванцы то и дело уклонялись от ударов дубинками. Дубинками размахивали серые наемники, прокладывая путь аристократам. Когда-то белые халаты аристократов тоже стали серыми.


Грязь была повсюду. Грязь словно решила захватить весь город, похоронить его в себе. Пока получалось.


Синдзи Икари сидел, прижавшись спиной к обгоревшему остову какого-то здания. Во времена до Вторжения, здание уже отремонтировали бы. Во времена до Вторжения, таких как Икари в Нанкон даже бы и не пустили. Но Вторжение произошло — все изменилось.


Вторжение. Синдзи не нравилось это слово. Неизменно с большой буквы, с печальным видом и обреченным покачиванием головы. «Удар» - вот так называли это в Камакуре. Обреченности Синдзи не помнил, было лишь упрямство и вера. Удар разломал Камакуру, а остатки разбросал вокруг. Удар сломал и упорство Синдзи. Вернее, почти сломал. Вера же его сгинула намного раньше.


Синдзи Икари был сер, как и все вокруг него. Серая грубая кофта с глубоким запахом. Серые же свободные штаны. На поясе болтались небольшие кожаные ножны, с разрешенным в черте города ножом.


Синдзи Икари сидел в грязи, что поглотила город. Он стал идеальной частью Нанкона. Грязной и серой частью.


Часть города сидела, прижавшись спиной к горелому дереву, и слушала. Мимо проходили десятки людей. Из-за дождя все спешили, но не молчали. Говорить в Нанконе любили. Впрочем, как и в любом другом городе, что посетил Синдзи.


После гибели Камакуры, Синдзи было все равно, какой новый город сожгли ангелы или какая еще страна была выжжена дотла. Он слушал, чтобы вовремя убежать. Убежать, спасая свою жизнь от несокрушимых ангельских войск.


А еще Синдзи терпеливо ждал, пока пост стражи обратит на него внимание.


Наконец, два человека в черных кофтах и некогда белых штанах, с копьями в руках, медленно направились к сидящему парню. Синдзи облегченно вздохнул: одежда давно стала мокрой, а сидеть во влажной грязи было сущей мукой. Он знал, что выглядит жалко. Стражники всегда ждали, пока он превратится в жалкую пародию на человека. Это было очередное унижение на радость облеченных пусть и мелкой, но властью. Еще одно унижение ради того, чтобы выжить.


Двое стражников подошли к парню. Стражник-коротышка привычно и почти беззлобно пнул Синдзи.


- Ну, чего расселся? Давай, иди отсюда, — коротышка Юл Фень всегда был с ним приветлив.


Синдзи немедленно подскочил и низко поклонился:


- Простите, дяденька Юл. Больше не буду, дяденька Юл.


Коротышка удовлетворенно фыркнул: ритуал был соблюден.


- Нужно чего?


- Новостей бы, дяденька Юл, - Синдзи протянул медяк и вновь поклонился. Стражник нарочито медленно взял монету, покрутил в руках и сунул куда-то за пазуху.


- Новостей ему подавай, ты смотри. Ладно, слушай. Солдат, что послали дня три тому к деревеньке той, как ее... — Юл взглянул на своего напарника.


- Маньчжу, - тот был явно с больным горлом.


- Да, к Маньчжу. Так от, не вернулись они все еще. А говорили, что в тот же день обернутся, — Юл вздохнул и печально покачал головой. Синдзи искренне удивился: коротышке Юлу было плевать на всех, кроме него самого. Видимо, вместе с отрядом сгинул кто-то, кто был ему должен.


- Спасибо, дяденька Юл. До свиданья, дяденька Юл, — Синдзи поклонился и развернулся спиной к солдатам. Чутье уже кричало, что пора убегать. Он сделал первый шаг, когда коротышка схватил его за руку. Парень сразу же остановился, а Юл подошел вплотную и зашептал. Прямо в плечо Синдзи.


- Слушай, я и Вей, — кивок в сторону второго стражника, — уходим скоро. Ты парень вроде ушлый, нам такой пригодится.


- Когда, дяденька Юл? - Синдзи решил не выходить из образа покорного дурака.


- Через три дня. Нам, как раз, за неделю серебра дадут, да еще может пару караванов потрясем.


«Сдохнут. Помочь? - Синдзи вспомнил о первой встрече с коротышкой Юл Фенем. Сломанный коротышкой палец заживал долго. - Пусть подыхают. Они, наверняка, меня работорговцам отдадут при первой же возможности».


- Конечно, дяденька Юл.


Коротышка улыбнулся.


- Тогда послезавтрашним вечером, возле караулки. А до того, чтоб я тебя тут не видел! - Юл с силой ткнул древком копья в спину Синдзи. — Иди, давай!


«Пусть подыхают», - убедился в своей правоте Синдзи, потирая спину. Ему предстояло еще много дел.


 


***


Вечером, украв немного припасов и набитый медью кошель, он уже бодро шагал на запад от Нанкона.


Великий Западный путь — так местные величали дорогу, что проходила через Нанкон и уходила к едва-едва виднеющимся на горизонте горам. Говорили, что она минует горные крепости и идет дальше, через неведомые Синдзи страны до Далекого моря. А может, она проходила и через весь мир, как утверждали старики в деревеньке Маньчжу. Через Маньчжу Синдзи прошел три месяца тому назад, направляясь в Нанкон.


Парень задумался о том спасся ли кто-то из тех, кого он видел в Маньчжу и решил что нет. Когда ангелы приходили, то спастись было нельзя. Всегда нужно было бежать до их появления. Скитальцев, способных услышать шаги неведомого войска заранее, Синдзи встречал очень редко. Когда же они попадались у него на пути, все заканчивалось совместной попойкой. Только им доверял Синдзи: им незачем было его обкрадывать, убивать или продавать в рабство. Скитальцы тоже понимали, что скоро все закончится и бежать будет некуда. Они тоже готовились умирать если не завтра, то послезавтра точно. А зачем смертникам красть друг у друга? Тем более когда вокруг было столько тех, кто еще ничего не понимал.


Приход ночи Синдзи встретил в Майгоне — небольшой деревушке, о которой он разузнал заранее. Икари остановился у захудалого здания, единственного на всю деревню с двумя этажами, и вывеской над входом. Читать на местном диалекте Синдзи так и не научился, но громкие песни, доносившееся изнутри, говорили, что он пришел по адресу.


Хозяина звали Джен Гао, о чем Синдзи был извещен в первое же мгновение разговора. Джен Гао был дородным мужчиной. Его, заплетенная косичкой, седая борода опускалась на немаленький живот. Говорил Джен Гао громко, видимо привыкнув перекрикивать гам шумного зала.


- Нет у Джен Гао комнат, юнец. И даже предложи ты мне серебра, ответ бы не изменился: «У Джен Гао, комнат нет». Ужин есть, а комнаты нет, так-то юнец.


Синдзи вздохнул. Мечты о сне на мягкой кровати пошли прахом.


- Добрый господин Джен, где же мне найти ночлег в такое-то время? О доброте вашей слыхали все в Нанконе, так помогите же бедному юнцу. Не оставляйте на улице спать, добрый господин Джен — грубая лесть, давление на жалость. Синдзи бросил умоляющий взгляд на бородача. Порой Синдзи казалось, что он уже и не вспомнит каково это — не пытаться играть с масками, подстраиваться под ожидания других, не пытаться получить от них что-то нужное.


Джен Гао зашевелил косматыми, тоже седыми, бровями. Он внимательно вгляделся в лицо Синдзи и пророкотал:


- Ты хороший человек, юнец. Пять медяков и Джен Гао отдаст тебе угол в собственном доме. Джен Гао добр к хорошим людям, ты правильно слышал.


Углом оказалась пустая каморка, в которую двое служек бросили набитый сеном мешок. В дом постоянно вбегали и выбегали люди, шумя и весело перекрикиваясь. Похоже, что Джен Гао разместил кладовку не в таверне, а в своем доме. Ближе к полуночи заявился и сам хозяин, заглянул в коморку Синдзи. Парень прикинулся, что спит и Джен Гао молча ушел.


Немного напрягшись, Синдзи сотворил оповещающую сеть и навесил ее на дверь. Она должна разбудить, если кто-то зайдет в коморку.


«По крайней мере, ты умрешь в сознании».


«Как же я жил без тебя целый день?» - диалог с самим собой стал уже обычным делом.


«Странно, что за этот день тебя не прирезали».


«Исчезни» - привычно бросил Синдзи и провалился в сон.


 


***


Улица встретила Синдзи солнечным светом. От низких, серых туч, что вчера покрывали небо от горизонта до горизонта не было и следа. Потянувшись и быстро окинув взглядом округу, Синдзи увидел мужчин, что бежали к заведению Джена Гао. Догадываясь, что его ожидает, парень вошел за бегущими.


В общем зале было битком набито. Ближе к центру сидел черноволосый мужчина. Ему постоянно подливали в кружку, а он, не глядя, пил. Его язык уже немного заплетался, но мужчина продолжал рассказывать:


- А это значит, наемная сотня давай всех рубить, чтобы к воротам подойти... А у другой стены как засияло и стена расплавилась. Потекла как будто воск под огнем. И ангелы эти, повсюду. Белым бело от них было. Твари проклятые, — черноволосый присосался к кружке.


Этого было достаточно. Отметив, что чутье вновь не подвело его, Синдзи начал проталкиваться к выходу.


У дверей он столкнулся с хозяином. Джен Гао стоял и взирал на толпу, что набилась в общий зал. Синдзи остановился возле бородача и тихо проговорил:


- Послезавтра ангелы будут здесь. Город их надолго не задержит. Хотите жить — уходите сейчас же.


В ответ Джен Гао положил руку на плечо Синдзи и удивительно тихо проговорил:


- Джен Гао знает, юнец. Но, все равно, спасибо.


Синдзи кивнул и попытался уйти, но седобородый мужчина сжал его плечо.


- Джен Гао стар. Ему далеко не уйти. Да и идти скоро будет некуда. Ты хороший человек, юнец. Может быть останешься здесь? Мы попируем, а затем уйдем, как достойно мужчинам.


- У меня есть еще незаконченные дела, добрый господин Джен.


«Да неужели?» - ехидный голосок не мог смолчать.


Джен Гао отпустил плечо Синдзи, подтолкнул его к выходу и пророкотал:


- Тогда удачи тебе в твоих делах, юнец.


 


***


Полдень Синдзи встретил в небольшой роще, что постоянно попадались возле Великого Западного пути. Время краткого отдыха прошло и пора было вновь выдвигаться. Нет более надежной защиты от ангелов, чем расстояние.


Синдзи закинул котомку с едой на спину и зашагал по дороге, размытой вчерашним дождем. Если он поспешит, то ему удастся попасть в крупный город до того, как его закроют для беженцев. Крупный же город — это возможность найти денег, найти кров и услышать новости. Возможно, даже услышать об отце.


«Сколько городов ты еще посетишь, прежде чем поймешь, что найти его невозможно?» - противный голосок никак не желал затыкаться. Заговорив, он мог часами нашептывать о бесполезности его затеи, о том, что его ждут лишь смерть и голод. Он говорил, что однажды бежать станет просто некуда.


«Что тогда? Какой смысл? Для тебя, как и для всех, все кончилось. Что ты будешь делать в последнем городе?» - надоевший вопрос.


«Буду искать там отца» - столь же привычный ответ.


«Ха-ха. Нет, ты подумай...» - и все начинается заново, хотя голос знает, что Синдзи пытается его не слушать.


«Джен Гао был неплохим человеком» - смена темы привлекла внимание.


«О чем ты?»


«Рядом с таким стоит умереть. Там в последнем городе. Когда будешь умирать, постарайся сражаться рядом с кем-то, похожим на Джен Гао. Не рядом с таким ублюдком, как твой отец».


Синдзи не нашелся, что ответить. Внутренний голос тоже смолк.


 


***


Ему удалось опередить основной поток беженцев. Пару раз Синдзи замечал позади себя всадников и тогда уходил как можно дальше от дороги, прячась. Одиночка в эти времена был практически беззащитен. Правда, и как добыча не особо ценился. Как только всадники удалялись, Синдзи продолжал путь.


До новой деревеньки он дойти не успел. Солнце опустилось за виднеющиеся вдалеке горы и на мир спустилась темнота.


Пройдя еще немного, Синдзи остановился. Впереди, возле дороги, зажглись костры. Похоже, на сегодня его путь окончен.


Он понимал, что костры еще ничего не значат. Это могли быть беженцы, могли быть караванщики, неудачливые торговцы, это мог быть кто угодно. Вот только подобные встречи с «кем угодно» Синдзи совершенно не прельщали.


Он ушел в рощу, что была неподалеку. Деревья все пытались ударить парня по лицу или сбить с ног резко поднятыми корнями. Иногда им это удавалось.


Найдя подходящий овражек, Синдзи осторожно, стараясь не особо шуметь, спустился.


С третей попытки удалось сотворить вокруг оповещающую сеть. В голове появилось теплая струнка, что слабо пульсировала: сеть заработала.


Он улегся на относительно сухой участок земли и попытался заснуть. Сон отказался приходить в эту сырость и холод. Зато проснулся внутренний голос.


«И зачем тебе все это? Ты живешь непонятно ради чего, спишь непонятно где и все время бежишь, бежишь, бежишь. Ради кого? Ради человека, которого ты все равно ненавидишь?» - похоже, что за время молчания голос отдохнул.


«Чего тебе от меня надо?!»


«Сдайся. Твоя жизнь бессмысленна. Все вокруг обречены и ты знаешь это. Так зачем тебе гнаться за призраком? Возможно, он давным-давно остыл пеплом в Камакуре. Или загнулся от стрелы бандитов. Или сдох от голода в выгребной яме. Или его сожрали волки. Знаешь, я могу продолжать еще долго».


«Такие как он, выживают всегда. Оставь меня».


«Ты просто боишься признать очевидное. Тебе незачем жить. Сколько мне еще убеждать тебя? Сдавайся уже» - Икари просто решил не отвечать.


Голос поныл еще немного и растворился в шуме деревьев. Не до конца опавшие листья успокаивающе что-то шептали ветру и Синдзи. Им тихо вторили, скрипящие деревья. Глаза Синдзи незаметно смежились и реальный мир шаг за шагом отступал.


Дом был теплым и живым. Раньше он этого не ощущал, но сейчас, ласково прикасаясь к стенам, он знал, что дом жил своей жизнью. Дом всегда был ему рад, всегда приветствовал, просто раньше он этого не слышал. Он был мал и глуп.


Он знал, что это сон, что дома больше нет. Тем ценнее был этот сон, он наслаждался им. Сидя возле входа он смотрел как медленно колышутся зеленые листья на деревьях в саду. Спокойствие — название этого места.


Стрекотание цикад было родным и знакомым. Так, как в Камакуре, цикады не стрекотали нигде. А красивей всего они стрекотали здесь, возле крепости Эдо.


- Эй, Синдзи, пошли играть с нами!


Через дорогу стояли двое мальчишек. Один был веснушчатый и постоянно щурился. Второй, черноволосый, смотрел на него с вызовом. Именно такими их запомнил Синдзи. Именно такими, а не горящими куклами, что отчаянно вопили, катаясь по земле. Те куклы, просто не могли быть, не могли и не существовали. Их просто не было. Да, их просто не было.


Он осознал, что дети исчезли. Он понял, что по-прежнему умеет плакать, пускай и во сне.


- Ты ведь тоже бросил их, - голос отца доносился из-за спины.


Он хотел было повернуться, но передумал. После стольких лет, он должен увидеть его там, в реальном мире. Видеть порождение сна он не хотел.


- Я бросил тебя. Ты бросил их. Мы одинаковы, так что ты не можешь меня ненавидеть.


- Я был ребенком, отец! Я не мог ничего сделать!


- А я разве мог?


- Мог! Ты ведь мой отец! Ты должен был!


- Может быть. Но тогда и ты был должен был им помочь. Хотя бы прекратить их мучения. Ты помнишь как они горели, но ведь это произошло не сразу, правда? Ты все помнишь, ты просто боишься вспоминать.


Спокойствия больше не было. Оно ушло, утонуло в голосе отца. В ненавистном голосе.


- Заткнись! Заткнись! Убирайся!


- Но разве не меня ты искал?


Небо разлетелось и дикий крик рухнул из темного пространства, сметая сон. И Синдзи был этому рад.


 


***


Синдзи открыл глаза. Оповещающая сеть уже отработала свое и быстро распалась, скрывая свое существование.


- Шевелись, народ! Уходят!


Крик разносился со стороны дороги. Синдзи подтянулся к краю оврага и аккуратно приподнял голову. Среди деревьев виднелись огоньки, а гулкий голос все поторапливал невидимый пока народ.


«Бежать» - Синдзи уже подхватил котомку, прежде чем мысль проскочила в голове.


«Куда? - покинув овраг он присмотрелся к огонькам. - Идут со стороны того лагеря. Значит, мне на юго-восток».


Бегать ночью среди деревьев было тем еще удовольствием. Синдзи постоянно натыкался на ветки, спотыкался об что-то. Крики же не удалились, а, казалось, становились все ближе и ближе.


«Да за кем же они гонятся, мать их?» - он был уверен, что ничем не выдавал своего присутствия. Гнались не за ним, гнались за кем-то другим. И, похоже, что эти другие выбрали такое же направление бега, что и Синдзи. «Уроды, - мысленно прошелся по незнакомцам. - И что мне теперь делать?».


Придумать что-то он не успел. Роща оказалась небольшой и, подставив на прощание корень под ногу, закончилась. Едва не вспахав носом землю, Синдзи огляделся.


«Все очень, очень плохо».


Перед ним лежало чистое поле, а крики из-за деревьев приближались.


«Ну что, может теперь ты сдашься?» - вот и внутренний голос прорезался.


Вместо ответа Синдзи побежал. Темнота скроет, темнота всегда помогала убежать.


Холодный воздух обжигал легкие. Синдзи бежал и пытался прикинуть расстояние между собой и неведомым отрядом. Голосов не было слышно уже пару десятков секунд и в сердце поселилась робкая надежда, что загонщики ушли, сменили направление, просто устали и вернулись в свой лагерь. Нужно просто не останавливаться. Быстро перебирать ногами, еще быстрее, еще. Забыть о тяжелом дыхании, забыть о сердце, что стучало слишком быстро.


В небе зажглось маленькое белое солнце и своим неестественным светом выжгло надежду. Вместо надежды пришло гадание: амулет или маг? «Пусть будет амулет, пусть будет амулет» - мысли не мешали Синдзи быстро перебирать ногами, а сердце уже едва не выпрыгивало из груди, каждый вдох причинял боль.


- Их всего двое! За ними, ребята!


«Вот теперь действительно все».


Синдзи оглянулся: шагах в пятидесяти позади бежала невысокая фигура в бесформенном балахоне. Капюшон был глубоко натянут на лицо. Фигура бежала очень быстро и скоро должна была догнать Синдзи. Впрочем, не бегущая фигура сейчас была важна.


Преследователи. Вот кто был действительно важен. Десяток кое-как одетых людей, но все были при оружии: кто с копьем, кто с мечом. Часть из них несла ненужные теперь факелы. Они явно не могли поспеть за стремительно бегущей фигурой, да и Синдзи, почти наверняка, оторвался бы от них. По крайней мере, у него могли быть шансы, если бы не собаки. Три невысоких псины уже пробежали половину расстояния, что отделяло Синдзи от преследователей.


Бег стал бессмысленным. Парень остановился и, вытягивая нож, развернулся к бегущему незнакомцу:


- Помоги мне! - сил сказать что-то большее не было. Нужно успеть перевести дыхание.


«Помирать, так не одному, правда?». Синдзи было не до ответа.


Зато красноречиво ответил незнакомец — он пронесся мимо парня.


Тупо глядя в удаляющуюся спину, Синдзи ощутил странное опустошение.


Зато внутренний голос зашелся в смехе. «По крайней мере, ты можешь сказать, что умер не зря. Ты спас человека. Человека, который тотчас бросил тебя. Ведь смешно же, Синдзи?». Хохот стал совершенно безумным.


 

Глава 2. Штурм by Antonim

Черное знамя с нарисованным белым треугольником и семью глазами, что нес впереди один из городских стражников, гордо развивалось на ветру. Увидев это знамя, всякая шелупонь открывала рты и замирала. Затем, опомнившись, они падали на колени и лбом касались земли. Местные дворяне гнули свои спины и расступались. Она шла мимо них даруя легкие улыбки. Улыбаться было легко, ведь происходящее вокруг было прекрасно.


Прекрасней же всего был шепот, что раздавался при ее приближении:


-Аска, Аска Великолепная, Аска Убийца Ангелов, Аска Непобедимая.


Сколько прозвищ ей дали? Десятки. Она заслужила, она была лучшей. Лучшей и единственной. Аска разрывалась от нетерпения, ожидая очередной триумф.


За спиной послышался голос Аобы:


- Отогнать!


Тотчас городская стража вскинула дубинки и наглые простолюдины, посмевшие подняться и подойти ближе, получили свое. Эти стражники были паршивой охраной, но дворяне настояли на таком сопровождении, а Аоба решил, что охраны много не бывает.


Все эти игры с охранниками злили Аску: никто не будет вредить ей. Бедненький Аоба никак этого не поймет. Люди обожают ее, они нуждаются в ней. Она их надежда на спасение. Никто не дерзнет даже подумать о том, чтобы покуситься на ее жизнь. И грязные простолюдины, и дворцовые интриганы, и старики из Совета — все они нуждаются в ней. Всем нужна она — Аска Великолепная.


Аска ступила на забитую людьми площадь. Она впитывала взгляды, наслаждалась каждым мигом. Мужчины смотрят на нее с обожанием и вожделением. Женщины — с завистью и надеждой. Дети — как на божество, спустившееся в грешный мир. Она же продолжает идти, легко улыбаясь всем и каждому. Она ждет того самого мига.


Люди разошлись, давая ей свободное пространство. Аска вскинула голову и посмотрела на стены, забитые солдатами. Тысячи солдат на стенах Гейдана смотрели на нее, только на нее.


Огонь послушно обхватил ее рыжую гриву. Пламя затанцевало вокруг, пламя ожило внутри, пламя дарило чувство всемогущества. Она вскинула кулак и люди, стоящие на стенах, стоящие на площади, все кто видел ее, слышал о ней, все слились в едином порыве:


- Аска! Аска! Аска!


Счастье. Триумф. Экстаз.


Она таяла от этих голосов, таяла от звучащего обожания. Счастливая улыбка осветила ее лицо. Они заслужили спасение, они заслужили жизнь. Она, Аска Лэнгли Сорью, спасет их.


Не заботясь о вскрике Аобы, она взмыла на крепостную стену. Солдаты разошлись в стороны, давая ей место.


Внутри Аски разгорался тот самый жар, который она обожала. Жар, что делал ее живой, наполнял смыслом ее существование.


Аска стала продвигаться ближе к зубцам и случайно задела одного из молодых солдат. Тот едва не выронил чо-ко-ну и посторонился. Она внимательно вгляделась в лицо юноши, от чего тот совсем растерялся. Юноша ей понравился. Аска обхватила его за шею и поцеловала: теперь он запомнит сегодняшний день навсегда. Только жаль, что он неумеха. Чо-ко-ну выпал из его рук, а толпа продолжала кричать ее имя. Отбросив ошарашенного юношу к его товарищам, она взмахнула рукой в сторону шевелящегося белого моря ангелов:


- Сегодня они умрут!


Вопль одобрения взметнулся в небеса.


****


Жечь было наслаждением.


Пламя - единственная стихия, что покорилась Аске. Учитель Фуюцки ворчал и раз за разом пытался научить ее основам иных стихий, но только пламя имело значение для Аски. Учитель Фуюцки продолжал ворчать, но однажды просто смирился.


Море белых существ, что стояли вне досягаемости аркбаллист, медленно двинулось к стенам. Грохот огромных барабанов сопровождал их шаги. Так было в каждой битве, хотя самих барабанов Аска никогда не видела. Барабаны грохотали — ангелы шли.


Подбежавшая охрана немедленно оттеснила солдат в стороны. Бедненький Аоба, он так старается. Зачем? Она убивала ангелов, это она защищала других. Она всегда и везде справлялась сама. Аоба будто ничего не замечал. Сколько бы Аске не было лет, сколько бы сражений она не прошла — Аоба пытался защитить ее. Вот и сейчас он строго посмотрел ей в глаза и строгим же голосом проговорил:


- Не делай так больше, Аска.


Девушка показала ему язык.


Где-то там, далеко внизу, удары барабанов участились, а белые шеренги ускорили свой шаг. Над воротами поднялось родное черное знамя с белым треугольником: генерал Кацураги будет лично командовать этим сражением. Впрочем, как и всегда.


Аска ждала.


Защелкали тетивы аркбаллист пуская камни в белое море. Камни пробивали бреши в строю и катились, ломая кости стоящим на пути. Размеренно идущее белое море и не подумало остановиться или сбить ритм шагов.


Аска ждала.


По стене пошла команда и чо-ко-ну теперь смотрели в небо. Резкий вскрик и небо померкло за тысячами стрел. Первые ряды ангелов рухнули под ноги следующим. Море поглотило их. Новый вскрик и вновь небо исчезает. Вал ангелов продолжил свою размеренную поступь.


Аска ждала.


Белый вал обрушился на основание стены и забурлил. Стрелы стали бесполезно ломаться о барьеры, что теперь вспыхивали оранжевыми сполохами то здесь, то там. В белом море Аска заметила черные росчерки — штурмовые лестницы. Генерал Кацураги тоже увидела их, ибо в голове у Аски раздался голос: «Сейчас».


Пламя, что давно жгло ее изнутри, вырвалось на свободу.


 


***


Жечь было сладкой болью.


Проклятые барьеры мешали. Аска не чувствовала чужой магии, но оранжевые всполохи ясно показывали, что барьеры существуют. Ее пламя сползало по ним, пытаясь разгрызть, прожечь, разбить преграду, что защищала столь желанную плоть. Огонь бесился от своей немощи, взывая к своей хозяйке.


В море белых ангелов Аска ощутила три пульсирующих сердца. Три сердца, три предводителя этой белой жути, что сейчас лезла по штурмовым лестницам. Целых три. Она никогда не сражалась больше чем с одним. Ничего, все бывает в первый раз.


Ее воля ударила и сломила барьеры. Теперь пламя проникало внутрь ангелов и разрывало их, раскаленный метал лестниц въедался в их плоть. Огонь обхватывал белые фигуры, с наслаждением вгрызался в них, заставлял навеки опасть черной золой. Пламенем обратился сам воздух внизу и любой вдох твари, не защищенной барьером, был последним.


Три сердца продолжали биться, продолжали противиться воле Аски, а ангелы продолжали идти, своими трупами сбивая ярящееся пламя.


Рядом щелкали чо-ко-ну, посылая стрелу одну за другой, слышались команды, ее стража уже рубила обгоревшую тварь, что высунула морду над стеной.


Ей было все равно. Аска тянула и тянула из себя жар. Ее воля крушила и ломала хрупкие барьеры, что оберегали ангелов. Она превратит их в пепел и развеет по ветру. Она убьет их всех.


***


Жечь было болью.


Всюду на стену врывались жуткие обгорелые фигуры. Местные, на скорую руку набранные, солдаты едва сдерживали натиск. Ангел врывался на стену и, прежде чем погибнуть, успевал сделать два-три взмаха своим клинком. Этого было достаточно, чтобы две-три жизни покинули этот мир.


Только вокруг Аски солдаты и ее стража создавали островок спокойствия. Ни одна из этих белых тварей так и не смогла закрепиться на ее пятачке стены. Аска увидела, как один из стражников, чей клинок ангел выбил мгновение назад, схватил своего противника и прыгнул вниз. Огненный шторм, бушующий там, превратил летящих в пепел. Когда-нибудь она узнает имя погибшего. Сейчас она отомстит.


Внутри поселилась тупая пульсирующая боль. Аска ощутила, что подошла к ранее ей неведомой границе, к границе собственных сил. Впрочем, она уже послала к черту все границы. Она сдержит свое обещание — сегодня эти твари умрут.


Ангел поднялся по лестнице и кратким взмахом отрубил кисть недостаточно проворному стражнику. Аска не смела остановить огненный шторм внизу и поджечь белую мразь. Она потянулась к красному божку, что висел на шее, но Аоба уже всадил стрелу арбалета в морду существа. Оттянув ее за спину охраны, заорал ей прямо в ухо:


- Не лезь! Делай свое дело!


Аска смогла только слабо кивнуть в ответ.


Почему-то ей вспомнился симпатичный паренек, которого она поцеловала. Интересно, выживет ли он?


Три сердца, три ненавистных сердца продолжали биться. Она знала, что одно из них скоро подойдет, ведь кто-то должен был разрушить стену. Они всегда так поступали, это было давним ритуалом битвы.


Подходите, ну же.


И одно из сердец ответило на ее призыв.


***


Жечь было страданием.


- Аска, не смей!


Поздно, бедненький Аоба, поздно.


Она летела вниз, к этому морю отвратительных, противоестественных существ. Она ощущала, как одно из сердец билось внизу. Она найдет его.


Сжечь десяток тварей и упасть на их место. Где ты?


Расплескать жидкое пламя вокруг и подняться. Где ты?


Вдохнуть отравленный гарью воздух и осмотреться. Где ты?


Сердце билось повсюду и нигде. Сжечь ангелов, что подошли слишком близко. Вновь поджечь воздух вдоль всей стены.


- Покажись! Встреть свою смерть лицом к лицу! - она срывала голос, но продолжала выкрикивать эти слова раз за разом.


Ангел, бегущий к ней, преобразился. Ломались кости, разрывалась странная белая плоть и голубой свет лился изнутри. Вспышка и ангела больше не стало.


На его месте очутилось гигантское нечто. «Октаэдр» - голос учителя Фуюцки донесся сквозь годы и расстояния. Гигантский синий октаэдр плыл над землей к стене Гейдана.


Теплая фигурка красного божка, что висела на шее у Аски, зашевелилась. Она схватилась за фигурку и божок переполз в ладонь. Зрение на долю мгновения померкло, раздался голос из далекого детства: «Мама, посмотри на меня». Аска привычно отбросила воспоминания прочь. Глядя на громаду октаэдра, она попросила: «Копье, мне нужно копье». Божок отозвался теплом дерева, что появилось в ладонях. Длинное, под 4 метра, копье стало продолжением тела. Она ощущала каждую грань наконечника, каждую шероховатость на древке. Она была едина с копьем.


Аска побежала. Голубой октаэдр уже приблизился к стенам, его синие грани нависали над людьми. Только он имел значение.


- Назови себя! - это тоже ритуал. Два убитых сердца ангелов и два имени: Гагиэль и Самсэль.


«Рамиэль» - голос прошелестел у нее в голове.


«Теперь я могу убить тебя». Ответом ей стал поток света, что ринулся к ней с граней октаэдра.


***


Жечь было мукой.


Аска отступала к стене. Она радовалась, глядя на пылающий крест, что был теперь на месте Рамиэля. Улыбнулась, чувствуя, что вот-вот заплачет. Засмеялась, ощущаю влагу только одной стороной лица.


Каждый удар ее копья уносил жизнь ангела. Пламенные всполохи, что зарождались из боли, разрывали тварей одну за другой.


Очередной белый уродец поднырнул под копье и приблизился на расстояние удара. Пламя превратило ангела в золу до того, как он поднял свой уродливый клинок.


Копье становилось тяжелей с каждым мигом, но она не позволяла себе останавливаться. Взмах, тычок, новый взмах. Малейшей царапины, оставленной ее копьем, хватало для того, чтобы ангел падал и больше не поднимался. Вот только ангелам было плевать на свою жизнь или жизнь других. Они просто перли вперед и пытались убить ее.


Далеко слева рухнула стена. Видимо, одно из сердец постаралось. Теперь оба сердца, бьющиеся в унисон, шли к ней.


Аска ударилась спиной о прохладный камень стены. Голос здравого смысла сказал ей, что она на грани, что ей не устоять.


Она сломила защитные барьеры у тварей вокруг и теперь лишь летящий в воздухе пепел напоминал об их существовании.


Пусть сердца идут, она убьет их. Любой ценой, но убьет.


***


Жечь.


Почему она жива? Кто эти люди вокруг?


- Аска! Очнись, Аска! - знакомый голос. Бедненький Аоба, почему ты здесь?


Белые твари должны умирать. Белые твари умрут сегодня. Она разрушит их сердца, она сожжет их и пепел их тел покроет весь мир.


«Матараэль» - не забыть имя паука. Пылающий крест горел совсем рядом. Осталось всего одно сердце. Всего одно сердце ангелов билось вдалеке. Она найдет его, она убьет его.


Пламя вырвалось наружу и обхватило десяток ангелов, которые теснили ее стражу, ее людей.


- Акико! Ясуо! К пролому ее!


- Нет! Еще один, остался еще один! - шепот, а не крик.


Аоба наклонился и осторожно разжал ее ладонь. Забрал оттуда красного божка и повесил фигурку ей на шею. Нежно погладил ладонью ее необожженную щеку.


- Надеюсь, ты справишься без меня, глупышка.


Она смогла закричать, прежде чем он нанес себе порез и его кровь упала на землю. Она продолжала кричать, глядя как его тело уродует обращение. Она замолчала, увидев существо, которое теперь было Аобой.


Дракон. Так вот каким ты был внутри, Шигеру.


- Шигеру, - этот жалкий хрип не мог принадлежать ей.


Чьи-то руки подхватили ее, потащили в сторону пролома. Дракон заревел и врезался в наплывающее белое море. Море остановилось.


***


Дракон умирал, когда кричащая ее имя стена солдат пошла в наступление. Он умирал, когда эти солдаты совершили чудо и пробились к ней. Он умер, увидев, что солдаты аккуратно внесли ее обгоревшее тело в город.


- Убью, убью, убью, убью, - мужчины, несшие Аску, содрогались от этого шепота.


Она боролась с теми, кто уносил ее от поля боя. Вырвавшись, упала на землю и протянула руки к строю белых тварей, что виднелся за проломом. Рваное пламя вспыхнуло, разметало шагающие ряды, но спустя миг погасло вместе с ее сознанием.

Глава 3. Иероглиф by Antonim

- Тише, тише, не плачь, - шершавые руки прижимают к груди, а надтреснутый голос пытается утешить. - Не бойся, все будет хорошо.


Синдзи пытается ответить, но что-то в груди рвется на волю и он захлебывается в рыданиях. Он кричит, пытается вырваться, но руки держат крепко, а голос повторяет:


- Все закончилось, все будет хорошо.


Синдзи, сквозь пелену слез, видит как красные пятна остаются после его прикосновений к грязноватым, но все еще белым одеждам незнакомца. С удивлением смотрит на свои руки: в правой по-прежнему нож. Голос почти сорван, но Синдзи продолжает кричать.


Незнакомец осторожно разжимает кулак Синдзи и вынимает нож.


- Я отдам, не бойся. Пусть пока будет у меня, хорошо?


Ему все равно. Он плачет, пытается выплакать свою память, избавиться от кошмарных видений.


- Эй, а как тебя зовут? Я — Акено Такана.


Синдзи мотает головой и продолжает рыдать.


- Так будет не вежливо. Я ведь назвал тебе свое имя.


- С-синдзи. - всхлип, - Синдзи Икари.


- Вот и славно, вот и хорошо. Давай не будем здесь стоять. Пойдешь со мной?


Синдзи кивает. Акено Такана шагает назад. Синдзи пытается поднять голову и оглянуться, но рука только крепче прижимает его, а голос говорит:


- Не надо. Просто шагай. И раз шажок, и два шажок, и три шажок — голос считает, а Синдзи, словно завороженный, подчиняется ему.


Первый шаг. Второй. Третий. И новый, и новый, и новый. Шаг за шагом. Акено идет спиной вперед, но словно не замечает этого. Синдзи благодарен, что может смотреть только на ткань некогда белой одежды. Он почти перестал плакать.


- Пожалуйста, не бросайте меня, - голос дрожит.


- Не брошу.


Сколько они уже так идут? Синдзи не знает. Он просто делает один маленький шажок за другим. Запах гари и разложения слабеет. Остаются только руки, его руки, что покрыты липкой красной дрянью.


Синдзи оступается, но Акено подхватывает его.


- Осторожней.


И Синдзи верит, что теперь все будет хорошо. Шагать становится легче и боль, что терзает изнутри, слабеет. Руки Акено высасывают ее, окутывают теплом, и в этом тепле нет места ни страху, ни боли, ни памяти. Слезы все еще струятся из глаз, но теперь — слезы облегчения.


- Синдзи, теперь можешь осмотреться. - руки отпускают его.


Они стоят в низине. Тихий ручей журчит спокойную мелодию. Зеленая трава нежится на ярком солнце.


Синдзи посмотрел на незнакомца: Акено стар и лыс, его улыбка практически беззуба. Карие глаза светятся жизнью и добротой.


- Пойдем, тебе нужно отмыть руки.


Ручей на краткие мгновения обагряется, но воды продолжают свое движение и кровь исчезает. Синдзи смотрит на свои руки, на то, как сквозь красный цвет проступает кожа, как вода смывает кровь. Ему так отчаянно хочется, чтобы вода унесла последние дни, унесла память, унесла все-все-все, что происходило.


Акено склоняется рядом и отмывает нож. Рукавом вытирает лезвие и протягивает нож Синдзи. Тот резко отскакивает, теряет равновесие и падает в ручей.


- Ох, ну ты и неуклюжий.


Старик помогает подняться и снова протягивает оружие.


- Возьми, он твой. Он выручил тебя, не его вина в том, что произошло. Возможно, этот нож вновь может спасти тебя.


Осторожно, словно беря в руки змею, Синдзи забирает оружие.


- Мне некуда его деть.


- Ничего, Синдзи, я сделаю тебе красивые кожаные ножны. А теперь, пора в путь.


- Мне можно идти с Вами? - Синдзи боялся услышать ответ, но солнечная улыбка Акено развеяла все его страхи.


- Конечно, Синдзи. Мы будем путешествовать вместе.


- Спасибо, дедушка Акено!


Улыбка старика стала еще шире.


- Дедушка? А что, неплохая идея Синдзи. Пойдем.


Десятилетний мальчик и старик двинулись в путь.


«Ублюдок! Вот ты где!».


****


Синдзи плыл в бесконечности тишины. Он наслаждался покоем, царившим внутри и вокруг него. Темнота радовала глаза. Одиночество здесь не казалось чем-то страшным.


- Любуешься встречей с Акено, ублюдок? Ну уж нет! - когда-то ехидный голос теперь был воплем ярости.


Получать удары от собственного призрака было странно. Прозрачная, чуть светящаяся фигура наносила удар за ударом, но кулаки проходили сквозь тело.


- Только дай мне вернуться сюда, ублюдок, только дай. Я похороню тебя, поганец, к черту тебя! Ненавижу, тварь, ненавижу!


- В чем дело? - безмятежность и спокойствие навеки поселились внутри.


- В чем дело? - фигура прекратила тщетные попытки ударить. - В чем дело?! Ты где находишься, а? Куда ты меня отправил, сволочь?!


Безмятежность дала трещину и Синдзи это не понравилось.


- Уйди.


Тьма исчезла.


****


- Дедушка Акено, смотри!


Синдзи жонглировал сразу шестью камешками. Маленькие мохнатые духи полей, призванные мальчиком, танцевали и пели вокруг. Старик сидел в тени дерева, улыбаясь.


- Молодец, Синдзи! Камакура будет рукоплескать тебе!


Они покинули деревеньку Ито сегодня утром. Война закончилась прошлой зимой и сегун Морикуни решил устроить празднества в честь первого года мира. Дедушка Акено сказал, что Синдзи сможет выступить на одной из площадей столицы.


- Какая она, расскажи.


- Я ведь уже рассказывал тебе, неугомонный.


- Ну еще раз, пожалуйста! - Синдзи бросил умоляющий взгляд, не переставая жонглировать.


Старик прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания.


- Это волшебное место, Синдзи. На Журавлином холме стоит величественный храм Хатимангу, что предок сегуна построил в честь бога-покровителя своего рода. Вокруг растет сакура и весной жители города приходят на холм, чтобы насладиться ее цветением. В столице разбиты парки и пруды, там можно насладиться природой не покидая безопасных стен. Стены же там высокие, такие высокие, что говорят строили их даже не люди, а великаны, спустившиеся с горы Фудзи. Фудзи... ее белая вершина сияет на солнце и иногда, когда вокруг ясная погода и солнце светит ярко-ярко, на вершину больно смотреть. А еще, - старик открыл глаза и подмигнул Синдзи, - там полно красивых девушек, которым явно придется по вкусу такой молодой паренек, как ты.


Синдзи покраснел и чуть не уронил камешки. Акено же засиял беззубой улыбкой.


- Дедушка Акено, а ты точно не врешь про придворного мага сегуна?


- Я хоть раз обманывал тебя? Сказал, что он будет учить тебя, значит так и будет. Смотри не зазнавайся.


- Не буду! Только, я боюсь, что не гожусь для такого. - Синдзи поднял в воздух еще камешек и теперь жонглировал сразу семью. Духи полей весело завопили и прыгнули на юношу. Тот упал, заливисто смеясь.


- Опять ты за свое, — Акено нахмурился, - сколько ж мне еще твердить? У тебя талант. А уж с ворчуном Фуюцки я столкуюсь. Припомню старый долг, на крайний случай.


Синдзи выбрался из кучи малы:


- Сам придворный маг ходит у тебя в должниках, дедушка?


- Старая и долгая история. Тогда Фуюцки был другим. Когда-нибудь я тебе ее расскажу. А теперь, молодой человек, помогите своему дедушке подняться.


Синдзи подошел к старику, отпустил духов и те, обиженно сопя, поплелись в разные стороны. Подхватив Акено, он поставил его на ноги и протянул стоявший неподалеку посох.


Акено схватился за посох и махнул рукой куда-то на восток.


- Идем. Камакура ждет.


****


В пустоте больше не было спокойствия: свет призрака тревожил и не позволял уйти в прекрасные видения.


- Любуешься воспоминаниями? Акено бы презирал тебя, глядя на то, чем ты стал, трус, - призрак сплюнул в пустоту. - Теперь слушай меня. Ты сейчас вернешься в свое тело и займешь положенное тебе место. И никогда, повторяю, никогда больше не вернешься сюда. Это моя обитель и не червяку, вроде тебя, влезать сюда.


- Ты даже не можешь причинить мне вреда.


- Когда приду в сознание, то перережу твоему телу глотку. Что ты на это скажешь? - Синдзи вздрогнул. - Ага, понял. Теперь вон в реальность, урод. Не смей больше убегать так.


Бесконечность пошла рябью и тонкие лучики света стали пробиваться откуда-то сверху.


- Вот и молодец, Синдзи. Самое веселье ты оставил мне, но искренне желаю тебе насладиться остатками. Пшел отсюда! - и Синдзи очнулся.


****


Вода была холодной. Вода не позволяла дышать. Синдзи задергался, пытаясь вдохнуть. Все тело болело, связанные позади руки онемели.


Высокий худой мужчина, поливавший Синдзи водой, тонким голосом закричал:


- Господин Жонгу, очнулся он! - мужчина ударил по ребрам Синдзи. - Вставай!


Синдзи, морщась от боли, поднялся. Солнце уже стояло высоко над горизонтом. Был он в лагере, что видел издалека прошлым вечером. Над потухшими кострами вился дымок. Вокруг таскали вещи люди с татуировками на лицах — рабы. Худой не позволил долго осматриваться и ударами погнал Синдзи вперед.


Господин Жонгу оказался средних лет мужчиной с тяжелым взглядом. Сидел он в повозке на краю лагеря и отдавал распоряжения двум татуированным мужчинам. Те низко кланялись и, как только Жонгу закончил говорить, бегом бросились выполнять указания.


Удар по ногам и Синдзи падает на колени:


- Только так говори с господином Жонгу! - как же этот худой противно верещит.


- Достаточно Вейшенг. Приведи ко мне Амуланга. - Жонгу перевел взгляд на Синдзи. - Теперь вернемся к тебе. Не надумал говорить?


- О чем? - шевелить разбитыми губами оказалось больно.


- Сколько вас вчера было? Куда ушли остальные? Кем был твой напарник? Как удалось пройти сквозь охранную сеть? Мне интересно все. - Жонгу спрыгнул с повозки и пнул Синдзи в живот. - А впредь не забывай называть меня подобающе.


- Я не знаю, - Синдзи с трудом восстановил дыхание, - о чем говорить, господин Жонгу. Я шел один на запад по...


- Хватит, ты это уже рассказывал. Синдзи, ты со своими друзьями убил вчера десять моих солдат во сне. Десять проверенных, добрых людей, что могли еще жить да жить. Мы тут спорили не стоит ли казнить тебя, но - мужчина сморщился, - денег многим хочется больше, чем мести. Облегчи себе участь: расскажи все. На свободу я тебя не отпущу, но буду хорошо кормить и продам не на каменоломни. Или ты надеешься, что твои друзья тебя вытащат?


- Нет у меня никаких друзей, господин Жонгу, - так хотелось уйти из этого мира, в мир спокойствия. В мир где жив Акено, где впереди столица и Удар еще не сжег Камакуру.


«Только попробуй, ублюдок, и ты не проснешься» - голос был уставший и злой.


«Почему ты не убил нас раньше? Ведь ты был здесь».


«Я решил, что еще рано. Не после пыток, не таким жалким. Я хочу, чтобы эти свиньи визжали, когда мы будем их потрошить. Как визжали те, возле крепости Эдо. Потом можно и умереть».


Удар в спину был неожиданным и Синдзи проехался лицом по грязи.


- Задумался, Синдзи? Правильно. Так что, может быть облегчишь себе участь, а?


- Катитесь к черту, господин Жонгу. - Синдзи удивился своим словам.


- Вот значит как, - голос даже не изменился, - Амуланг, подойди сюда. Переверни его.


Руки обхватили Синдзи и перевернули на спину. Полноватый мужчина, с волосами до плеч и близко посаженными мутными голубыми глазами стоял возле парня. В руках Амуланг держал кисть для письма.


Жонгу стоял позади и кивнул:


- Начинай.


«Все таки маг, - голос прозвучал в голове Синдзи, когда грязь с лица сбросило потоком воздуха, а кисть обожгла щеку и раскаленной иглой стала рисовать что-то. - Повезло нам. Наслаждайся Синдзи, это даже не десятая доля того, что пришлось пережить мне».


Синдзи сжимал зубы и шипел от боли. Головой он не мог шевелить, воздух словно обрел плотность и крепко держал невидимым обручем. Амуланг же продолжал медленно рисовать.


В какой-то миг боль ушла и над ним склонился Жонгу.


- Знаешь, что теперь изображено у тебя на щеке? - Синдзи промолчал, хотя прекрасно знал.


- Там нарисован человек, что стоит на коленях, а его руки связаны. Иероглиф «ну» - раб. Теперь ты раб. Моя вещь. Итак, мне хорошо тебя кормить или оставить голодать? Продать в хорошую семью или сгноить в каменоломнях? Решай.


Синдзи хотел выпалить оскорбление, но вместо этого лишь прошептал:


- Простите, господин Жонгу, я ничего не знаю.


«Как же ты жалок» - Синдзи так и не понял кому принадлежала эта мысль.


Жонгу лишь покачал головой:


- Плохо. Что же мне с тобой делать?


- Отдай мне, - у Амуланга был незнакомый акцент.


- Зачем?


- Он колдун. Интересно.


- Справишься с ним?


- Да.


- Только в товарный вид приведи. До Синьяна он твой. Не забудь узнать, с кем он был и как пробрался в лагерь.


Жонгу отвернулся и ушел.


Амуланг помог Синдзи сесть и развязал стягивающую кисти веревку. Молча поднялся и пошел к своей палатке. Парень потянулся следом.


Лагерь вокруг шумел, собираясь в путь. Амуланг неторопливо складывал свои вещи, а Синдзи растирал онемевшие руки. Закончив со сборами, Амуланг ткнул дорожный мешок парню. Синдзи, закинув мешок на спину, сморщился от боли. Мужчина подошел к нему, положил ладонь на лоб и боль притупилась.


- Лучше?


Синдзи кивнул.


- Идем.


Лагерь сдвинулся. В центре шли рабы: два десятка мужчин и столько же женщин. Охрана вела лошадей, что тащили телеги. Несколько человек с оружием наголо постоянно находились вокруг пленников. Работорговцы вели свой караван дальше по Великому Западному пути.


Синдзи и Амуланг шагали позади основной колонны. Парень ощущал как его невольный спутник постоянно прощупывает магией окрестности. Ему было даже немного завидно: Амуланг был много сильней.


- Ты слабый колдун. Плохо. Можешь спрашивать.


- Почему ты забрал меня?


- Будешь учить. Мне интересно. Ты можешь странное. Как прошел охранную сеть?


Синдзи вздохнул:


- Я ничего не делал, господин Амуланг.


- Не господин. Господин один — Жонгу. Я — Амуланг.


- Хорошо, Амуланг. Я не убивал ваших людей и ничего не проходил.


- Не врешь?


- Нет.


- Плохо. Я хотел уметь, - и Амуланг замолчал.


«Странный он» - в голосе все еще звучала усталость, но злости поубавилось.


«И не говори».


«Я устал. Смотри не помри без меня».


Пейзаж вокруг не менялся: небольшие рощи перемежались с неубранными полями. Ближе к полудню они миновали небольшую деревеньку. Жители, похоже, сбежали задолго до прихода каравана. Кто-то из охраны предложил поживиться, но Жонгу приказал двигаться дальше.


Вечером они вновь разбили лагерь возле дороги. Рабов согнали в кучу и раздали еду. Синдзи с ними не было — Амуланг оставил его при себе. Вечер был холодный и Синдзи уселся поближе к костру, пытаясь согреться. Амуланг размешивал аппетитно булькающее варево. В конце концов, Синдзи не выдержал:


- Амуланг?


- Да.


- Почему ты с ними? Ты ведь сильный маг, такому везде найдется место.


- Мое место рядом с Жонгу.


- Почему?


- Я жил далеко. Там степь. Большая, красивая. Нет городов, только степь. Весь род вырезали. Шамана, что учил — тоже убили. Я кровью истекал, сбежал. Жонгу нашел, лечил, помог отомстить. Теперь моя жизнь — его.


- Не думал, что торговать рабами — не самое достойное занятие?


- Я говорил Жонгу. Жонгу не послушал.


- И?


- Моя жизнь — его. Ешь.


Варево оказалось неожиданно вкусным, пусть и незнакомым. Синдзи, обжигая язык, уплетал за обе щеки. Амуланг не отставал.


Когда с трапезой было покончено, Амуланг вновь обратился к парню:


- Учи.


- Ты сильнее, чему я могу тебя научить?


- Покажи, что умеешь.


Синдзи вздохнул и окунулся в воспоминания: пришло время вспомнить уроки учителя Фуюцки.


****


Синдзи погрузился в одинаковые дни. Утром он собирал вещи, днем шагал позади колонны, вечером же учил Амуланга. Во время одного из уроков, Синдзи рассказал Амулангу о жонглировании. С тех пор он еще и развлекал вечерами лагерь.


Развлечение состояло в призыве мелких духов и небольшом представлении с жонглированием и песнями. Внутренний голос издевался над ним. Сам же Синдзи ощущал удовольствие от таких выступлений. Они на краткие мгновенья возвращали его в прошлое и каждый раз, когда выступление заканчивалось, он искал ободряющую улыбку старика Акено. Впрочем, находил он лишь веселящихся рабов, их охрану и хмурый взгляд Жонгу.


Жонгу по-прежнему пытался узнать хоть что-то о ночном нападении и Синдзи регулярно подвергался побоям. Правда, Амуланг помогал ему избавляться от боли.


- Почему ты помогаешь мне, Амуланг?


- Я верю тебе.


- А Жонгу?


- Жонгу не слышит истины. Его друг убит. Он хочет найти ответы. Злится. Не может смириться.


- Все равно, не понимаю, почему ты помогаешь мне.


- Ты колдун. Ты невиновен. Надо помогать.


- Меня в любом случае продадут на каменоломни.


- Там помочь не могу. Здесь — могу.


- Странный ты, Амуланг.


- Обычный. Вы — странные.


- Спасибо тебе. - Синдзи понял, что говорит искренне.


Мужчина лишь хмыкнул в ответ.


Спустя два десятка дней перед ними возник Синьян. Упадок пришел в этот город давно и крепко обосновался в нем. Каменные стены требовали ремонта. Стража, в большинстве своем, дезертировала. Оставшиеся стрясли мзды с каравана и пошли дальше пить в караулку.


Внутри город был грязным, куда грязней Нанкона, и почти безлюдным. Похоже, многие жители ушли в горные крепости. Только рабский рынок кипел подобием жизни: покупатели и торговцы гудели, споря о ценах. Жонгу только скрипнул зубами и начал выстраивать людей для продажи.


Синдзи вновь остался чуть в стороне. Амуланг стоял рядом и сосредоточено поедал кусок лепешки. Солнце двигалось по небосклону так медленно, что Синдзи казалось, будто оно навеки замерло в одной точке.


Жонгу преображался от покупателя к покупателю: угодливый, высокомерный, неуступчивый, лебезящий. Большинство покупателей отчаянно торговалось, а затем уходило. Но вот высокий мужчина с двумя сыновьями купил несколько крепких мужчин. Потный толстяк с охраной увели почти десяток мужчин и женщин. Амуланг доел лепешку и уставился в небо. Время тянулось и тянулось. Несколько человек осмотрели Синдзи, но Жонгу спугнул их:


- Опасный преступник, убийца, - когда покупатели ушли, работорговец обернулся к Синдзи. - И не мечтай отделаться легко. Только каменоломни, только они.


Амуланг оторвался от созерцания редких облаков.


- Жонгу.


- Чего тебе, Амуланг?


- Пора уходить. Что-то идет.


- Мы еще не продали весь товар. Ангелы, по слухам, еще возятся в возле Нанкона, так что не бойся, мы уйдем раньше, чем явятся эти твари.


Амуланг тыкнул пальцем вверх.


- Шаман учил слушать. Небо говорит: пора уходить. Небо говорит: нельзя медлить.


- Небо не спасло ни шамана, ни твой род. Мы остаемся, пока не продадим товар, а этого, - кивок в сторону Синдзи, - отправим на каменоломни.


- Гнев мешает думать.


- Не оспаривай мои решения, Амуланг, — Жонгу пошел к следующему покупателю.


Когда солнце, наконец, перевалило за полуденную точку, на рынок явилась целая процессия. Пять солдат с чо-ко-ну и мечами на поясах, десяток наемной стражи с короткими копьями и в центре — молодая девушка в богато расшитом шелковом халате. Синдзи поразился небесному цвету ее коротких волос. Амуланг что-то заворчал и подошел вплотную. Жонгу подбежал к девушке, побледнел, но затем низко поклонился и повел процессию к рядам рабов. Девушка подходила к каждому мужчине и внимательно его рассматривала. Мужчины вздрагивали и отшагивали назад. Несколько даже вскрикнули.


Когда девушка подошла к нему, Синдзи понял, что так пугало людей: глаза. Взгляд этих жутких красных глаз, казалось, проникал прямо в душу. Девушка внимательно осмотрела Синдзи, прижала руки к груди, задумавшись, и обернулась к Жонгу:


- Я беру всех за три золотых.


- Но, госпожа Аянами, есть одн...


- Не жадничай. Ты заработаешь много больше обычного.


- Я продам вам всех, кроме этого — Жонгу кивнул в сторону Синдзи. - Простите, госпожа, это опасный преступник и предназначен он для самой тяжелой работы.


- Его имя?


- Синдзи Икари.


- Добавляю монету и забираю его. - Жонгу удивленно воззрился на девушку.


Амуланг сделал шаг вперед:


- Нет. Он для каменоломен.


- Два золотых, — сумма заставила Жонгу приоткрыть рот.


- Нет. - Амуланг теперь просто заслонил своим телом Синдзи.


- Пять.


- Нет.


- Десять.


- Нет.


- Жонгу, кто хозяин всех этих рабов?


- Я, госпожа Аянами.


- Тогда почему твой слуга торгуется со мной?


- Простите его, госпожа. Он из далеких мест и еще не научен манерам.


- Научи. Десять золотых за этого и три за остальных. Согласен?


Амуланг вновь вмешался:


- Нельзя, Жонгу. Погубишь всех. Небо говорит: нельзя. Не надо, Жонгу, прошу, - мужчина умолял.


- Замолчи, Амуланг. - Жонгу раздраженно махнул рукой. - Обсудим твое небо позже. Госпожа Аянами, не мое дело, но почему такой интерес к преступнику?


- Ты прав, Жонгу, дело не твое. Ты согласен или нет?


- Жонгу, ты по...


- Закрой рот Амуланг! Я согласен, госпожа Аянами.


Девушка кивнула одному из солдат и тот передал мешочек с деньгами работорговцу.


Амуланг повернулся лицом к Синдзи и печально улыбнулся:


- Прощай, колдун Синдзи. Судьбы избежать нельзя.


- О чем ты, Амуланг?


Мужчина не ответил и встал за спиной у Жонгу.


«Что с ним? Мне это не нравится» - голос звучал настороженно. Синдзи решил его игнорировать.


Тем временем, девушка подошла ближе к работорговцу:


- Есть еще просьба, Жонгу.


Тот немедленно поклонился:


- Все, о чем попросите, госпожа Аянами. - Синдзи ощутил, как вокруг Амуланга сгущаются силы, Синдзи совершенно недоступные и незнакомые. Амуланг готовился убивать.


- Научи своего слугу манерам.


- Да, госпожа, - еще один низкий поклон.


Амуланг расслабился, когда Аянами отошла от работорговца и подошла к Синдзи. Красноглазая девушка достала из-за пазухи странный амулет — фиолетового божка, что напоминал человека с рогом на голове. Божок шевелился и тянул крохотные руки к парню.


- Отец ждет тебя, - легкая улыбка коснулась ее губ и девушка одела амулет пораженному Синдзи на шею.

Эта история добавлена http://https://fiction.evanotend.com/viewstory.php?sid=482