Deus Ex Machina

Мерцающая темнота вокруг состояла из мелких кусочков, словно однажды ее уже разбили, а потом торопливо склеили. Мастер был не слишком аккуратен, и мне хорошо были видны подтеки «клея» – белые края этих маленьких кусочков. То ли из глубин разума, то ли откуда-то со стороны пришел ответ на даже не до конца сформулированный вопрос, и я понял, что все это означает. Возможность освободиться.

Протянув руку, которой у меня еще не было, я коснулся твердой, холодной поверхности. Чуть толкнул – и темнота вокруг разлетелась осколками, которые, надеюсь, никто и никогда больше не склеит.

Открыв, наконец, свои собственные глаза, я увидел усыпанное звездами черное небо. Сел, ощущая во вновь появившемся теле легкий холод, и, оглядевшись по сторонам, не смог удержаться от усмешки. Моя невысказанная воля вновь забросила меня на Луну.

Опершись о край саркофага, я выбрался наружу, борясь с ощущением déjà vu. Это ведь было, было однажды, и вроде бы повторяется. Однако повториться полностью у событий прошлого нет ни единого шанса. Хотя бы потому, что теперь решаю я.

Выпрямившись во весь рост, я посмотрел вверх, туда, где огромным голубым шаром светилась Земля. Я не знал, сколько длилось мое добровольное заточение, но мне хотелось знать, что произошло с остальными пилотами. Особенно с одним из них, так долго желавшим счастья.

Я знал, что никто из них меня не узнает, не вспомнит. Меня стерло из их жизни и памяти. Отчасти это было мое желание, отчасти – закон той неведомой высшей силы, которая и создала Вселенную. Но я все равно хотел убедиться, что он счастлив… все они счастливы. Это желание было вполне достаточным для того, чтобы пейзаж серой лунной пустыни заколебался, подобно миражу, и несколько секунд спустя сменился городским пейзажем почти не изменившегося Токио-3.

В конце концов, было бы странно, если бы желания Бога не исполнялись.

Все получилось только со второго раза. Даже те Лилим, которые знают о Третьем Ударе, даже не догадываются, что на самом деле он был Четвертым. Третий удар, который должен был оказаться последним, был проведен напрасно. Весь тогдашний смысл мироздания рухнул из-за одной короткой фразы, навсегда запомнившейся мне.

«Как же мне плохо».

Тогда все вернулось почти что на круги своя, и мир получил второй шанс, если можно так выразиться. Никто не помнил того мира, что существовал совсем недавно. Даже тот, по чьей воле все изменилось, стер это из собственной памяти, из памяти всех, кто вновь появился на земле из Алого моря.

Однако из моей памяти ему стереть ничего не удалось. Быть может, причина была в том, что я изначально не был существом из привычного им мира. Тогда, в самый первый раз, я был Семнадцатым Ангелом, Табрисом. Потом, в уже измененном мире, я был фальшивой игрушкой SEELE. Эти глупцы, сумевшие проникнуть и в новую реальность, считали меня исполнителем их воли. Они не знали, что самое главное для меня – счастье одного человека, отказавшегося от сущности Бога и давшего всем вокруг, включая и себя самого, второй шанс.

Синдзи.

Икари Синдзи все же не стал разрушать мир, или же перекраивать его по собственному усмотрению. После тех слов, что прошептала ему рыжеволосая, он создал продолжение знакомой ему реальности, которое в то же время было и откатом назад. Однако в этот откат были внесены свои изменения.

Синдзи изменил Ангелов, немного изменил характеры тех, кто окружал его. Создал Макинами Мари Илластрис, передав ей часть качеств Аски. Изменил саму Аску, сотворив Шикинами Аску. А Сорью… Сорью Аску Лэнгли, наверное, отныне знал и помнил только я.

Однако кое-что все же отчаянно цеплялось за его память. Это были события, оставившие в душе Синдзи кровоточащие раны, и их нельзя было отбросить прочь просто так. И потому Икари, сам того не желая, перетащил часть этого и в «обновленный» мир.

Травма Аски, в результате которой она потеряла глаз. И я, вновь возникший Табрис, по какому-то странному стечению обстоятельств помнящий все, что было до этого.

Осознав это, я повел собственную игру, цель в которой была одна – дать Синдзи счастье. Именно поэтому я прервал новый Третий Удар сразу после битвы с Зеруэлем, ибо тогда еще было не время. Лишь спустившись в Финальную Догму и обо всем договорившись с Лилит, мне удалось осуществить свой план.

Я заменил собой Синдзи.

Икари Юй пустила меня в Первый Евангелион, и Комплементацию, Третий (то есть, по сути, Четвертый) удар провел я. Как именно это происходило, я помнил плохо, в памяти отпечатался лишь результат. Я стал Богом, но не изменил ничего. Просто подарил им жизнь… продолжение жизни. А сам оказался заперт в опустевшем Евангелионе, который покинула отпущенная мной душа матери Синдзи.

Я был слит воедино с этой гигантской машиной. Растворился в ней, стал ее резидентной душой, той самой памятью о людях, которая не должна исчезнуть. Я, Бог, намеренно позволил запереть себя в клетку, ради того, чтобы Синдзи наконец был счастлив, чтобы все они были счастливы, ведь они это заслужили.

Но вечно сидеть в клетке я не собирался. И потому я медленно, буквально по кусочкам восстанавливал себя. Свою личность, разум, душу. Сам не понимаю до конца, как я это сделал. Наверное, это можно было бы назвать чудом, но в итоге у меня все получилось. Стены моей темницы треснули, и я выбрался на свободу. Пустой и холодный Евангелион продолжал свой бесконечный полет через мрачную темноту космоса, а я вновь обрел собственное тело, снова стал самим собой.

Бог вернулся, и желал узнать, как сильно изменился мир, ради которого он был готов отдать всего себя. Вырвавшись из созданной Лилим темницы для души, именуемой Евангелион, я превратился в Бога-Из-Машины. Да… наверное, это и станет моим новым именем.

Deus Ex Machina.

Одежду я купил в одном из ближайших магазинов. Да, я мог создать себе какую угодно (что я и сделал с деньгами, расплачиваясь за покупку), но мне захотелось иметь настоящую. Не созданную Богом, а самую обычную, в какой ходят Лилим. Боле того, я знал, что чем сложнее объект, который мне приходится создавать, тем больше сил на это уйдет, а с непривычки это могло закончиться для меня не самым лучшим образом – исчезнут силы, с помощью которых я поддерживаю свою теперешнюю физическую оболочку. Я знал все это, будто кто-то неведомый нашептал мне во сне, кто я теперь, какой я и как все нужно делать.

На то, что вошел я обнаженным, ни продавцы, ни покупатели, ни прохожие не обратили внимания. Для них в моем облике не было ничего необычного, каждый видел что-то свое, наиболее ему близкое, а потому не обращал на меня внимания. Умение так «отводить глаза» Лилим я применил почти машинально, точно всегда это умел.

Там же, в магазине, рассматривая в зеркале надетые на мне остроносые черные ботинки, черные джинсы и белую рубашку с широким воротником, я увидел свое лицо. Как оказалось, я выглядел лет на двадцать, с длинными серебристыми волосами ниже плеч, будто несколько лет не стригся. И пусть это не слишком напоминало мою прежнюю прическу, я решил оставить все как есть. Мне так даже нравилось.

Отросшие волосы напомнили мне кое о чем, поэтому, выйдя из магазина, я первым делом купил первую попавшуюся газету. Хотелось знать, сколько времени я был заперт в механической темнице Евы, а спрашивать у окружающих, какой сейчас год, уподобляясь героям фантастических книг и фильмов, не слишком хотелось.

Нужная купюра сама появилась у меня в кармане. Расплатившись, я жадно пробежал глазами первую страницу газеты, не замечая ее названия, в поисках интересующей меня даты.

24 мая 2021 года.

Выходит, меня не было целых шесть лет. Я не стал искать в этом знаков свыше или удивляться прихотям судьбы. Больше того, дата нисколько не шокировала меня. Все же шесть лет – это не пара сотен, так что волноваться особенно было не о чем. Поэтому, сжимая газету в руке, я влился в человеческий поток Токио-3.

Весьма приблизительное знакомство с городом нисколько не мешало мне выбрать правильный путь. Стоило мне представить нужного мне человека, думать о нем, вспоминать прошлое, с ним связанное – и ноги сами несли меня туда, где он находился. Или же это город на ходу перестраивался под меня, изменял дороги и улицы, создавая кратчайший путь? При мысли об этом я улыбнулся. Подобное ни к чему, и пусть даже я Бог, находясь в этом мире, я предпочитал следовать его законам.

Или хотя бы большинству общепринятых.

Первой я решил увидеть Макинами Мари, и был довольно сильно удивлен, когда моя «дорога» закончилась у невысокого здания с оградой, которое почему-то сразу вызвало у меня неприязнь. А из-за надписи на небольшой табличке, прикрепленной у калитки, эта неприязнь только усилилась.

Надпись гласила: «Психиатрическая лечебница Юмэ».

Толкнув калитку, я вошел на территорию. Гравий дорожки похрустывал у меня под ногами, и этот звук вызывал раздражение и мерзкое ощущение, что совсем рядом кто-то включил сверло дантиста. Я быстро дошел до дверей лечебницы, и, поднявшись на небольшое крыльцо, толкнул дверь из темного дерева.

Внутри, как я и ожидал, было очень тихо. За небольшой стойкой сидела девушка в светлой одежде, что-то высматривающая на мониторе компьютера, мимо несколько раз проходили люди, некоторые в белых халатах, другие в обычной одежде. Однако каждое движение, каждый шаг здесь делались словно с опасением, что окружающее пространство может разбиться. Как будто все здание было целиком сделано из тончайшего хрусталя, и стоит повредить хоть какой-то его элемент – и все рухнет.

Таким же неслышным шагом, как и прочие, я подошел к девушке. Она подняла на меня глаза, и я увидел в них постоянную тревогу. Не я один ощущал давящую атмосферу этого места.

 - Добрый день, – негромко произнесла она с вежливой улыбкой. – Я могу чем-нибудь помочь вам?

 - Я слышал, что здесь находится Макинами Мари, – так же негромко сказал я. – Это так?

Ее рука двинула мышь, но она продолжала смотреть на меня.

 - Кем вы ей приходитесь?

Этот простой вопрос едва не заставил меня улыбнуться, остановила лишь мысль, что улыбка здесь и в такой ситуации будет совершенно неуместна. А в самом деле, кто я для нее? Кто я для всех них? Даже не призрак, не отголосок прошлого. Они не помнят, не знают меня. Так кто же я тогда?

 - Родственник, – тихо произнес я. – Очень дальний родственник…

Это не было правдой, но в то же время не было и до конца ложью. Пусть никто из них меня не помнит, их судьбы… наши судьбы все равно крепко связаны. Хотя теперь только я и способен разглядеть эти нити.

Не знаю, что заставило ее поверить. Мое застывшее лицо, которое вполне могло показаться парализованным горем. Мой тихий голос, в котором человеку вполне могли показаться отчаянные нотки. Или же моя дремлющая сейчас сила Бога, благодаря которому эта девушка за конторкой вообще могла существовать, а не превратилась в пару литров LCL. Однако она поверила, и пальцы ее быстро пробежали по клавишам.

 - Да, ваша родственница у нас, – произнесла она с легким сожалением, возможно, даже искренним. – Второй этаж, крыло В. Там своя регистрация и назначение посещения.

Я поблагодарил ее и направился к поблескивавшим в конце коридора створкам лифта. Мысль о том, что посещения пациентам крыла В разрешены, немного меня обнадеживала.

Приемный покой крыла В, как я мысленно окрестил это помещение, представлял собой большую светлую комнату, где помещались несколько мягких диванов и кресел, небольшой низкий столик, стойка регистрации и дверь напротив лифта. Я как раз собирался подойти к стойке, когда внимание мое привлек мужчина, напряженно замерший в одном из кресел.

Небрежная одежда, взлохмаченные волосы, легкая щетина на подбородке и едва заметный запах табака. Для Кадзи Рёдзи словно и не было этих шести лет, во всяком случае, как показалось мне, он совершенно не изменился. Бывший шпион SEELE и NERV не отрывал взгляда от двери в глубине зала, не обращая внимания ни на кого вокруг. Я осторожно приблизился и сел в соседнее кресло, однако он не обратил внимания на легкий скрип мебели рядом с собой.

Причина выяснилась почти сразу – дверь распахнулась, и на пороге показалось еще одно знакомое мне лицо. Полковник Кацураги Мисато, Тактический Командир NERV. Время оставило на ней трудноуловимый отпечаток, и пусть я затруднялся сказать, какой именно, не сомневался, что она изменилась. Полковник Кацураги (не знаю, впрочем, можно ли ее сейчас так называть, но в памяти периодически всплывало именно это определение) выглядела подавленной, но все же держала себя в руках. Рывком поднявшись с кресла, Кадзи подошел к ней.

 - Что? – расслышал я его вопрос, заданный с тайной надеждой.

 - Ничего, – грустно покачала она головой. – Никакого улучшения. Врачи говорят, что периодически у нее случаются приступы ярости. И она… она постоянно говорит о том, что хочет вернуться в Еву.

 - Ублюдки… – процедил Кадзи. – Даже не испытали до конца этот чертов комбинезон…

 - Может, дело не только в нем, – покачала головой Мисато. – Может, характер Мари всегда был предрасположен к крайностям. Препараты режима Зверя только усилили их…

 - Какая теперь разница, – вздохнул бывший шпион, обнимая Мисато. – Ту Мари, которую я знал, скорее всего, уже не вернуть.

Полковник Кацураги ничего на это не ответила, обнимая его в ответ. Потом они оба направились к выходу, и по пути взгляд Мисато скользнул по мне. На какой-то миг меня хлестнули одновременно и отчаяние, что она меня узнает, и радость по тому же самому поводу. Но нет, она прошла мимо меня, парня лет двадцати двух с длинными светлыми волосами. Ни Каору Нагисы, ни Табриса для нее в кресле не было, она вообще не знала этих имен.

Случайно услышанное мне совершенно не понравилось. Я знал о режиме The Beast, на который были способны некоторые Евы, как и о химических препаратах, что вводились пилоту через контактный комбинезон для искусственного состояния ярости. Видимо, препараты имели побочный эффект, который и привел Мари сюда, в психиатрическую лечебницу.

На несколько секунд меня захлестнула злость. Она сражалась с Ангелами, так же, как и остальные пилоты. Почему же она не может жить спокойной жизнью, которую заслужила? Почему тень проекта Ева все еще висит над ней, а эти гигантские механизмы искалечили ей душу? Такова ее награда?

 - Это уже позвольте решать мне… – еле слышно произнес я, адресуясь неизвестно к кому, а потом встал и решительным шагом направился к стойке регистрации.

Мари я сначала даже не узнал. Дело было даже не в том, что она превратилась в девушку лет двадцати, как раз это было вполне ожидаемо. Больничная одежда тоже не была полной неожиданностью, все же я знал, где находился. Однако сплав двух этих факторов в сочетании с потерянным, отсутствующим выражением ее лица заставил меня замереть на пороге небольшой комнаты, предназначенной для встреч пациентов с родными и друзьями.

В ней чувствовался надлом. Будто из бывшего пилота вытащили душу, перетряхнули до самого основания и небрежно запихнули обратно. Привычных очков на ней не было, и Мари подслеповато прищурилась, разглядывая меня. Меня вновь пронизало то же самое ощущение, что я испытал, войдя на территорию лечебницы.

Голубые глаза девушки остановились на мне. Равнодушный и пустой взгляд вдруг стремительно превратился в пронизывающий, острый, будто где-то там, в недрах этого сломленного человека еще оставалась прежняя Мари.

 - Я тебя знаю? – спросила она, и в голосе ее я с удивлением услышал незнакомые хриплые нотки.

 - Вряд ли, – я покачал головой и приблизился к ней.

 - Я тебя знаю, – повторила она, но уже без вопросительных интонаций.

Я вновь испытал то же мимолетное ощущение, что и в тот миг, когда меня увидела Мисато. Но почти сразу оно уступило место какому-то другому чувству, так редко испытываемому мной, что я не сразу разобрался в нем. А потом понял.

Жалость.

Мне и вправду было жаль видеть ее такой. Пилот Евангелиона с искалеченной душой. Мысль об этом заставила меня на несколько мгновений перенестись в прошлое, первое прошлое, снова увидеть огромное «лицо» Евы-01, сжимающей меня в кулаке. Неужели это злой рок?

 - Мари… – прошептал я, приближаясь и осторожно касаясь ее головы.

Она подставилась мне, как кошка, и почти с наслаждением потерлась о руку. А на меня вдруг нахлынули ее мысли, чувства, эмоции. На несколько мгновений я провалился в ее исколотый разум.

Я видел мечущиеся тени, какие-то образы, за которые силилось зацепиться сознание. Слышал крики, грохот, отчаянный визг. Испытывал страшную головную боль, дрожь во всем теле. Меня наполняли страх и эйфория, а потом к ним примешивалось озлобление и отчаяние. Пытаясь поймать какое-то ощущение, я задевал другое, а потом проваливался в третье.

Теперь я мог понять ее. Мари отсекала все то, что кружилось адским вихрем в ее голове. Истерзанная память смешалась воедино с ощущениями, и теперь невозможно было понять, что картина из прошлого, а что – твои чувства в данный момент. Видения, простые видения обретали силу, превращаясь в боль или изменения настроения. И чтобы ее просто не разорвало на куски, Макинами старалась отключиться от этого, настроиться на что-то другое, например, на внешний мир. Но ментальных сил на полное восприятие не хватало, поскольку иначе плотину, сдерживающую безумие, у нее не получилось бы укреплять.

Именно поэтому она кажется равнодушной. В этом причина ее припадков буйства, ведь постоянно держать себя в руках у девушки не получалось. Я не знал, в чем была причина, с какого момента начался распад ее личности. Да и не хотел знать, честно говоря. Все, что мне сейчас хотелось – это помочь ей.

И это было в моих силах.

Этот мир был сохранен не для того, чтобы одна из его защитниц окончила свои дни в психиатрической лечебнице. Меня не устраивал подобный порядок, и миру приходилось подчиниться. Мне показалось, что моя правая ладонь, в которую все еще упиралась Макинами, стала горячей, в то время как я исцелял ее разум.

Я снова провалился в ее душу, но теперь по-другому, я стал с ней одним целым. А потом долго расставлял все по местам, помогал отделить воспоминания от ощущений, чувства от настроений, а иллюзии от реальности. Не знаю, сколько я так простоял, касаясь ее головы рукой. Быть может, всего лишь несколько минут. Но для меня как будто прошла неделя, во время которой мне ни на минуту не удалось сомкнуть глаз и выспаться после тяжелой, изматывающей тело и разум работы.

К реальности меня вернул голос Мари.

 - Кто вы?

В ее голубых глазах больше не было отсутствующего выражения, там не мелькала тень скрытого безумия. И я, поняв, что наконец смотрю на настоящую Макинами Мари, улыбнулся.

 - Вы… вы помогли мне?

Она не знала ответа, но, видимо, подсознательно ощущала его. Быть может, подозревала, что какое-то время мой разум был рядом с ее, и потому смогла разобрать мою мотивацию. Впрочем, уверенности у меня ни в чем не было.

 - Можно и так сказать, – произнес я, убирая руку от ее лица и медленно направляясь к выходу.

Я сделал то, что должен был, совершил маленькое чудо. И теперь не сомневался, что Мари сумеет найти свое место в этом мире. Сумеет стать счастливой, как того и заслуживает. А мне пора было идти дальше. «Появился, разрешил проблему и исчез», – с новой легкой улыбкой подумал я. – «Настоящий Бог-Из-Машины»…

Уже нажимая на ручку двери, я услышал ее возглас:

 - Скажите хотя бы, как вас зовут!

Я обернулся, глядя в сияющие глаза той Мари, которую помнил, и произнес слова, сами прыгнувшие на язык:

 - Дэус… Дэус экс макина…

Когда я покинул психиатрическую лечебницу «Юмэ», на город уже опустились сумерки. Кое-где уже начали зажигаться огни, тени сгустились, и казалось, что еще немного – и они станут материальными. Таким Токио-3 мне нравился гораздо больше своего «дневного воплощения». Впрочем, ночной город оставался моей любимой ипостасью этой крепости, построенной для сражений с Ангелами.

Бросив последний взгляд на ограду клиники, я увидел белый спортивный автомобиль с алой полосой, проходящей через капот и крышу, с визгом затормозивший у ворот. Водительская дверь распахнулась, и женщина с темными волосами бросилась к невысокому зданию. Мисато явно застала врасплох новость о неожиданном исцелении Мари, и она, не веря, желала лично в этом убедиться. Чуть улыбнувшись, я развернулся и продолжил свой путь.

Теперь мне хотелось увидеть Аску. Ноги уже привычно выбрали нужный маршрут, пока я размышлял о рыжеволосой девушке. Встреча с Мари заронила в меня сомнения, так ли все хорошо у нее, да и у Синдзи тоже. Насколько я помнил, Шикинами не слишком переживала из-за потери глаза. Искусственный вставлять отказалась, считая, что эта отметина – что-то вроде медали за храбрость. Она всегда хотела быть самым лучшим пилотом, и даже после окончания войны желала оставаться ветераном. Мне стало интересно, была ли это только ее черта, или же она досталась «в наследство» от Сорью?

Я шел вперед, краем глаза замечая людскую суету вокруг. Судя по нескольким плакатам, что попались мне на глаза, сегодня в городе затевался весенний фестиваль. Подробности меня, признаться, не слишком интересовали, однако ознакомиться с ними пришлось – возникший на пути паренек едва ли не силой впихнул мне в руку рекламную листовку фестиваля.

Палатки с едой и развлечениями, музыка, неизменные фейерверки. Интересно, Аска и Синдзи пойдут на фестиваль? Если верить листовке, он должен был проходить на окраине города, а я направлялся в центр, немного в другую сторону. Что ж, по крайней мере, Аска пока еще не там, если вообще намерена пойти.

Выбросив листок бумаги в ближайшую урну, я завернул за угол и оказался перед небольшим ресторанчиком под открытым небом. Видимо, это было довольно популярное заведение в городе, поскольку все места были заняты. Невидимый магнит, тянувший меня к цели, неожиданно пропал, и я даже не сразу понял, в чем дело. Лишь только внимательно присмотревшись к посетителям ресторанчика, я увидел, что добрался куда нужно.

Аска сидела в стороне от остальных, в одиночестве, за самым дальним столиком. Длинные рыжие волосы с неизменными нейро-заколками рассыпались по плечам, а красная куртка из блестящей кожи на миг напомнила мне поверхность Алого моря. Черная повязка все так же закрывала левый глаз, а лицо повзрослевшего пилота Евы-02 показалось мне заострившимся и как будто ожесточенным. Отогнав от себя это ощущение, я подошел к столику, за которым сидела девушка.

 - Прошу прощения, Шикинами-сан, – негромко произнес я. – Можно к вам присоединиться?

Единственный глаз Аски вспыхнул радость от того, что ее узнали. Но почти сразу на лицо девушки набежала тень, и она почти с безразличием кивнула. Я сел напротив, и меня не покидала уверенность, что неприятное предчувствие, испытанное мной после посещения Мари, оправдывается.

Какое-то время Шикинами с хмурым видом изучала меня. Я, придав лицу выражение вежливого волнения, отмалчивался, решив, что пусть лучше уж она начнет разговор первой.

 - Мы с вами нигде раньше не встречались? – наконец поинтересовалась рыжеволосая.

Мысленно я вздохнул. Пусть они не помнили меня, навсегда исчезнувшего из прошлого, но, видимо, какие-то смутные образы в их разумах все же остались. Наверное, мое лицо все же заставляло их потревоженную память колыхаться, пытаясь выяснить… вспомнить, кто я такой.  Однако эти попытки были заранее обречены на провал.

 - Нет, – я чуть улыбнулся. – Я бы запомнил встречу со знаменитой Шикинами Аской-сан.

По ее лицу пробежала мимолетная радость, но почти сразу же исчезла.

 - Ни к чему подобный формализм, – махнула она рукой. – Можешь звать меня по имени. А тебя-то как зовут, таинственный незнакомец?

В ее интонациях проскользнуло ехидство, и у меня, как говорят Лилим, слегка отлегло от сердца. Все же она была не настолько раздавлена, как Мари, хотя я и чувствовал, что что-то с ней не так. Те сражения не могли пройти бесследно. Безумие Мари было шрамом на душе, потерянный глаз Аски – шрамом на теле. Однако я был уверен, что было еще что-то, заставившее рыжеволосого пилота выглядеть совсем не такой, какой я хотел бы ее видеть.

 - Дэус, – уже почти привычно представился я.

 - Странное имя, – сощурилась девушка. – Скорее похоже на прозвище.

 - Иногда прозвища становятся именами, – заметил я.

Она молчаливо кивнула, соглашаясь со мной. К столику тем временем подошла слегка замученная официантка, протянувшая мне меню. Есть мне не хотелось, поэтому, пробежав его глазами, я заказал только кофе. Никогда в моей прошлой жизни мне не подворачивалась возможность попробовать этот напиток, так что стоило наверстывать упущенное. Официантка, приняв мой заказ, кивнула, сообщила Аске, что заказанное ей скоро будет готово, и удалилась.

 - Почему ты подошел ко мне? – неожиданно спросила она, глядя на меня едва ли не с подозрением.

 - Захотел поговорить, – честно ответил я. – Как-никак, вы живая легенда.

 - Легенда… – с кривой усмешкой произнесла она. – Что ты об этом знаешь, Дэус? Знаешь, каково это – быть легендой?

Ее глаз засверкал почти яростно, и я помотал головой, не ожидая от нее подобного.

 - Хреново, – усмешка на ее губах стала горькой. – Ты думаешь, были фанфары, визиты к премьер-министру и прочая шелуха? Нет. Ничего этого не было. Официально все, что касалось Евангелионов и Ангелов, было секретно, и можешь мне поверить, NERV как следует постарался, чтобы это секретом и осталось. Потом появился новый враг – SEELE, началась новая война, уже не с Ангелами, а с людьми. И о нас понемногу забыли. О нашем «геройстве» знали работники NERV, знали наши одноклассники, но всех их быстро убедили, что раздувать шумиху не стоит. Организации вроде NERV всегда предпочитают скрывать свои дела в тени. Да, они стали спасителями человечества… а о нас почти и не упоминали. Потом мир переключился на другие проблемы… и понемногу сражения с Ангелами стали забываться. Кто в мире знал о том, что мы спасли его, предотвратили Третий удар? Единицы. Мы спасали мир, который с легкостью позабыл нас. Вот каково быть легендой, Дэус…

Я слушал ее и не мог поверить в неблагодарность Лилим, одновременно чувствуя злость от того, что оказался заперт в Еве-01 и не смог ничего изменить. Все, что я сделал для них, оказалось… напрасным? Я желал им счастья, но рок, нависший над всем, что относилось к Евангелионам, оказался сильнее. Да… тогда еще я не был Богом, и мое желание не могло осуществиться. Но теперь все изменилось. Пусть и с запозданием, я должен все изменить. Нельзя позволить несправедливости повториться вновь.

 - Кстати, откуда ты вообще знаешь обо мне? – ее вопрос вырвал меня из омута размышлений.

Ответ пришел на ум почти мгновенно.

 - Мой отец работал в NERV, – легко соврал я, чувствуя все же, что это не совсем ложь. – Он и рассказывал мне о пилотах. И не узнать Аску-сан я не мог.

Улыбка, появившаяся на лице рыжеволосой, на сей раз не была горькой или вымученной. Все же ей было приятно, что ее помнят, пусть и немногие. Однако я чувствовал, что подобное забвение в человеческой памяти – это не все. Было еще что-то, что заставило Аску так измениться.

Раздался звонок сотового. Аска выудила телефон из кармана куртки, и приняла вызов. Я невольно прислушался.

 - Да?

 - Я же сказала тебе, что не пойду на этот идиотский фестиваль! – в голосе девушки появилось раздражение.

 - Слушай, тебе не кажется, что мы уже взрослые? – вновь ехидство.

 - Нет… прости… Я правда не хочу, – ее голос вдруг потускнел. – Иди без меня, правда. Мне… мне нужно побыть одной.

 - Да, пока.

Она сунула телефон обратно в карман, и отвела взгляд. А я не отрывал глаз от ее лица.

 - Если вы хотите побыть одной, то мне стоит уйти? – тихо спросил я.

Она подняла на меня взгляд, и мне показалось, что она едва сдерживает слезы.

 - Нет… если можно, останься…

 - Хорошо.

Она с благодарностью кивнула мне. К столику с подносом подошла официантка. Передо мной она поставила чашку с кофе, перед Аской – глубокую тарелку с супом из акульих плавников. А еще на столе появилась маленькая пиала и небольшой глиняный кувшинчик, в котором, судя по запаху, было сакэ.

Поймав мой удивленный взгляд, Аска ответила на невысказанный вопрос:

 - В первый раз… захотелось…

Я ничего не сказал, пробуя кофе. Напиток оказался горьковатым, но все же не лишенным определенного вкуса. Поразмыслив немного, я решил, что он мне все же нравится, но для того, чтобы пить его, требуется определенное настроение.

 - Знаешь, – неожиданно произнесла рыжеволосая. – Можно, я поговорю с тобой? Мне нужно выговориться, а ты… ты мне кажешься тем, кто способен понять. Ты не станешь жалеть меня, или пытаться утешить, как этот дурачок Синдзи. Во всяком случае, мне так кажется.

Я кивнул. Видимо, в моей новой сущности было что-то такое, что располагало к себе. Именно поэтому Аска готова видеть во мне едва ли не своего исповедника. Что ж, мне это было только на руку. Если я узнаю, что терзает Второе Дитя, я смогу избавить ее от этого.

Быстро расправившись с супом, она придвинула к себе пиалу и посмотрела на меня. Я молча налил ей сакэ и приготовился слушать. Девушка, отпив небольшой глоток, чуть сморщилась и заговорила.

 - Я не жалею о том, что было. Я всегда была одинока, и всю жизнь считала, что мне никто не нужен. Только приехав сюда, в Японию, и познакомившись с другими пилотами, я впервые засомневалась. Пусть меня раздражала Любимица, пусть дурачок Синдзи был папенькиным сыночком, пусть Мисато пыталась изображать из себя то ли мать, то ли старшую сестру… так было лучше. Я больше не была одинока, и знаешь, Дэус… мне это понравилось. Я сама не сразу это поняла, наверное, только во время разговора с Мисато, когда ехала в лифте для испытаний Евы-03. Потом я потеряла глаз, но тогда даже не обратила на это внимания. Мне казалось, что за возможность не быть одной, за статус лучшего пилота Евы, спасителя человечества это вполне справедливая плата…

Она говорила и говорила, периодически бросая на меня взгляд с просьбой наполнить пиалу. А я слушал ее и все более четко понимал, что именно произошло с некогда веселой и жизнерадостной Аской.

Потеря глаза оказалась своего рода началом и причиной крушения всех ее надежд. Слава лучшего пилота так и не пришла к ней. Мари угодила в сумасшедший дом, Синдзи после того, как погибла Рей (об этом я, кстати, услышал впервые, и эта новость заставила меня вздрогнуть) стал замкнутым и депрессивным. Мир, который хотела выстроить вокруг себя Аска, рассыпался, как карточный домик. Она осталась одна, и вечным напоминанием об этом одиночестве было ее отражение в зеркале, на которое она смотрела единственным глазом.

Физическая травма причудливым образом смешалась с психологической. Пусть даже Аска сама не до конца этого понимала, она скучала по прошлому. Ей хотелось вернуть то время, когда все они были командой, а сама она смотрела на мир двумя глазами. Теперешняя жизнь казалась ей бессмысленной. В ней были лишь тоска по прошлому, ночные кошмары и ощущение собственной ненужности.

Залпом выпив последнюю пиалу, она прикоснулась к повязке на глазу, и я увидел слезу, сползающую по щеке девушки.

 - Ради чего тогда все это было? – едва слышно прошептала она. – Зачем?

Повинуясь внезапному порыву, я встал со стула и обнял ее, словно пытаясь защитить от жестокости мира, от непосильного груза прошлого, от страданий и отчаяния. А Аска отчаянно прижалась ко мне, всхлипывая, и я чувствовал, как намокает от ее слез рубашка. Ее сумбурный рассказ заставил девушку выплеснуть все тайные страхи, вновь встретиться с ними лицом к лицу. А когда рядом нет никого, кто может поддержать в трудную минуту, когда ты одна, это всегда ужасно. Это может сломать даже такого сильного человека, каким всегда была Аска. Поэтому ей так нужно было хоть какое-то утешение, внимание, помощь. И тут подвернулся я.

 - Я отвезу тебя домой… – прошептал я ей. – Хорошо?

Она кивнула, продолжая отчаянно обнимать меня, будто я был спасательным кругом, ее единственным шансом на спасение.

Собственно, так оно и было.

Такси доставило нас к высотному дому, где жила Аска. Во время поездки рыжеволосая девушка задремала у меня на плече. Я перехватил понимающий взгляд таксиста в зеркале заднего вида и подумал о том, что никогда еще этот «понимающий» взгляд не был так далек от истины. Да, со стороны могло показаться, что я – парень, провожающий любимую девушку до дома. При мысли об этом я улыбнулся с легкой горечью. Такая судьба была не для меня. Не в этом мире.

Расплатившись, я осторожно поднял спящую Аску на руки и понес ее к подъезду. Дождавшись, пока таксист отъедет подальше, я пристально посмотрел на дверь, и та открылась сама. Тревожить спящую мне не хотелось, и потому то же самое проделал сначала с лифтом, а потом и с дверью ее квартиры.

Внутри царил полумрак, и я не стал зажигать света. Осторожно ступая, я внес Аску в гостиную и положил на диван. На кресле напротив нашлись маленькая подушка и плед. Подушку я положил девушке под голову, а потом, сняв с нее куртку, укрыл пледом. Сейчас рыжеволосая уже отличалась от той хмурой Аски, которую я увидел за столиком ресторанчика под открытым небом. Черты лица ее чуть разгладились, словно из-под маски, сотканной временем, стала проступать прежняя Шикинами Аска.

Я сел в кресло напротив, рассматривая ее лицо. Спящая, она казалась мне едва ли не перерожденной. Я не мог повернуть время вспять, сделать так, чтобы Ева-03 не оказалась зараженной Ангелом, чтобы Мари не сошла с ума, а Синдзи не стал тем же замкнутым парнем, каким он был до Третьего, именно Третьего удара. Даже Бог не может нарушить те законы, которые устанавливал не он. Время не было мне подвластно. Но изменение течения Великой Реки было не единственным способом, которым можно навести порядок в моем мире и сделать так, как я считаю нужным.

Поднявшись из кресла, я осторожно снял повязку с глаза спящей девушки. Никакой дыры или бездонного провала там не было, просто опущенное веко, под которым, я знал, не было глазного яблока. Пока еще не было.

Осторожно коснувшись лица Аски, я прикрыл глаза, чувствуя, как просыпается во мне сила Бога. Пальцам стало горячо, когда я начал воздействовать на тело рыжеволосого пилота Евы-02. Я словно видел, как медленно возникают новые клетки, как они делятся, как появляется глазной нерв, роговица, радужная оболочка, зрачок. Я не мог видеть самого глаза, но знал, что такой же голубой, как и другой глаз Аски.

И одновременно с тем, как я врачевал тело девушки, я очищал ее душу. Это было легко, будто процесс восстановления глаза запустил своеобразную «чистку», избавляющую душу рыжеволосой от страданий прошлого. Я не стал забирать ее воспоминания, но сумел сгладить их, смазать, сделать тусклее, не такими острыми. Я коснулся ее страданий и боли и приглушил их, оставив в душе Аски лишь радость и надежды. И теперь, когда у нее вновь два глаза, а Мари больше не пациент психиатрической клиники, она сможет воплотить их в реальность. Обязательно.

 - Дэус… – во сне прошептала она.

Я улыбнулся. Наверное, как и Мари, она чувствовала меня, подсознательно ощущала, что я помогаю ей. И в голосе Аски, пусть даже она и спала, я слышал благодарность. А еще – облегчение.

Тепло перестало литься через пальцы, и я отступил на шаг. Аска все так же спала, но лицо ее изменилось еще сильнее. Едва заметная тень страданий пропала с него, и теперь она выглядела так, как я себе и представлял.

Во сне Шикинами Аска улыбалась совершенно счастливой улыбкой.

Наклонившись к ней, я осторожным, нежным движением погладил ее по волосам и  прошептал:

 - You are not alone…

Наутро она не поверит, что вновь смотрит на мир так же, как и шесть лет назад. Не знаю, вспомнит ли она меня, Бога-Из-Машины, свяжет ли свое внезапное исцеление с длинноволосым парнем, что сел за один с ней столик… да и не хочу знать. Главное, чтобы она была счастлива. Как и все остальные, она это заслужила

Бросив на Аску последний взгляд, я улыбнулся и покинул квартиру рыжеволосой девушки, аккуратно заперев за собой дверь. Ключей мне для этого не потребовалось.

За время моего отсутствия на улице поздний вечер превратился в ночь. Оглядевшись по сторонам, я сосредоточил свои мысли на Икари Синдзи и быстрым шагом пошел вперед, одновременно надеясь, что удастся поймать такси. Иначе я доберусь до фестиваля только к его окончанию.

Когда Аска дремала в такси, она едва слышно разговаривала во сне. Я уцепился лишь за три слова: «Дурачок… Синдзи… фестиваль…». И теперь, когда ноги вели меня именно туда, я нисколько не сомневался, что Синдзи на фестивале, что именно он звонил Аске, приглашая ее туда. И теперь я хотел увидеть его, последнего из четверки важных мне Лилим, которая сократилась до тройки.

Точно отзываясь на мои недавние мысли, рядом притормозило такси. Я забрался в салон, бросив коротко «Фестиваль», и снова погрузился в свои мысли.

Рей погибла, так сказала мне Аска. Я не знал, как это могло произойти, в моем последнем воспоминании о ней она была жива, и прижималась к Синдзи, смотрящего на меня почти что с ужасом. А потом… потом я оказался внутри Евы-01, начался Четвертый удар, и моя память превратилась в хаотические перемешанные кусочки паззла. Даже нескольких десятков паззлов, так что восстановить единую картину у меня не получалось.

Однако я знал, что это, к сожалению, было правдой. Стоило мне сосредоточиться на Аянами, как почти сразу же все мое тело пронизал холод. Могильный холод. И пусть я испытал подобное ощущение впервые, я не сомневался, что Аянами Рей мертва.

Синдзи должен был знать, что случилось. И потому я еще больше хотел с ним встретиться. Для меня он был самым важным, ибо все происходящее началось с него, и именно он больше других заслужил счастье. Но вспоминая Мари и Аску, а также слова рыжеволосой о том, что после гибели Рей он стал замкнут и склонен к депрессиям, я понимал, что злой рок, с которым мне теперь приходилось бороться, не обошел и его.

Таксист остановил машину у высоких ворот, за которыми теснились палатки и прогуливалось множество Лилим в кимоно, непременном атрибуте праздника. Вновь в моем кармане появились деньги, и, расплатившись с таксистом, я влился в этот праздничный водоворот. Не обладай я моими теперешними способностями, я мог бы найти Синдзи, лишь случайно натолкнувшись на него в этой толпе. Но теперь об этом беспокоиться не приходилось, и я уверенно прокладывал себе дорогу, благодаря стоявшему у меня перед глазами облику Третьего Дитя.

В одной из палаток мне попался на глаза «фруктовый лед», и я, повинуясь внезапному порыву, купил его. Лакомство, пусть и немудреное, оказалось неожиданно вкусным. С удовольствием отправляя в рот ложку за ложкой, я продолжал искать Синдзи. Я так увлекся поеданием «фруктового льда», что даже не заметил высокого парня в темно-синем кимоно, вынырнувшего откуда-то сбоку и толкнувшего меня. Провожаемый моим взглядом, бумажный стаканчик вылетел из рук и упал на землю.

 - О, простите! – воскликнул парень знакомым голосом. – Я так виноват! Позвольте мне купить вам еще один!

Я медленно повернулся к нему и встретился взглядом с повзрослевшим Икари Синдзи.

Мы сидели на небольшой скамеечке, держа в руках каждый свою порцию «фруктового льда». Синдзи время от времени поглядывал на меня, и его глазах читался примерно тот же самый вопрос, что задавали мне Мари и Аска: «Мы с вами нигде раньше не встречались?», однако задавать его вслух он не спешил. А я просто держал медленно тающее мороженое и смотрел невидящим взглядом вперед, на собиравшихся для того, чтобы насладиться фейерверком, Лилим.

Почему-то только встретившись с ним, предшествующим мне Богом этого мира, мне расхотелось притворяться. Хотелось взять его за воротник кимоно, встряхнуть как следует и сказать «Синдзи, это я. Вспомни меня, пожалуйста». Но я этого не сделал, понимая, что подобное бесполезно.

 - Простите, что толкнул вас, – негромко сказал он.

 - Хватит уже извиняться, – я покачал головой.

По его лицу, повзрослевшему, но словно пустому, искусственному, пробежала тень улыбки.

 - Одна моя подруга тоже говорит мне, что я слишком часто извиняюсь, – сказал Синдзи. – Но я не могу иначе.

Я понял, что он говорит об Аске.

 - Вы здесь один? – спросил он.

Вместо ответа я просто кивнул.

 - Я тоже, – он скопировал мой кивок. – Я хотел прийти сюда со своей любимой. Но, к сожалению, этого никогда не случится.

Синдзи не смотрел на меня, погрузившись в собственные воспоминания. А я, видя его потерянное лицо и потускневшие голубые глаза, понимал, что гибель Рей изменила всю его жизнь. В прошлом осталась боль потери. В настоящем – постоянное сожаление, что ее нет рядом. Будущее судило долгую и мучительную жизнь без той, которую он впервые полюбил.

 - Почему? – тихо спросил я.

 - Она погибла.

Мы немного помолчали, потом я вновь нарушил повисшую тишину.

 - Мне жаль, – он кивнул, будто принимая это сочувствие, как должное. Наверное, он уже почти привык к этой фразе за шесть лет. – Как это произошло?

Он посмотрел на меня с легким проблеском интереса.

 - Вы не поймете, даже если я расскажу.

 - Это неважно, – я покачал головой. – Вам нужно рассказать об этом. Даже если я и не пойму.

Он не стал спорить. Видимо, почувствовал примерно то же самое, что и Аска, рассказавшая все, что ее мучает, незнакомому длинноволосому парню.

 - Рей оказалась нужна для Третьего удара, – чуть отстраненно заговорил Синдзи. – Своего рода обязательный компонент. Она слилась с Евой-01, с ее пилотом. Она – часть от Ангелов, пилот – часть от людей. Благодаря им Третий удар прошел так, что никто и не заметил. Люди остались жить, Лилит освободилась, как и моя мать. Мы так и не узнали, кто пилотировал тогда Первую… но Рей тогда обняла меня и сказала, что ради того, чтобы жил я, она должна умереть. Она слилась с Евой… и больше я ее не видел…

На последних словах рассказа на глазах Синдзи выступили слезы, но он их словно не заметил. В небесах взорвался первый фейерверк, бросив алые отблески на его бледное лицо.

 - Пойдете смотреть фейерверки? – спросил Синдзи, повернувшись ко мне.

Я отрицательно покачал головой. Он молча поднялся со скамейки и направился вперед, к Лилим, завороженно уставившихся в небеса, расцвечиваемые разноцветными всполохами.

После рассказа Синдзи рассыпанные осколки бытия наконец собрались воедино. Рей, созданная специально для того, чтобы провести Третий удар… с этим я ничего не мог поделать. Мог лишь следовать плану, созданному Синдзи, заменив его. Пусть даже сам Икари-младший не понимал того, что сделал, это нисколько не влияло на то, что должно было случиться. Создавая «второй виток» этого мира, он невольно сделал Рей всего лишь инструментом для всеобщего счастья, каким она была в его первоначальном мире. Он не мог предположить, что из-за всех изменений, что он произвел с окружающей реальностью, изменится и он сам. Бедный мальчик не допускал даже мысли о том, что полюбит Рей, а не Аску…

Единственное, чему можно было радоваться, так это тому, что сам он ничего не знает. Если бы к Синдзи вернулась память, и он осознал бы, что своими руками отправил Рей на смерть, то это убило бы его. И впервые я настолько искренне порадовался, что никто из них ничего не помнит о том, что было до «второго витка».

Пусть даже он жив, гибель… жертва Рей сломала его. В созданном им «витке» он мог быть счастлив с ней. Но из-за заложенной им с самого начала установки развития событий этого произойти не могло. Когда я осознал это, по моему телу пробежал озноб: Икари Синдзи сам невольно лишил себя собственного счастья.

Я так хотел, чтобы у него все получилось. Пусть со второй попытки, но чтобы Синдзи был счастлив. И вот теперь, шесть лет спустя, я понимал, что это невозможно. Я мог помочь Мари и Аске, излечив их тело и душу, но с Синдзи такой вариант не прошел бы. Ведь излечить его могла лишь только Аянами Рей, погибший ключ к существованию этого мира.

Сосредоточив свои мысли на ней, не обращая внимания на могильный холод, я мысленно позвал:

 - Рей!

Несколько томительных секунд, и уже в тот момент, когда я был готов поверить, что силы Бога не распространяются на Смерть, с той стороны пришел ответ.

 - Да?

Большего мне пока не было нужно. Стянутая мной отовсюду, от самых дальних уголков мира сила забурлила вокруг, становясь почти осязаемой. Я закрыл глаза, вызывая в памяти знакомый до мельчайших подробностей образ. Мы сливались вместе во время Четвертого удара, и потому отлично знали друг друга. Знали так, как никто другой. И именно это знание, подкрепленное моей силой Бога-Из-Машины, могло теперь совершить чудо.

Со стороны может показаться, что чудеса происходят легко и просто. Но это взгляд того, кто лишь наблюдает за результатом, кто не способен сделать что-то сам. Для творца чуда оно зачастую сложно и подобно долгой извилистой тропинке меж двух бездонных пропастей. Один неверный шаг – и твоей судьбой станет вечное падение.

Еще никогда мне не приходилось так напрягать силы. Я и в самом деле оказался меж двух пропастей. Первая дышала холодом раскрытой могилы, одно неосторожное движение – и я навсегда очутился бы там, среди теней ушедших. Вторая сулила бесконечную пустоту, когда, не справившись с вызванным потоком энергий, ты оказываешься неспособен вместить его и превращаешься в ничто.

Я лавировал между пропастями, на ходу создавая себе мост, и одновременно ни на миг не забывая о том, что я делаю. Мою душу сотрясали сомнения в том, что все получится, страхи от осознания того, чем может завершиться малейшая ошибка. Ведь никогда до того законы этого мира не нарушались вот так, без ответного хода, без равновесия. Даже Синдзи не решился настолько перекраивать реальность.

Голоса, шепоты, стоны… Вспышки, огни, ровный свет… Алый, бледный, серебристый… В меня впивались тысячи игл, руки дрожали, а голова гудела, будто в ней поселился рой диких пчел. Но я продолжал делать то, что задумал, потому что отступить сейчас означало бы признать свое поражение. А Боги не проигрывают просто так.

Образы в моем разуме сливались с химическими формулами, одно с непостижимой для Лилим естественностью перетекало в другое. Законы физики были подобны натянутым струнам, вибрирующим под моими пальцами. Я создавал, искажая обычные пределы и возможности мироздания, подстраивая их под себя. Протянув мысленный коридор на ту сторону, я нашел трепещущий огонек и, протянув руку, схватил его. Пальцы обожгло, все мое тело тряслось от невообразимых нагрузок, в то время как мой разум почти кипел, работая на пределе. И в тот миг, когда две части, созданная и извлеченная, соединились, в голове у меня взорвалось несколько тысяч фейерверков одновременно.

Мечущиеся потоки силы, ломающей привычные для людей законы, сгустились воедино и, наконец, затихли. Открыв глаза, чувствуя невыносимую тяжесть во всем теле и адскую боль в голове, я повернулся влево. Рядом со мной, на скамейке, облаченная в фиолетовое кимоно, расшитое серебристыми цветами, сидела настоящая, живая Аянами Рей.

Ее волосы, как и мои, оказались длинными, будто все шесть лет она не стриглась. Алые глаза, отражение моих глаз, впервые утратили невозмутимость, ошеломленно осматриваясь вокруг. А потом остановились на моем лице.

 - Табрис… – прошептала она.

Я улыбнулся. Она и только она помнила это имя, как только она и могла узнать меня.

 - В последнее время я пользуюсь именем Дэус, – заметил я.

 - Ты… – у нее перехватило дыхание. – Ты воскресил меня?!

 - Да, – просто ответил я, любуясь и ей, и произведенным эффектом, одновременно предвкушая реакцию Синдзи.

 - Но… – впервые в жизни она не находила слов. – Но почему?

 - Потому что ты нужна Синдзи, – тихо сказал я. – А он нужен тебе. Потому что вы любите друг друга, и только вместе можете быть счастливы. Именно за этим я и здесь, Рей. Чтобы вы, все вы были счастливы.

Внимательные алые глаза, не отрываясь, смотрели на меня.

 - Дэус… – прошептала она. – Дэус экс Макина? Бог-Из-Машины?

 - В точку, – вновь улыбнулся я ей. – Именно то, что требовалось этому миру.

Словно чувствуя его, Рей повернула голову к собравшимся зрителям, и глаза девушки безошибочно нашли среди этой толпы Синдзи.

 - Что мне сказать ему? – прошептала она.

 - То, что подскажет сердце, – ответил я, тоже глядя на него. – Я попрошу у тебя лишь одно.

Аянами повернулась ко мне, и в глазах ее пылала решимость выполнить все, что угодно.

 - Береги его… – прошептал я.

Она кивнула, и как раз в этот момент в темном небе разорвался последний фейерверк, и Синдзи обернулся к скамейке.

Маска, созданная шестилетней тоской, рассыпалась. Глаза Третьего Дитя сверкнули удивлением и безумной радостью, и пусть он все еще не понимал, что происходит, ноги его сами сделали шаг навстречу ожившей мечте. Рей, вскочив со скамейки, бросилась к нему.

 - Синдзи!

 - Рей!

Они заключили друг друга в объятия, все еще не веря. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы видеть, что обоих бывших пилотов переполняет счастье. Именно то, ради чего я приходил сюда.

Синдзи поднял голову, чтобы посмотреть на скамейку, и я увидел, как еще больше расширились от удивления его глаза. Я знал, что он видит – парень, с которым он всего лишь несколько минут ел «фруктовый лед», медленно растворяется в воздухе, подобно призраку. Воскрешение Аянами отняло у меня слишком много сил, и я больше не мог поддерживать свое тело здесь, в этом мире. Рей, почувствовав напряжение Синдзи, тоже обернулась ко мне. И, послав им прощальную улыбку, я исчез.

Вокруг снова был знакомый мне лунный пейзаж. Я сидел на краю одного из саркофагов, смотрел на голубоватый шар Земли над головой и думал о том, что у меня все получилось. К Мари вернулся рассудок, Аска вновь сможет смотреть на мир двумя глазами и больше не быть одинока, а Синдзи и Рей будут вместе, как того и желали. Три чуда, которые я совершил. Мои личные три чуда.

Я чувствовал себя усталым, и знал, что саркофаг будет отличным местом для отдыха. Забравшись внутрь, я задвинул крышку и оказался окруженным темнотой и тишиной. Медленно подступала дрема, тело понемногу начинало цепенеть. Совсем скоро я провалюсь в сон, но даже он не сможет ослабить нити, связавшие меня с четверкой пилотов. И если с ними что-то случится, если я понадоблюсь снова, я проснусь. Проснусь, если буду нужен этому миру. А быть может, однажды я вновь вернусь на Землю, они вспомнят меня, и я буду жить среди них. Как их друг, Табрис, Нагиса Каору, Дэус, и одновременно, пусть они и не будут знать об этом, как Deus Ex Machina.

Чувствуя, как губы мои складываются в улыбку, я погрузился в сон.